Венона сунула пальцы между бедер и задергала тазом. Сорель поморщился мучительно. От криков северянки у него начиналась мигрень.
– Съесть простолюдинку ты можешь прямо сейчас. – Он зубами открыл пузырек и высыпал серый пепел в бокал с вином.
– Что это? – подозрительно насупилась Венона.
– Подарок от Аэда Немеда.
Внедрить агентов в тюрьму Полиса было половиной дела. Сорель не справился бы без помощи колдунов, Немеда и Махаки. Под защитой магии пленницу вызволили из клетки, а травник «опознал» в сожженном зомби Венону Батли и убедил всех, что гибель ее была случайностью.
Никто не додумается искать беглянку в бесхозных спальнях Северной башни.
– Ты собираешься отравить меня, малыш?
– Увы, ты слишком ценна для нас.
– Скажи, что здесь пепел плебейки. – Венона томно облизала край бокала.
– Здесь пепел ее волос, извлеченных из гребня. И не только. Немед постарался на славу.
– Скажи мне, скажи, что ты обещал.
Сорель вздохнул.
– Мы не убьем твою простолюдинку. Запрем где-нибудь на время ужина, и…
– И она поплывет со мной на Лингбакр. – Венона залпом осушила бокал.
– Зачем тащить ее к Балтазару? Прикончи девку здесь, после праздника.
– О, – Венона потянулась, – я давала ей шанс умереть быстро.
Глядя на голые груди северянки, Сорель даже пожалел, что поведанный им план был сплошной ложью. Венона не покинет дворец, не сбежит на Лингбакр; ей не будет суждено вернуться в Оазис с триумфом и стать батлером при безумном маркизе Батте. Сегодня вечером Венона Банти принесет себя в жертву ради Гармонии, и к тому моменту ненавистная ей плебейка истечет кровью. Две прекрасные девушки оплатят жизнями спокойствие Реки.
Убить Алтона можно было в башне Нэя или раньше, на турнире. Но Руа настаивал, чтобы молодой маркиз умер на глазах отца.
– Я ничего не чувствую, – пожаловалась Венона уже не своим голосом.
Сорель улыбнулся. Порошок подействовал мгновенно. Венона менялась: смягчались ее черты, светлели волосы и кожа, маленькие заостренные груди округлялись, увеличивались и тяжелели. Косы Веноны расплелись, зачарованный Сорель дотронулся до каштановых локонов.
– Что? – Венона взглянула на свои руки, на преобразившееся тело. Разница была очевидной, но только не для нее самой. О чем и предупреждал травник. Заклинание мнимого лица обведет вокруг пальца и человека, и духа, но тот, кто похитил чужую внешность, будет видеть себя прежним.
– Получилось? – спросила Венона, облизывая пухлые искусанные губы.
– О да, – сказал Сорель.
На смятом черном шелке перед ним сидела подопечная Георга Нэя, простолюдинка Лита. Сегодня вечером она застрелит маркиза Алтона. Шахматная партия продолжится без двух пешек и без ладьи.
Правопорядок в Сухом Городе регулировали патрульные, речная и городская стража и подразделение тошеров, прочесывающих подземные тоннели. Патрульной полицией бессменно руководил кнутмастер Серпис. Этим солнечным днем Серпис пытался вытолкать из своего кабинета Литу, дочь Альпина. Лита сопротивлялась, намертво вцепившись в дверной косяк. Пышные навощенные усы кнутмастера подрагивали от возмущения.
Брови Нэя непроизвольно полезли на лоб.
– Что происходит?
– Георг! Хвала Творцу! – Серпису таки удалось оттеснить зазевавшуюся Литу от кабинета. – Заберите ее, во имя Гармонии! Видеть больше не могу!
– Что-то новенькое. – Нэй покосился на взлохмаченную, покрасневшую Литу. Она же прожигала глазами главу полиции.
– Клянусь, – запыхтел Серпис, – не будь она подмастерьем колдуна, живо схлопотала бы теплые нары в Пыточной. И я бы лично, – он ткнул пальцем в висящую на груди медаль, – охаживал нахалку плетью, а потом обрабатывал бы раны речной солью!
– То есть моя подопечная не арестована?
– О, даже напротив! Я буду благодарен, если вы немедленно уведете ее из административного здания!
– Я никуда не уйду, – отрезала Лита.
– Это еще почему?
– Не уйду, пока они не отпустят Билли Коффина.
– Кто такой Билли Коффин? – спросил Нэй.
– Мой жених! – выпалила Лита.
«Да сам кракен, – подумал колдун, – не согласился бы стать твоим женихом, девка!»
– Георг, – взмолился Серпис, – она преследовала патрульный отряд от самого Кольца! Натравила голубей! Мои ребята с ног до головы покрыты птичьим пометом! Сержанту камнем разбили нос!
– Ты швыряла в полицейских камни? – Нэй опешил.
Лита молчала, сжав зубы.
– Не она, – сказал Серпис. – Иначе я бы не посмотрел, что подмастерье, – живо скрутил бы! Тот, кто это сделал, растворился в толпе. Форменное безобразие! Мятеж! Они там все мятежники за стеной!
– Давайте по порядку, – попросил Нэй. – Лита?
Девушка тряхнула своей шикарной гривой.
– Я навещала отца. Примчалась мама Коффина. Сказала, полиция задержала Билли по ложному обвинению. Я бросилась за этими дуболомами. Собрались люди, и кто-то кинул в сержанта камень. Но это был не рыбак, а горожанин. Я успела разглядеть его волосы – они пострижены цирюльником!
– Зачем, – взвыл Серпис, – горожанину переться в Кольцо и защищать какого-то доходягу?
– Это был провокатор, – заявила Лита.
Нэй взял подмастерье за локоть, но она пихнула его плечом.
– В чем обвиняется арестованный рыбак?
– Он призывал соседей к неповиновению.
– Неповиновение? Он бы не выговорил такого слова! Билли – тишайший увалень! У него мозг как у устрицы!
– В телеге Коффина нашли листовки… крамольного содержания.
– Да он читать не умеет!
– Лита. – Нэй подвинул подопечную. – Мы с кнутмастером поболтаем минутку.
Кабинет главы полиции был напичкан механическими канарейками. Серпис захлопнул дверь и привалился к стене.
– Как вы ее терпите, Георг?
– Не спрашивайте! – Нэй указал на седую прядь в своей косе, заплетенной на такотский манер. – Серпис, у меня к вам просьба.
– Что угодно, но пацан останется в каталажке.
– Разрешите мне воспользоваться заклинанием похищенного ока. Если он подбивал к бунту…
– Творец! Я сам знаю, что этот рыжий дурак невиновен! Но мы не должны прощать! Сегодня они швыряют в полицию камни, а завтра снесут ворота и будут купаться в прудах и кормить чумазое отродье конфетами! И кто-то же это напечатал!
Серпис ткнул Нэю листок. Колдун зачитал вслух:
«Рыбаки! Помните Левиафанову ночь! Требуйте лекарства для своих детей…»
– Такие листовки кто-то распространяет в Кольце.
Нэй принюхался к черным буковкам.
– Домашний станок. Дорогущий. И бумага стоит дороже лодки.
– Опять провокация?
– Большинство рыбаков безграмотны. Десяти лет не прошло с тех пор, как милорд построил рыбацкую школу и позволил их детям получать начальное образование.
– При всем уважении, – воскликнул Серпис, – не представляю, чтобы житель Оазиса печатал такую крамолу, подстрекая нищую сволочь к восстанию. В любом случае, – он забрал у Нэя листовку, – пусть разбирается Сорель. Политика не касается полиции. А Коффин… – Серпис осекся. Нэй раскладывал на столе, среди разобранных канареек и шестеренок, три полоски мелованной бумаги.
– Это пригласительные билеты. Сегодня во дворце праздничный ужин в честь маркиза Алтона. Не желаете ли выгулять дочерей? Знаю, вы давно хотели поболтать с министром Дамбли.
– Георг, – застонал кнутмастер. – Вы режете меня без ножа.
…В башню они возвращались через виноградники и ухоженное кладбище.
– Спасибо, – негромко сказала Лита. – Я ручаюсь, Билли…
– Знаю. – Нэй смотрел на надгробия с высеченными именами горожан. Здесь, под ивой, лежала и его мать, гувернантка при дворе Маринка. Речников и капитанов хоронили в Реке. – Кто-то вознамерился нарушить Гармонию.
– В Кольце она давно нарушена. Разве не справедливы требования снабжать лекарствами умирающих от туберкулеза? Разве старик, у которого отняли последнюю лодчонку, или женщина, не способная прокормить детей, – разве они не мечтают бросить в самодовольного сержанта камень?
– Это не твоя забота. Ты сыта, у твоего отца теперь водятся монеты.
– Тебе никогда не понять нас, придворный колдун.
Они обогнули мраморную усыпальницу.
– Венона Банти сгорела заживо в Пыточной.
– О… – Лита заморгала. Опустились уголки ее рта.
– Ты не рада?
– Я редко радуюсь смертям. Чьим бы то ни было.
– Она бы радовалась твоей смерти, поверь.
– Этим мы и отличаемся. Что произошло?
– Кажется, она творила заклятие и самовоспламенилась.
– Странный день, – сказала Лита.
– День еще не закончился. Ты готова принимать ванну? Вечером мы приглашены на ужин к милорду.
Но Лита не слушала про ужин. На слове «ванна» она завизжала так, что потревоженные воробьи вспорхнули с ветвей.
При появлении кардинала Томас Дамбли встал и склонил голову.
– Ваше высокопреосвященство, – произнес министр со всем фальшивым почтением.
– Рад вас видеть, Томас. – Кардинал Галль протянул руку с массивным кольцом тыльной стороной ладони вверх, но Дамбли сделал вид, что не заметил этого. Не хватало еще целовать стариковскую коричневую кисть, торчащую из широкого рукава красной рясы.
– Вы должны извинить меня за ожидание, – хрипло сказал кардинал.
– Пустяки. Мне было о чем подумать.
– Как? А, хорошо. Наш разговор подкинет вам новых мыслей.
– Не сомневаюсь.
– Позвольте. – Кардинал приподнял дрожащую руку, на этот раз чтобы пригласить гостя прогуляться.
Они вышли из комнаты, в которой Дамбли прождал более часа, и спустились по лестнице во внутренний двор. Кардинал часто останавливался. Дамбли терпеливо ждал, пока долговязый старик, напоминающий хищную птицу, откашляется. Он словил себя на глупой забаве: если свести глаза к носу, то фигура Галля превращалась в длинное кровавое пятно, прореху в мутном воздухе.
– Кха-кха… Слышал, вас можно поздравить с должностью казначея.
Дамбли промолчал.
Они попали в атрий здания, расположенного за Храмом Распятого Человека и скрытого от глаз зевак высокими стенами и цеховым каналом. Дамбли удалось откопать (утро он провел в архиве), что прежде здание принадлежало знатному семейству. Основательное, угрюмое, с каменными башенками и подвесными переходами.