Девушка плеснула содержимого бутылки в чашку, купленную в «Меркато», после чего вернула «мартини» на место — в чемодан, лежащий в спальне. Ей не хотелось давать соседкам повода посудачить: пьёт в одиночестве, плохой знак и всё такое прочее. Она выпила залпом. Напиток освежил нёбо. Не более. В ожидании целительного эффекта она вышла на балкон и подставила лицо ветерку. Непокорная прядь магнитом приклеилась к шее. Несмотря на сумерки, канареечное сияние олеандров достигло зрачков и отразилось в них. Жёлтые цветы. Они были в руках булгаковской Маргариты.
Девушка вернулась в комнату и открыла прикроватную тумбочку. Там, на нижней полке, хранилась читанная-перечитанная книга — «Мастер и Маргарита». Погружение в историю Мастера и её тёзки имело психотерапевтический эффект. А вот знакомая дама-филолог уверяла, что булгаковское произведение целому поколению заменило Евангелие.
— Как вы не можете понять, что ваша Маргарита продалась самому дьяволу?
— Она сделала это ради Любви!
— А что такое любовь в вашем понимании?
— Любовь — это… Любовь!
— Маргарита пожелала узурпировать душу возлюбленного.
— Имеет право!
— Кто ей дал его?
Оставив последнее слово за невидимым оппонентом, Рита ограничилась возращением тома на место. Выйдя на балкон, она присела на пластиковое кресло. Вдали сияла и переливалась зона наслаждений и миражей. Вон там — впереди возвышается «Шехерезада», где трудятся её соседки. А если приблизиться к правому бортику балкона и глянуть влево, то можно увидеть кусочек «Парадиза», вернее, светящуюся от множества лампочек крышу над баром. «Парадиз» …Это и вправду рай, особенно после промозгло-слякотной зимы. Рита даже плечиками передёрнула при одном воспоминании о сером месиве из снега, чавкающем под ногами.
А ещё у «Парадиза» есть пляж. Пусть море здесь не глубокое, но безопасное для детей. Тем не менее поляки предпочитали обучать Марысю плаванию в бассейне.
На коже вскакивают пупырышки… Может, это порыв знаменитого ветра «хамсин»? Девушке кажется, что мурашки на её коже тоже покрылись мурашками. Уж не заразилась ли она от Абделя? В таком случае стоит вернуться в спальню, открыть снова чемодан и…
Рита подчинилась призыву плоти. И зубки клацнули о край бокала. Бархатно-нежная кувалда алкоголя вырубила быстро.
Но уже через полчаса алкогольный дурман улетучивается, а сон по-прежнему бежит от ресниц.
«Если не знаешь, что делать, — мойся!» Она последовала этому кошачьему правилу и направилась в ванную комнату.
Абдель набивает чашу кальяна золотистым ароматным табаком. В последнее время он чаще обычного позволяет себе «дивании» — дымные посиделки, прижившиеся на его родине со времён турецкого завоевания. Ароматный ореол «шиши» позволяет примириться с происшедшим и собраться с мыслями.
«Почему не нашли опознавательного браслета? Потеряла? И как вообще она попала на территорию?»
Тело главного менеджера мало-помалу расслабляется. Шиша — это тебе не банальная сигаретка: курнул-бросил — дальше побежал. Шиша требует времени и места.
«Нельзя сбрасывать со счетов путь по морю. Можно ли приплыть из соседнего „Альбатроса“? Но для этого покров темноты не подспорье, а опасность. Вода у берега кишит морскими ежами. Преодолеть мелководье и не поранить ступни реально лишь в специальной обуви».
Абделю, устроившемуся на открытой террасе, видно море. Под мёртвенно-голубоватым сиянием луны оно походит на чан с расплавленным серебром. Слушая прибой, он думает о том, что люди похожи на волны — приходят и уходят. Но какова бы ни была причина ухода, смерть бросает тень на репутацию отеля. Она напоминает о мрачной стороне жизни. А гости желают погрузиться в амнезию беззаботности.
«А если женщина выпила лишнее? Падения туристов в бассейн в алкогольном опьянении не так уж редки».
Он делает затяжку. Мало-помалу мышцы расслабляются, а мысли перестают будоражить.
В рациональной и упорядоченной Вселенной Аллах время от времени вносит в человеческую жизнь хаос. Дабы напомнить своему творению об его несовершенстве. Происшествие в «Парадизе» — ниспосланное свыше испытание. И следует стоически перенести его.
Облепившие тело футболка и шорты вызывают озноб, который не позволяет расплыться квашнёй.
«Права ножка, лева ножка — подымайся понемножку!»
Мамина присказка-потешка. Она сопровождала его первые неуклюжие шаги и падения. Мамы нет на этом свете, но голос продолжает жить в его голове.
С того момента как он увидел переливающееся в водных бликах лицо, по его прикидкам миновало много времени. Вообще у каждого часа есть аромат, вкус и даже образ. Полночи присуща некая торжественность момента. Да, это значительная веха. А вот один час — уже быт и суета. Когда пора менять грязные тарелки или мыть чашки из-под кофе. Два часа — время, когда кофеин перестаёт бодрить и нужно варить свежий напиток. Три — стон больного на пике кризиса — либо к выздоровлению, либо к летальному исходу. Четыре — быстрое, пугливое моргание матери у новорождённого: дышит — не дышит? Пять… Ресницы слипаются…
Мелкими шажками, ободряемый родным голосом, он движется к цели. Стенка бассейна — на расстоянии вытянутой руки.
И тут голубоватого света-идущего снизу и сверху-возникают пальцы цвета кофе с молоком и тянутся к незадачливому гостю «Парадиза».
Хвала Аллаху! Возвращаться на рабочее место нет надобности. «Хозяин» только осведомился об его нахождении. Что ж, десятки людей подтвердят: он в баре.
«А у неё отличные зубы, хотя и не собственные. Металлокерамика. Самый ослепительный фрагмент лица. Платье липнет к телу, точно плёнка к сосиске, не оставляя свободы для воображения. Но в целом — аппетитная мадам. Главное, с горящим запалом. Короче, не придётся выдавливать из себя страсть, как пасту из тюбика.
Должно же когда-нибудь подфартить. Коли вышел такой, как говорят русские, облом с мадам Люсиль. Нет, не зазря Ален давал зарок не заводить шашни по месту работы. Но уж больно велик оказался соблазн. Одинокая, скучающая „Розовая шляпка“. Короче, шайтан попутал».
Но Ален, хотя попервости повёлся, потом смекнул: не выгорит. И не оттого, что «Розовая шляпка» оказалась старше, чем представлялось издали. Возраст женщины никогда не служил помехой. Просто впервые он нарвался на такой экземпляр.
— Мне от вас, Ален, ничегошеньки не нужно… в плане телесных утех. Мне требуется лишь информация.
Конечно, отель не военный объект. Какая может быть секретность? Но аниматор струхнул.
— Да вы не тушуйтесь, Ален! — продолжила мадмуазель Люсиль (да, она представилась так) — В том, что приоткроете мне завесу над жизнью «Парадиза» нет ничего противозаконного! И я заплачу…
Но он туристке не поверил. Потому что вообще никому не доверял. И сделал ноги. От греха подальше. Нет, не его это специализация — родиной торговать. Даже если это всего лишь маленький отель.
И Аллах оценил по достоинству его верность.
Аллах послал ему другую мадам.
Он отчётливо ощущает: жар её голени прожигает брючину. И всё же ситуация напоминает сваренное, но неочищенное яйцо. Остаётся главное — препроводить даму в квартирку. Консьерж — свой человек, правда, за его лояльность приходится отстёгивать. Но бизнес есть бизнес.
Рука оказалась тёплой и сильной. И Павел Петрович доверился ей. Впрочем, выбора нет. Правая нога стала слушаться, но, по его ощущениям, оставалась желеобразной. В особенности, когда ему помогали перекинуть её через бортик. Удалось не с первой попытки. Но в итоге под ним — устойчивая твердь. И никакой воды!
Россиянин ощутил себя потерпевшим кораблекрушение бедолагой, ступившим на берег.
Глава 5Девичьи ручки и урна для мусора
Когда рисуешь — мир вокруг отключается.
Случалось, что Марысю оставляли дома одну. И тогда она начинала… оглядываться. Неожиданно. Чтобы застать врасплох тех, кто притворяются невидимками. Но они опережали её. И успевали спрятаться.
— У-у-у-у! — грозила она укромным углам. — Я не боюсь вас!
Но на самом деле Марыся трусила. А всё из-за ужастиков, которые смотрела дома у подружки. По сравнению с ними сказки, которые читала ей мама, детский лепет. Да, да, именно так. Детский лепет. Так иногда повторяет папа. Ну что страшного в легенде про чародея пана Твардовского? И Марыся, разумеется, не верит, что он теперь обитает на луне и, если посмотреть на неё, то увидишь тёмное пятнышко. Вчера Марыся смотрела вверх. Была полная луна. Пятен на ней много. Но Марысю они не заинтересовали. Другое дело — вампиры, призраки, утопленники… Да, вчерашний Хеллоуин получился отпадный. Она реально испугалась. Когда это случалось дома, она доставала бумагу и краски. Страх уходил. Даже если она просто раскрашивала белый лист. Во все цвета радуги. Но сейчас хотелось изобразить настоящую картину.
Для своего рисунка Марыся выбрала три цвета: голубой, оранжевый и чёрный.
«Фу! Все фломастеры рисуют плохо».
Девочка злится. Открывает колпачок — делает два-три росчерка. Если он не оправдывает её ожиданий, откладывает в сторону. Но при этом не забывает закрыть колпачком и прикрутить. (Не то что арабские ребятишки! Они-то даже не удосуживаются нанизать колпачок!)
Из-за технических трудностей рисунок продвигается медленно.
— Марыся! — Мамин голос.
Марыся не оборачивается, а лишь нахохливается и утыкает округлый отцовский подбородок в шейку.
«Не успела!»
— Марыся! Бардзо! — Папин голос. В нём различимы нотки, которые нельзя пропустить мимо ушей.
Марыся с демонстративной порывистостью закидывает фломастеры в рюкзачок, сгребает листки и бросается на отцовский зов, не заметив, что смахнула главный объект своего вдохновения.