Нэй помрачнел, наблюдая за пляской старых богов. Сколько же их расплодилось до Потопа? Наверное, Сухой мир был тем еще местечком: наводненное божествами поле боя, где адепты разных религий убивали друг друга во имя высокомерных небожителей.
«Лучше бы вы не всплывали из Реки», – подумал Нэй, имея в виду и слоноголовых толстяков, и Бога-Голубя, и всех прочих.
Просторную комнату заливал солнечный свет. Распахнутые двери выходили на балкон. За перилами из слоновой кости благоухал сад, давно приевшиеся ароматы бесцеремонно вторгались в покои. Балкон опоясывал здание, и можно было попасть в апартаменты маркиза Алтона – справа, и Литы – слева.
Нэй с досадой обнаружил, что, пока он дрых, кто-то (бесшумная служанка в сари?) убрал со стола объедки и поставил блюдо, полное вязких сладостей и засахаренных фруктов. Вийон развлекался тем, что разбирал и заново собирал алый гранат, зернышко к зернышку упаковывал обратно в кожуру. Перехватив взгляд хозяина, фамильяр смущенно обронил плод.
«Если мы пленники, – подумал Нэй, – то это странный плен».
Дворец, в котором жили странные пленники, представлял собой окруженную гранатовыми деревьями громадину. В саду работали девушки с миндалевидными глазами, подведенными сурьмой. Они ухаживали за розами, жасмином и кустами, названия которых Нэй не знал, и обругивали нахальных обезьянок. Прохаживались наложницы, чьи лица маскировал тончайший муслин. Гвардейцы носили голубые шаровары, а жрецы бесчисленных богов – оранжевые платья. Дворец изумлял обилием тигриных шкур и ковров. Обеденный стол в комнате Нэя был сделан из нефрита. Огромную кровать защищала москитная сетка, а окна закрывали ширмы из ароматной травы: слуги поливали их водой, охлаждая воздух. В комнате Литы были даже качели, подвешенные на цепях.
«Странный-престранный плен».
Нэй зевнул, хрустнув челюстью. Сладкое кушанье вгоняло в дрему. Вот и докатился он до послеполуденного сна, удовольствия стариков. Глядишь, и вовсе в спячку впадет, как Четверо Старых.
Нэй встал с софы и налил в фарфоровую чашку кофе, подслащенный тростниковым сиропом. Калькутта – самый большой остров Реки, заветная мечта Нэя – одаривал не тайными знаниями, но шикарными яствами. Матросы «Каллена» поглощали в порту рисовую водку, а капитана Пакинса, Сынка, Нэй видел вчера, осажденного смуглыми танцовщицами.
«Вы еще не решили свои вопросы?» – с надеждой спросил Сынок. Его зрачки расширились от употребления гашиша и нюхательной соли. Нэй опасался, как бы команда не подняла мятеж, отказавшись покидать гостеприимный край.
Но гостеприимство раджи вызывало самое меньшее вопросы, а то и тревогу у человека с развитой интуицией.
«Каллен» доблестно справился с испытанием. Помогли лаки Гарри Придонного и заговоренные паруса. Остановки свели к минимуму, памятуя о важности миссии. Лишь однажды Нэй сделал исключение, и они с Литой, Алтоном и новыми водоплавающими дружками вдоволь порезвились в теплых волнах. Как хороша была Лита, оседлавшая дельфина!
Промелькнули и исчезли за бортом населенные дикарями архипелаги, исполинские бетонные соты, взмывающие ввысь из Реки, барьерные острова, о которых рассказывал Каххир Сахи.
И вот перед коггом берег, изрезанный ласковыми бухтами, растопыривший скалистые пеньоны, как пальцы. Пальмы, отяжелевшие от кокосов, тамаринды, обвитые лианами. Потрясающий беспорядок джунглей.
– Я слышал, калькуттские девчонки творят чудеса, – располовиненное лицо капитана слилось в гримасе блаженства.
– А я, – вклинился пожилой боцман, – слышал о секте душителей, что рыскает в лесах. О жертвоприношениях под красной луной и о хороводе голодных демонов.
– Да ну тебя, – отмахнулся Сынок.
У входа в фарватер «Каллен» встречали пироги. Визит союзников не стал сюрпризом для людей Востока. Калькуттцы вручили подарки, и кувшины с питьем, и приветствия, нацарапанные на мясистых пальмовых листьях. Когг сопроводили по узкому каналу; в порту звенели бронзовые цимбалы и обученные слоны задирали хоботы и гудели – Лита повизгивала от восторга, а Сынок впивался глазами в полуголых туземок.
С тех пор миновало четыре дня. Четыре дня чужестранцев закармливали сладостями, поили терпким вином. Фокусники демонстрировали трюки с огнем и вышколенными пантерами. Рави появлялся до того, как гости успевали подумать о нем, и выполнял любую прихоть… кроме одной.
Аудиенция у великого раджи Пандея откладывалась с вечера на вечер. И Каххир Сахи, по словам Рави, был слишком занят, чтобы выйти к землякам.
«Позже», – говорил Рави, приставленный к чужестранцам, будто… кто? Батлер? Конвоир?
Они жили во дворце как почетные гости и свободно покидали его чертоги, гуляя по тенистым улочкам, но в городе Нэя не оставляло чувство, что за ними постоянно наблюдают. Что стадо верблюдов, вдруг возникшее на пути, корректирует их маршрут, что торговку, отвлекающую от заманчивого проулка, он видел в гранатовом саду…
Сколько всего могло поменяться дома за четыре дня, пока они пьют чай с плантаций неуловимого раджи и нюхают туберозы! А если прибавить десять суток плавания… Не висит ли уже на дворце Маринка символ Распятого? Не сидит ли на троне кукла с глазами-черепами?
При мысли о Батте у Нэя возникала изжога. Или виной тому карри и прочие острые специи?
– Георг. – Алтон прошел сквозь невесомую занавеску. На маркизе была рубашка из небеленого хлопка и голубые штаны. Сильнее загорит – совсем смешается с туземцами. – Я собираюсь на охоту. Составите компанию?
– Охота – развлечение бездельников, – изрек Нэй, механически поглаживая Вийона по холке.
– Охота, – парировал Алтон, – развлечение людей, у которых есть место, чтобы охотиться. Вы когда-нибудь бывали в джунглях?
– Приходилось. – Нэй услышал шаги в коридоре и посмотрел на дверь.
– Но точно не в таких больших! Идемте со мной, будет весело!
«Все веселее, чем таращиться в потолок», – сдался Нэй.
– Почему бы и нет… думаю, и Лита…
Инкрустированная серебром дверь отворилась, прерывая на полуслове, и Рави переступил порог. Он был облачен в белые одежды и тюрбан. Лицо сухое, морщинистое, но движения плавные и быстрые, ни намека на дряхлость. Клинышек седой бороды, орлиный нос, холодные, глубоко посаженные глаза. Над переносицей рядовых факиров сверкал драгоценный камешек, но Рави не носил украшений. На его лбу выпирала небольшая шишка, перечеркнутая шрамом, напоминающим подкову.
– Да благословит Ганга вашу тень. – Рави говорил на речном языке с едва заметным акцентом.
Нэй слышал о факирах разное. В Калькутте, городе укоренившихся предрассудков, эти фанатики не подчинялись религиозным или светским законам. Они считались святыми вне зависимости от совершенных грехов, им прощались убийства и святотатство. Факиры были верными псами раджи, исполнителями его царской воли, но даже повелители острова не смели их наказывать. Когда отец нынешнего раджи объединил провинции острова в единый город, факиры залили кровью дома своенравных князей.
Рави представился старшим факиром, браматмой, правой рукой Пандея, но с гостями он вел себя как обыкновенный дворецкий, и это тоже рождало подозрения.
– Мои друзья довольны? – Подобострастие контрастировало с ледяным блеском глаз. Нэй подумал о кобрах, подручных фокусников. – Еще чая? Фруктов?
«Не насмехается ли он над нами?»
– Спасибо, мы сыты.
– Собираемся проветриться, – сказал Алтон. – Георг, а вы видели Литу?
Рави опередил Нэя.
– Лита-джи отправилась в город.
– Я же просил ее… – Нэй потянулся раздраженно к висящей на шее раковине, но передумал. Свяжется с Литой позже, не при факире. – Рави, вы передали великому радже мою просьбу?
– О, да. Раджа примет вас. Как только будет готов.
– А господин Сахи?
– Полагаю, он немедленно придет, когда закончит свои дела. Безотлагательные дела, полагаю.
Нэй кивнул, сверля взглядом факира.
– Мы хотим поохотиться, – сказал Алтон бодро. – Могут нас отвести в джунгли?
– Само собой. – Рави поклонился. – Как прикажете, маркиз-джи.
Нэй задался вопросом: правда ли, что, умерщвляя бренную плоть годами поста, факиры учатся общаться с мертвецами и что простой смертный и вскрикнуть не успеет, если факир одними ногтями сорвет с него скальп, будто тюрбан?
За последнее время Лита поднаторела в умении ускользать от сопровождения. Пара нехитрых маневров, и ненавязчиво следующие за ней метисы потерялись в толпе. Лита вильнула вправо, в пахнущие мочой лабиринты. Раковина побурчала голосом Нэя и затихла, устав окликать, чертыхнувшись напоследок. Древние стены из песчаника то сужались, то расширялись. Стоял знойный полдень, солнце обжигало тесные закоулки, нагревало камень и голову беглянки. Зря Лита не прихватила шелковый зонтик.
Лите быстро наскучили сладости, качели и даже мраморная ванна. Радовали лишь слоны. Этих могучих животных она увидела еще в порту, где они таскали по набережной стволы тикового дерева, складывая в аккуратные пирамидки, и разгружали суда. Лилу, прекрасная молодая слониха, покрытая дорогой попоной, стала ее подружкой при дворе раджи. Утро начиналось с верховой езды вокруг дворца. Корнаки, погонщики слонов, были впечатлены мастерством Литы: та лихо взбиралась на Лилу, и великанша во всем повиновалась чужестранке.
Но сегодня Лита захотела пройтись. Ее подозрения насчет Калькутты полностью оправдались.
Во дворец новоприбывших гостей везли в паланкинах, обитых розовым атласом, на бархатных подушках. Сквозь занавес из кисеи Лита рассматривала потрясающие колонны, цоколи, портики, гранитные дома вельмож. Горожане отдыхали на террасах, пили чай или потягивали дым из хрустальных кальянов. Галдели разноцветные попугаи, ворчали домашние слоны. Рынок впечатлил обилием вычурной посуды, тигриных шкур, шакальих рогов и магических артефактов, которые мог купить любой желающий!
Дочери рыбака салютовала личная гвардия раджи, и служанки омыли ей ноги.
Калькутта разительно отличалась от всего, что когда-либо видела Лита (а за последний год видела она многое), но в одном была схожа с Полисом. Чуть отойди от яшмовых мавзолеев – и очутишься среди нищеты. В прогорклой вони дешевой стряпни, гниющих овощей, пота и навоза, в кругу измотанных работой бедолаг.