Дамбли зажмурился, прогоняя видение, затем церемонно положил руки на столешницу и стал слушать.
Похоже, он ненадолго выключился – за столом обсуждали решение военного совета, собранного несколько дней назад в кабинете Маринка. Дамбли не присутствовал на совете, зато читал доклад, из которого сочилось малодушие адмирала. Все заседание Крэдок выискивал предлог, чтобы остаться в Оазисе, под защитой береговых батарей, подальше от армады Руа. «Многие корабли в плачевном состоянии, некоторые еще не вернулись из ремонта, не хватает людей…» – «Знаете, как воюют словяки? Подгребли на своих лодочках, окружили, взяли на абордаж, а не вышло – отбежали, рассыпались. О какой тактике идет речь?» – «Столкновение в открытой Реке может закончиться катастрофой!» Адмирал даже заикнулся о «падающем барометре», на что герцог Маринк сказал: «Не могу понять, вы боитесь дождя или просто боитесь?» Это подняло уровень храбрости адмирала, который заверил, что объединенная эскадра готова выйти навстречу врагу, а он лично – принять на себя главный удар. «Все в Реку! Немедленно!» – горячился, спасая свою честь, адмирал. Капитан Лидс толково высказался по подготовке флота. Два генерала, особо приближенные к Крэдоку, исподволь вернули разговор к тому, чтобы оставить корабли в порту, спрятаться в крепости, и пускай враг выдохнется в долгой осаде. Лидс возражал: «Столько судов можно разместить только у карантинных островков или вдоль Кольца, где их засыплют ядрами и пустят ко дну. Но даже если впихнуть корабли в порт, несколько брандеров превратят гавань в огненный шар». Фицрой пытался возражать. Лидс сказал: «Хотите, чтобы они сожгли гавань вместе со складами, пробили куртину и вломились в наши дома?» («Знать Оазиса в лапах разбойников, – подумал Дамбли, читая доклад. – Нас запрут в голубином храме, а Галль будет ползать перед победителями и бросать им под ноги священные перстни. Или, что более вероятно, стоять рядом с Руа и смотреть, как ползают другие».) Маринк объявил голосование, и они проголосовали. Снимаемся с якоря – завтра.
– А что со священниками? – спросил кто-то. – Уже можно гнать их в шею?
– Капелланы останутся на кораблях, – вздохнул адмирал. – У меня состоялся разговор с кардиналом, но…
Фицрой хохотнул:
– Ну, хоть молиться научатся! В Реке да под ядрами это дело быстро пойдет!
Оживились и другие офицеры, все, кроме каменнолицего Любуура и умиротворенного Пурушоттопханиндры. «Они хоть понимают на речном?»
– А реи брасопить будут? Палубы драить?
– Клирики? Ага, как же. Службы трубить будут. Крылышками махать. Души спасать на шканцах.
– На кой черт это Галлю?
«Союз трона и алтаря, – подумал Дамбли, – вот на кой».
– Культисты! Чем они лучше клановцев?
– Дай им волю, так своего Распятого на мачту прибьют, а на трюм-рей Птицу посадят!
– Так и до судовой часовни докатимся!
Адмирал хлопнул кулаком по столу, и все затихли. Взгляд серых болезненных глаз остановился на Дамбли, потом поднялся выше, адмирал качнул кустистыми бровями и просиял:
– Наконец-то!
На столе была разложена карта, но ее тут же скрутили, когда стали подавать угощения. Окорок в витках кружевной бумаги, златокожие каплуны в вине, свинина в горчице, заливное из речного языка и тюрбо, рубленый соленый лосось, свежие устрицы, сваренные вкрутую яйца, приправленные шафраном, мягкий сыр, твердый сыр…
Адмирал поднял бокал.
– Мистер Дамбли, надеюсь, вы не против застольных служебных разговоров?
Казначей заверил, что нет. Отпил из предложенного бокала. Он предпочитал односолодовый виски, но сойдет и вино. Легкий напиток освежал горло, приятно пощипывал язык.
Застучали, задвигались тарелки, миски и блюда. Офицеры щедро отламывали, откусывали, макали в соусы – уксусный с корицей, щавелевый, горчичный, апельсиновый, лимонный, виноградный – и добросовестно жевали. Адмирал небрежно швырял пустые устричные раковины в тарелку. Дамбли вспомнил отвратное варево, болтушку из нечищеной рыбы, водорослей и лука, которым кормили солдат. Служба в армии была единственной возможностью достичь чего-то большего, чем ловля трески на дырявом боте, она была нижней перекладиной лестницы, за которую можно схватиться и карабкаться, карабкаться, карабкаться – если хватит сил. У Дамбли хватило: под ногами осталось много перекладин.
Сквозь чавканье снова зазвучали голоса. Чтобы не портить аппетит разговорами о грядущем, вспоминали выигранные сражения. Дамбли слушал вполуха: пираты догоняли корабли Полиса, идущие обратным клином, равнялись с концевым судном – и получали ядрами по мачтам, собирали повреждения, и был бой в темноте, и была безоговорочная победа полисцев… «Обычное дело. Преувеличивай свои успехи и скрывай потери».
Палубу качнуло, и миска с соусом упала на колени Любуура. Воевода глянул на испачканные шаровары, дернул огромными плечами и потянулся за каплуном. Командующий калькуттским флотом ел медленно, деревянными движениями, чтобы не испортить костюм из сливового бархата с широкими рукавами и богатой отделкой.
Дамбли почти не шевелился, поднималась и опускалась только рука с бокалом. Какое-то время он не мешал разговору военных. Слушал о скорых повышениях, о мизерном жалованье, которое офицеры не получают месяцами (косые взгляды в его сторону), о лаках Гарри Придонного, которых не хватило на все корабли…
– Господа, извините, что перебиваю, – сказал казначей. – Не мне вас учить искусству речного боя, но флот и армия – инструмент государства. Поэтому хочу, нет, вынужден отчасти вернуться к вопросам, которые решались на военном совете… Нельзя ли закончить войну на Реке? Не вовлекая, так сказать, сушу?
– Вы о Кольце? – хмыкнул генерал с длинным тусклым лицом. – Беспокоитесь о рыбарях?
Дамбли представил рой бомбардирских кораблей, без устали метающих бомбы в стены крепости, в тесно сгрудившиеся рыбацкие лачуги, увидел, как падают печные трубы, как вспыхивает от жара кровельный плавник, как чумазые дети, шустрые рыбные скелетики, ищут в этом аду руки взрослых, черные, обуглившиеся руки, – и сказал:
– Я беспокоюсь о нашем городе. Полис – это не только Оазис.
Замолчав, Дамбли понял, что верит в это… гордится этим. Странное чувство.
Но можно ли выветрить из головы слово «предательство»? Не сказанное, но повисшее в воздухе во дворике здания, которое Галль хотел превратить в склад контрабандных товаров.
– Куда побегут ваши рыбари, если сражение докатится до берега? Их пустят в город?
Адмирал Крэдок приложился к бокалу. Офицеры встрепенулись, будто открытые перед жителями Кольца городские ворота, открытые даже только в домыслах, уязвили их гордость.
– Да эта рвань встретит пиратов с распростертыми объятиями! Побросают свои сети и побегут грабить!
– Так и есть!
– Голозадые предатели! «Сельдяной» флот!
Дамбли потер пальцем правую залысину, опомнился и убрал руку. У него вспотели ладони.
– Вы говорите о людях, которые нас кормят, – сказал Лидс, и Дамбли посмотрел на него с благодарностью. – Которые сейчас на наших палубах, которые завтра пойдут с нами в бой, оставив, как и мы, на берегу семьи.
– Кормят нас! – фыркнул Фицрой, в глазах генерала вспыхнули искры.
Напыщенность, заносчивость и желчь. Ничего нового. Это приходит с властью, рано или поздно. А что уходит? Чем приходится платить? Непринужденностью, веселостью, радостью – самыми большими врагами власти.
– Именно так, – спокойно ответил Лидс.
Дамбли воспользовался заминкой.
– Да, Совет Кольца сильно встревожен: уязвимость побережья, болезни, рекрутство и так далее. – («И будьте уверены, никто не забыл Левиафановой ночи… я не забыл».) – Аристократия тоже выражает недовольство. – Все зачем-то закивали, и Дамбли ненадолго умолк. – Поэтому на заседании Палаты министров, куда вхожу и я, было решено покончить с угрозой как можно быстрее.
Поднялся ропот. Дамбли почувствовал отвращение к этим людям, почти ко всем.
– Говоря попросту, в эту войну вложено много средств. Расходы, господа. У Вагланда куплены новые корабли. – «Кардинал исплюется кровью, когда узнает, что все до единого суда отданы военным, но я не мог поступить иначе… вернее, мог, но не поступил». – В том числе этот, в гостиной которого мы сидим…
– В кают-компании, – поправил Фицрой, но Дамбли было не пронять:
– Палата министров требует безоговорочной победы, вы называете это разгромом. И победы быстрой.
– Может, еще хотите, чтобы она окупилась?
Дамбли смерил Фицроя долгим взглядом. «Вот пустобрех! Посмотрим, как этот выскочка проявит себя в бою».
– А это возможно? – по-деловому спросил казначей.
Крэдок рассмеялся, будто услышал что-то уморительное. Икающий адмиральский смех заглушило офицерское негодование.
– На стороне Руа пираты, падальщики и кракен знает кто еще. Мы не можем предсказать…
– Меня не интересуют детали, – перебил Дамбли адмирала. Любезно улыбнулся. – Я не смыслю в тактике. Но слово Палаты – это слово герцога. И герцог приказывает вам победить, и сделать это с наименьшими тратами и подальше от берега.
– Но на Совете…
– Вам должно быть понятно, что это не спор или торги. Это не символы, которыми разговаривает флот, а конкретные слова. Победа. Быстрая. Недорогая.
Крэдок осушил бокал долгим глотком, сразу же схватился за живот. «Чтоб у тебя все сгнило», – подумал казначей.
– Поймите мое положение, – добавил Дамбли, чтобы дать перепившему адмиралу точку опоры. «Возвращайся в свою пенную колею и несись по ней, пока не окажешься в водовороте».
Адмирал быстро справился с волнением и желудочной болью. Хмельно глянул на Дамбли через стол.
– Не желаете подняться на шканцы?
Дамбли не желал. В эту секунду он не хотел ничего. Выжат как лимон. Пустой, как еще не оскверненная чернилами бухгалтерская книга.
– С удовольствием, – сказал он. Встал, прижимая к груди портфель. – Господа.
Адмирал громко икнул, протолкнулся мимо столующихся офицеров и стал подниматься по трапу.