мых, однорукий провокатор Джаред. Шел растерянный и униженный адмирал Крэдок. На широкой груди позвякивали ордена. Львиная грива торчала во все стороны. Командующий союзной армией бежал с «Гармонии» со словяками, но лодка причалила не в порту, а у пристани около Навозного рынка. Крэдок был вынужден идти домой вместе с голытьбой. Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Как назло, могучая фигура Крэдока выделялась среди малорослых рыбаков. По дороге ребятишки очистили его карманы, но адмирал не заметил пропажи денег и серебряных часов.
Джиа глазела по сторонам, впитывая увиденное. Лица людей, впервые входящих в ворота. Распахнутые в изумлении рты. Раздувающиеся ноздри: незнакомые запахи будоражили нюх.
Дети зачерпывали воду и пили из фонтанов. Баба сходила по нужде на тротуар. Ослики топтали газоны, щипали травку. Горожане, покинувшие уютные гостиные, наблюдали безмолвно, как мимо их нарядных домов прет нескончаемое полчище.
И Джиа, будто бы впервые увидела чинные улицы и роскошные парки Оазиса, подняла к небу руки и рассмеялась от переполняющего счастья.
Лита поняла, когда не нашла Нэя на другом конце нити. Когда Вийон сорвался с плеча, ринулся по лестнице, и она выбежала за ним из каюты. Следом, ругаясь, волочился Юн Гай; колдун появился на «Тимингиле», чтобы забрать Литу в безопасное место.
Она поняла. Но принимать отказывалась.
Ошметки парусов оглушительно хлопали на ветру. Свистели пули, ядра потрошили бок тонущего «Зифа». Все перемешалось: ладьи с медвежьим гербом царицы Чернавы, пиратские баркалоны, калькуттские корабли, которые застряли в болоте сражения и не сумели уйти за командующим Пурушоттопханиндрой.
Над накренившимися мачтами чернел столб жирного дыма. «Ковчег» горел. Но это еще ничего не значило! Нэй спасся с острова летающих повозок! Он победил ужасного Рыбака, с ее помощью, конечно, но победил!
Лита поскользнулась на крови. Поискала глазами, увидела в чаду Вийона. Дух сидел на раскаленном пушечном стволе; канониры лежали рядом бесформенной грудой. Вийон повернул мордочку. Его взгляд, осмысленный, горький, был красноречивее слов. В этом мире миссия фамильяра завершена. Он не спас хозяина. Теперь он должен проводить его душу на ту сторону Реки.
Вийон нырнул в воду.
– Нет! – прошептала Лита. – Нет, нет, нет!
Она мотала головой, закрыла ладонями уши, но грохот, скрип, вопли вспахивали мозг. Ринулась к фальшборту, словно намеревалась сигануть за Вийоном в пучину.
Нэй не мог так поступить. Он втянул ее во все это, влюбил в себя, он обязан ей жизнью! Он и есть ее Гармония.
Лита вспомнила, как они покидали храм Чрева Кита. Големы гребли, Нэй сидел на корме гондолы, втирая в раны фамильяра вонючую мазь. На миг их взгляды пересеклись, и Лита подумала: «Я еще долго не избавлюсь от этой жабы».
Она закричала.
– Он мертв, – сказал Юн Гай. Старик пошатывался, его потрескавшаяся кожа выделяла алую росу. К загривку прирос обессиленный манул. – Мне очень жаль.
– Ты врешь! – прошипела Лита. Вцепилась в переговорную раковину. Хитиновая трубка молчала.
– Убери свои грязные лапы!
Юн Гай уронил руку.
– Я пытался перенести его во дворец.
– Плохо пытался!
– Он велел спасать тебя. Он отдал жизнь, чтобы выжила ты.
– Я не просила!
Гай вновь попытался обнять Литу. Она увернулась:
– Прочь!
Вздохнув, старик растворился в дыму.
Лита смотрела на гибнущую эскадру. Политая кровью палуба ходила ходуном, но если бы под ногами был гранит, он бы тоже дрожал. В паутине снастей опасно качалась сломанная стеньга. Пусть бы соскользнула и пронзила Литу насквозь!
Лита выпятила грудь, умоляя о пуле, которая уняла бы боль. Она представила себя гипсовой скульптурой, пустышкой, напичканной пчелами. Множество пчел внутри – это души, ведь у тех, кто родился в Вагланде, сотни душ.
Голос мамы докатился из прошлого:
«Мы переполнены душами, мы становимся цельными, когда нас любят».
Но Литу больше никто не любил. И незримые пчелы хлынули из пробоины, она расщепилась, она стала сразу всем.
Она стала птицами.
Пернатая ярость обрушилась с небес. Чайки и альбатросы пикировали на клановцев. Клювы впивались в чешуйчатые морды. Желтый гной брызгал из ран. Свирепое птичье облако похоронило под своей массой галеру и кормилось визжащими рептилиями.
Лита стала слонихой.
Лилу, подаренную великим Пандеем, перевозили на спардеке «Повелителя рек». «Повелитель», как и флагман «Гармония», уже полчаса как были захвачены пиратами. Лилу вышибла лбом прутья решетки и вырвалась на свободу. Трубный рев огласил плавучую крепость. Лита была погонщицей, она смотрела из глаз слонихи и вела огромное животное в бой. Пираты открыли огонь, но мгновение спустя громадина смяла их ораву. Ноги-колонны топтали врага. Лилу не ощущала боли, не ощущала арбалетных болтов и копий, застрявших в туловище.
На пути возникла толстуха в накидке из шкуры селки. Она кричала, скаля зеленые зубы, и потрясала секирой. Лилу разбросала телохранителей. Морщинистый хобот оплел толстуху, поднял над схваткой и раздавил. Кровь полилась на запрокинутые лица пиратов. Лилу отшвырнула труп, и он повис, запутавшись в такелаже.
Затрещали мушкеты. С каждым попаданием слониха двигалась все медленнее, слабела, однако старалась утащить за собой как можно больше врагов. Она умирала, но Лита не нашла в себе ни жалости, ни сострадания.
Лита была крысой. Старая крыса, родившаяся в смрадных недрах «Голодного», отгрызла тлеющий фитиль и посеменила, уклоняясь от подошв. Костлявые лапищи исполинского скелета разламывали «Речного пса», будто он был сделан из печенья. Крыса юркнула в трюм, пересекла лазарет, где доктор резал пилой по бедру подвывающего сигнальщика.
«Дотла», – прошептала Лита.
Крыса нырнула в пороховой погреб.
Взрыв ошеломительной мощи всколыхнул Реку. Разметал тендеры и галеры, заставил накрениться лишившегося мачт «Дамбли». Корабль-монстр треснул пополам, потонул в огненной вспышке. Позвоночник чудовища прошиб палубу и вылез наружу, скелет из дерева и китовых костей забил кулаками по воде в предсмертной агонии.
Лите было мало.
Она хотела, чтоб Река стала красной. Чтобы Мокрый мир не отмылся от крови Георга Нэя.
Горе перекраивало саму суть Литы. Любовь дочери рыбака Альпина и вагландки заменила настой из водорослей, который пила мама-рандэрэ, чтобы пробудить звериную природу.
Лита превратилась в духоловку, пульсирующую мраком. Она зарыдала и выблевала тьму.
И тишина воцарилась там, где только что рокотала война. Вопли, рев огня, свист пуль, лязганье абордажных сабель – все замолкло. Чугунные шары остановились в воздухе. Замер в прыжке молодой пехотинец с вытекшим глазом. Застыли паруса, капли крови, летящие щепки, клочья и витки дыма.
Среди этого ада лишь Лита шевельнулась, приоткрыла глаза, контуженная тишиной.
Вокруг нее плавали призраки. Серебряные нити соединяли их пуповиной с матерью. С Литой. Они висели в воздухе, захламленном свинцом и окаменевшими брызгами. Они смотрели на Литу с почтением, но и с опаской.
Подмастерье Нэя вспомнила видение, посетившее ее на атолле в северных водах: черные волны иной Реки, состоящие из гладких извивающихся угрей. Как они корчились алчно, желая вылиться в мир живых и пожрать штиль, ясное небо, сам горизонт.
Нечто злобное, жадное, но и трусливое читалось в полупрозрачных лицах порождений тьмы. Сквозь зыбкие очертания проступали черные ветви дыма и горошины пушечных ядер.
Лита узнала седовласого матроса: смерть наградила добряка Томаса чертами хищной рыбы. Правее болтался, не доставая каблуками до палубы, капитан Джорди Каллен, а с ним чернокожие речники Эмек и Ндиди. Косички гадюками копошились вокруг головы Веноны Банти. Батлер тоже была внутри Литы и тоже пришла по ее зову! Это ведь она всех их вызвала в своем гневе!
Мертвецы ждали. В их полых телах, как в аквариумах, скользили длинные угри. Недобро сверкали глаза. Смотритель маяка («ффамп-ффамп»), охранник, убитый Литой в крепости Феникса, госпожа Борэ. Кого там только не было!
Там не было Георга Нэя.
– Вы повинуетесь мне? – спросила Лита.
– Мы – твои рабы, – ответил хор.
– Почему?
– Потому что мы боимся тебя.
То был страх посаженного в клетку зверя перед плетью дрессировщика. На миг Лита даже забыла, зачем пригласила мертвых из немыслимой темноты.
– Почему вы меня боитесь?
Ответила ей Венона. Красивое лицо северянки посерело, угорь бился в ее черепе, тщась вылезти.
– Ты – некромант. Ты – погонщик мертвецов.
– Вы ошибаетесь.
Венона облизала губы.
– Прикажи, – попросил капитан Каллен, на чьем когге Лита и Нэй попали в столько передряг.
– Выпусти нас порезвиться, – проворковала госпожа Борэ, исхудавшая во мраке.
Лита кивнула.
– Убейте их, – сказала она тихо. – Фас.
И свист, грохот, визг вернулись, оглушив. Ядра посыпались на «Мораг», дым окутал бригантину мятежников, остатки союзной флотилии рявкнули огнем. Плевались свинцом мушкетоны, дробь увязала в мышцах, а топоры в черепах. Лита моргнула, стряхивая ресницами две крупные слезы. Она заметила юнгу, режущего клинком трос, название которого не знала, и не было Нэя, чтобы он ей подсказал.
Лита пошла, маневрируя меж трупов.
– Мне нужен твой нож.
Юнга, кажется, различил в ее глазах нечто такое, что не решился перечить. Сунул нож рукоятью вперед и поспешил убраться с палубы. Лита взглянула на свое отражение в лезвии. Карие глаза почернели. Она не сомневалась, что при хорошем освещении увидела бы в них угрей и мертвецов.
Лита поднесла нож к шее.
«Ты можешь быть кем угодно», – учила мама. Лита хотела одного – стать женой Георга Нэя.
Она зажмурилась и отрезала себе мочки.
Вода. Холодная вода. Мешанина обломков, канатов, трупов. Кровь разматывается алыми лентами. Надо схватиться за доску.