– Мистер Нэй! Сэр!
Молодой человек в капитанской фуражке подошел к Нэю раскачивающейся поступью, выработанной шатким палубным настилом.
– Капитан Пакинс, – улыбнулся Нэй, первым протягивая руку. – Не успел вас поздравить с официальным назначением.
– Сэр… – смутился Сынок – матрос, рекомендованный Нэем на должность капитана после путешествия в северную воду. – Всего этого не было бы без вас. – Две половинки асимметричного лица соединились в благодарную улыбку. – Капитан Пакинс… до сих пор не привыкну!
– Скоро привыкнете. Дело нехитрое.
Сынок рьяно кивнул, затем вскинул руку и поправил фуражку. Капитан был одет в замызганную матросскую робу.
– Готовы облачиться в китель? – спросил Нэй с доброжелательной усмешкой. – Как идет подготовка?
– Полным ходом, сэр! Я получил ваше письмо с просьбой подготовить «Каллена» для экспедиции на Восток. Но вы, похоже, не узнали красавца?
Сынок развернулся к высящемуся в доке судну. На этом одномачтовом крепыше они побывали на атолле безумного рыбака, а после добрались до острова с воинственными богами. Нэй присвистнул.
– И правда, не признал.
Они двинулись между бухтами канатов и штабелями бревен.
Когг окружали бревенчатые подпоры, строительные леса, мостики, блоки и лебедки. К фальшборту поднимались трапы. Часть клинкерной обшивки сняли, в брешах торчали ребра-шпангоуты, проглядывались бимсы.
– Гниль въелась, сами понимаете, – покачал головой Сынок. – Вчера получили партию дуба. Заменим все брусья из низших сортов.
– Мачту тоже?
– Да, сэр. Поставим после спуска на воду.
Они поднялись на палубу. Нэй поддел мыском сапога горку опилок. Наклонился и зачерпнул горсть свежей стружки, жадно вдохнул запах. Внизу стучали долота, лязгал металл. Приходилось кричать.
– Как пережили бурю?
– Я был здесь. Все два дня. Кости до сих пор мокрые, и внутри, и снаружи. Но мы не дали «Каллена» в обиду. – Сынок подошел к борту и кивнул вниз на сохнущие паруса.
У якорного кабестана дрых мальчишка-мастеровой. Капитан хотел было наступить тому на кисть и облаять (правая половинка рта злобно приоткрылась), но Нэй приобнял Сынка за плечо и увлек дальше.
– Штурвал? – удивился колдун. – Не думал, что проблемы с памятью начнутся так скоро.
– Нет, сэр. То есть да, сэр, штурвал, а проблем нет… Мы немного улучшили когг. Обрезали румпель, поставили штурвал и завели на него с обоих бортов тросовый привод.
Нэй взялся за рукоятку и немного повернул колесо.
– Я впечатлен.
Они заглянули в каморку под форкастлем и в каюты под ахтеркастлем. «Здесь я часами разговаривал с Литой, когда она сгорала от легочной хвори». Помещения будто вылизали гигантские сомы-чистильщики: ничего, кроме стружки и щепок. В бортах прорубили дополнительные иллюминаторы.
– Впереди оснащение и покраска, – отчитывался Сынок. – Подводную часть смажем рыбьим жиром и серой. Потом обработаем смолой, покрасим охрой и дегтем. Я подумываю о латунной обшивке, но…
– У вас будут деньги. Сегодня же.
– Сэр! Это позволит «Каллену» лететь! Он станет намного лучше, чем когда сошел с верфи!
– И, капитан, что касается корабельных лаков, самых лучших… Я поговорю с Гарри.
– Гарри Придонным?
– Да. Вы получите все необходимое, даже если для этого придется, так сказать, обойти некоторые формальности. А еще нам не помешают шкатулки с попутным ветром и заговоренные паруса. Но я забегаю вперед…
– Кстати, сэр. Куда именно на Восток?
– Только для ваших ушей, капитан. – Нэй наклонился к Сынку. – Наша цель – Калькутта.
– Вас понял, сэр.
– Пропуск на выход судна в Мокрый мир будет у меня на руках через неделю.
– Мне хватит четырех дней. Трех!
– Отлично. И не забудьте подготовить все необходимые карты и журналы.
– Конечно, сэр. Все сделаю, будьте уверены.
Они остановились на верхней палубе. К лицу Сынка прилипло задумчиво-мечтательное выражение. Нэй подождал, когда тот соберется с мыслями.
– Сэр, а помните, как мы огрели пиратов в Северной воде?
– Будто вчера было.
– Точно! Не думал, что абордаж – это так захватывающе! Крюки, багры! Рукопашная на вантах! Как вы спрыгнули с бушприта прямо на их главаря, ух! А я…
Нэй позволил собеседнику отдаться фальшивым воспоминаниям. Титус Месмер хорошо поработал с головой Сынка: выскреб остров с летающими повозками и харкающими огнем железными черепахами, подправил, вложил речной бой с пиратами, – но не сильно-то усердствовал в правдоподобности новых воспоминаний. Да и что Месмер – колдун, который провел большую часть жизни в подземельях под банями, – мог знать про абордажный бой? Про долгие кровопролитные схватки, в которые вступали специальные абордажные отряды после того, как отгремят выстрелы пушек. В пороховом дыму, в паутине спутавшегося такелажа (войти в абордаж нетрудно, а вот расцепиться…), под стук абордажных топоров. Пока не окажешься на палубе, рассчитывать приходится только на свои руки – короткие удары в голову, локти, колени, стопы – и зубы…
– Вы, капитан, показали себя с лучшей стороны.
Получилось немного двусмысленно, но молодой капитан не заметил. Он сиял.
– А как дела у… госпожи Литы?
Нэй машинально коснулся переговорной раковины на груди под сюртуком.
– Она идет с нами.
– Правда?
– Уж не полагаете ли вы, что я вру?
– Нет-нет, что вы… сэр!
– Это была шутка.
– О! Я понял, сэр…
Нэй ступил на трап. Высоко-высоко, над чадом и шумом судоремонтной мастерской, кружили чайки.
– Вы хорошо организовали работу. И верю, закончите ее на должном уровне и в срок. А сейчас мне пора. Столько дел.
Сынок стянул фуражку.
– В Оазисе жарко, да, сэр?
– Не забивайте этим голову. До встречи, капитан Пакинс.
– Всего вам хорошего, сэр. И… Вы были правы, сэр…
– В чем же?
Сынок опустил глаза:
– Девчонки любят капитанов.
Хромая кошка сообщила, прерываясь на вылизывание брюха, что отец в доме не один. Лита скользнула за кусты и подслушивала ушами домашней питомицы, как Альпин отчитывает тугодума Билли Коффина. Голос старика, обычно дребезжащий, заметно окреп. Точно заядлый торгаш или директор плавучего рынка, отец раздавал Коффину указания: сколько брать за фунт моллюсков, как торговаться за соль. Дела Альпина шли в гору, длиннохвостый ял, подаренный Советом Кольца, приносил стабильный доход. Не были лишними и магические символы, которые Лита начертила чернилами невидимой каракатицы на борту новенького отцовского парусника. Вчера еще абсолютно нищий, теперь Альпин нанял себе в помощники Билли Коффина, несостоявшегося зятька. Казалось, Лита сквозь стену слышит, как скрипят ржавые шестеренки в голове Билли, как трудно дается ему информация.
– Все! – воскликнул сердито Альпин. – Ступай прочь и не возвращайся без денег!
Рыжий детина, бормоча под нос, вывалился из хибары, почесал в паху, поглазел на двух гвардейцев, балующихся ясконтийской махоркой, и пошлепал к телеге. Полные речного богатства бочки ждали отправки в Оазис. Возможно, на ужин Лите подадут окуня, выловленного ее отцом. Кольцо, этот зловонный рассадник заразы, поставлял деликатесы на кухни аристократов.
«Они, – говорил отец, сердито кивая на крепостные куртины. – Они нас угробят. Они нас со свету сживут».
«Я теперь тоже – они?» – Лита задумчиво потопталась на пороге. Поискала в душе теплые чувства к этому месту, к дому, в котором провела девятнадцать лет, и, не найдя таковых, скользнула в пропахшую рыбьими кишками хибару.
Все было чужим. Комната сузилась, хлипкая мебель мстительно выставила углы. «Ты не наша, – твердил ей рыбацкий домишко, – и никогда не была нашей. Подкидыш, иди в свои чистенькие комнаты, ешь картошку в фонтанах, или чем вы там занимаетесь, обитатели Оазиса».
– Дочь. – Альпин подавил порыв, не шагнул навстречу гостье. Скупой на эмоции, он набычился, принялся тереть мозолистой ладонью шею. Лите стало неудобно перед ним. За остриженные у плеч волосы, за почти мужское одеяние, целые мочки, за умение смотреть людям в глаза и не сутулиться.
– Здравствуй, папа.
– Голодная?
Она ответила отрицательно. Завтракала ягодным пирогом и икрой летучей рыбы. Альпин сел на колченогий стул, медленно, словно позвоночник окаменел.
– Судачат, ты была на приеме у милорда.
– Враки.
На полке над кухонным столом стояли свистульки, выполненные в форме птиц. Давным-давно их вылепила из глины мать Литы. Лишь в материнских устах свистульки пели: переливчатые рулады имитировали голоса соловьев. После маминой смерти птички умолкли навсегда. Альпин бережно хранил эти хрупкие безделушки. Только коты (и Лита) знали, что бессонными ночами он целует их и плачет потом, кусая кулак.
– Судачат, ты спасла от смерти маркиза Алтона.
– Глупости, пап. – Лита дотронулась пальцем до глиняного соловья.
– Ты принимала ванну?
– О да.
Подростком она ложилась в лунку, вымытую приливом в камне, и представляла, что это ванна. Той наивной девчонке сегодняшняя Лита могла бы сказать, что настоящая ванна с настоящим душистым мылом – действительно неописуемое блаженство, но за все в Оазисе надо платить. Она объяснила бы (попыталась бы объяснить), что мир внутри крепостных куртин бывает столь же опасен, как темные подворотни Кольца.
Умереть там было так же легко, как вымыть шампунем волосы. А порой мертвые воскресали.
Справился бы разум отца, простого речного труженика, с правдой? «Папа, Венона Банти, пиранья из пираний, похитила мою внешность, чтобы застрелить маркиза, но я сделалась невидимкой и огрела саму себя большой тарелкой. То есть блюдом, конечно, это было блюдо. Кстати, папа, ты в курсе, что в Вагланде некоторые мужчины спят с мужчинами, а женщины – с женщинами? Так вот, у меня появилась подруга…»
Лита улыбнулась рассеянно, вспомнив головокружительный побег по крышам, Джиа Баби… Нет, отца не стоило посвящать в такие подробности. Блуждая затуманенным взором по свистулькам, она вспомнила и чертову госпожу Борэ, едва не отправившую ее к Творцу Рек. Не успели угаснуть последние всполохи салюта, как Борэ и нескольких слуг арестовали. Нэй прибег к заклинанию похищенного ока и выяснил, что заговорщики шантажировали ее и склонили к устранению Литы. Слуги оказались переодетыми агентам