— Я собираюсь пойти к доктору. По собственным делам. Полагаю, ему будет приятно услышать, что назначенное им лечение имело хороший результат.
Госпожа Амер выслушала мужа с непроницаемым лицом. Затем сделала маленький глоток и водворила чашку на место — почти беззвучно.
— Амина, в чём дело?
Жена отрывается от созерцания чайной посуды.
— Саед, наша дочь никогда не нуждалась в помощи доктора Экрами.
Господин Амер пригубил кофе и вернул чашку на стол — чересчур поспешно. Если бы в семействе пользовались блюдцами — оно бы непременно звякнуло.
По всему выходило: ситуация требует разъяснения, о чём глава семьи недвусмысленно дал понять.
Госпожа Амер, получив образование, достаточное лишь для домохозяйки, отнюдь не была невежественна — по части мужской психологии. Чтобы не прогневать супруга, она и сама должна была сохранять спокойствие — хотя бы видимое.
— Я давно хотела известить тебя. Но случая не представилось.
Офицеру показалось, что повисшая пауза давит плечи, и он пошевелил ими. Супруга поняла его правильно: жест выдавал крайнюю степень нетерпения. И она добавила своей речи скорости:
— Это не диатез, не экзема, не аллергия, дорогой. Это…излишняя растительность. В подростковом возрасте у девочек начинают расти волосы. В разных местах. — Жена уставилась в чашку, словно черпая в ней силы: — В том числе и на лице. В прежние времена никто бы и внимания не обратил. Но наша девочка слишком большое внимание уделяет своей внешности.
— Но она красавица! — вставляет собственное словцо папаша.
— Да, это и осложняет ей жизнь, — произносит госпожа Амер, а про себя добавляет: — И мне тоже.
Слово «осложняет» в устах женщины принуждает господина Амера внутренне подобраться. Он-то считал, что трудности могут присутствовать лишь в мужской жизни.
Она отрывает взгляд от чашки и смотрит куда-то перед собой. Как будто видит там что-то важное. Манера, хорошо известная мужу, вызывает у него приступ раздражения. Офицер полиции опускает многострадальный бритый подбородок. Чтобы не выдать себя. Но именно этот жест добавляет женщине смелости:
— Айя подстригала пушок над губой.
При этих словах правая бровь господина Амера надломилась, а левая поползла на лоб.
— Дочка допустила ошибку. От этого волосы растут сильнее. Тогда мы и решили сделать электроэпиляцию. По совету Азизы. Девочка вытерпела всё. Но началось раздражение…
— Мало ей ног! — бурчит господин Амер и осознаёт, что роняет мужское достоинство. Ведь ступает на зыбкую почву женской телесности! Он стремительно поднимается, так что смахивает со стола салфетку.
— Но мусульманке разрешено удалять волосы на ногах! — торопливо говорит жена. — И на лице тоже. За исключением бровей. — Но супруг уже идёт к выходу. — Об этом сказано в книге… — Амина не успевает озвучить название источника до того, как за супругом закрывается дверь.
Выйдя из ворот дома, он чувствует: гнев стихает. Хорошо, что не стал укорять жену в том, что морочила ему голову… Довольно с неё и прерванного утреннего ритуала. В конце концов это женские штучки. Правда, на них тратятся деньги. Но такова доля всех отцов. В дочь надо вкладывать. Окупится! Когда найдётся подходящий жених.
Господину Амеру предстоял трудный день. Вопросы отеля «Парадиз» не только не решались, но и с каждым часом усугублялись.
Госпожа Амер сидела неподвижно. Пока шаги мужа не стихли. Тогда она встала и подняла упавшую салфетку. А когда смолкли звуки его автомобиля, налила себе кофе. Амина Амер тяготилась их общей с дочкой тайной и теперь ощутила себя свободной от угрызений совести. К тому же в половине третьего пополудни её ждал любимый сериал. Именно в этой серии и должно было решиться: сможет ли главная героиня противостоять интригам золовки или станет их жертвой.
Глава 7Когда хочется спрятаться под паранджой
Из окна хорошо просматривается взятая в круг ослепительно-белыми корпусами центральная площадка отеля, малолюдная в этот час. Лишь пара-тройка отдыхающих распростёрлась на шезлонгах. И хотя Саед Амер служит в туристической полиции с самого начала её образования, всё равно не устаёт удивляться тяге белокожих братьев по разуму к лежанию под солнцем. Господин Амер не выезжал за пределы континента, а потому не не представляет, что такое дефицит ультрафиолета.
— У вас есть план территории отеля? — задал он вопрос, не отрываясь от вида за окном.
Не говоря ни слова, Абдель поднялся из-за рабочего стола и подошёл к шкафу, уставленному папками. На корешке одной из них написанные от руки цифры: 1993. Если это дата, то возраст «Парадиза» солидный.
Хозяин кабинета хорошо ориентируется в нагромождении документов. Вскоре на свет божий извлекается лист размером А3.
Приняв бумагу, полицейский приступает к изучению чертежа. Стандартный набор объектов. В чём это помогло бы сдвинуть расследование с мёртвой точки, он и сам не знает. Остаётся надежда, что это поможет сформулировать очередной вопрос для главного менеджера. А их перечень иссякает.
— По какому принципу вы расселяете гостей? — выдавливает он из себя.
— Мы стремимся учитывать национальный характер, менталитет. Ну и индивидуальные пожелания…
— Получается, арабов селите отдельно от европейцев?
— Как правило.
Имеются ли в наличии пустующие здания?
— Нет. В каждом корпусе заняты два-три номера.
Следовательно, если бы женщину удерживали в отеле и подвергали физическому воздействию, было бы затруднительно скрыть данный факт от соседей. Территория сравнительно невелика и компактна. Да и существовал ли застенок в реальности? На трупе ни одного следа от верёвки или наручников. Её не накачивали наркотиками. Тогда откуда поражение кожи?
Саед Амер поворачивает шеей в одну, затем в другую сторону, словно удостоверяясь, не отвалится ли она в случае чего.
— Остеохондроз? — сочувственно интересуется Абдель. — Вопрос остаётся без внимания. — В «Парадизе» есть массажист. Хорошо справляется с этими проблемами.
— Постояльцам разрешается принимать гостей, не так ли?
— В определённое время.
Саед Амер откладывает схему отеля и открывает чёрную папку, с которой явился в «Парадиз». Оттуда извлекается снимок. Цветная фотография хорошего качества. На вид женщине — 40–45 лет. Никаких особых примет. Снимок переходит в руки хозяина кабинета.
— Распространённый европейский тип, — зачем-то комментирует офицер. — Подобные ему миллионами слетаются на нашу родину за солнцем, морем и острыми переживаниями. Правда, есть некоторые отличия между славянками и западно-европейками. У первых на лице больше подкожного жира, у вторых — выраженные углы нижней челюсти и подбордка, что в большинстве случаев хорошо поддерживает кожу внизу. — Этим антрополого-физиогномические познания Саеда Амера и исчерпывались.
— Она боялась нашего солнца. А потому пряталась от него, — счёл необходимым добавить Абдель, после чего вернул фото офицеру.
Полицейский возвращает снимок на место.
— Так вы, господин Яхья, говорите, что в отеле массажист умелый.…? — важный посетитель произносит фразу неспешно, давая своему визави время на обдумывание. — А как насчёт косметолога?
— Да, господин Амер. Её зовут Малика.
«…Как раз в это время колесница Кришны въехала во Враджабхуми. По воле провидения он оказался там, где лежала при смерти Радхарани, и из его уст вырвался крик: „Радхе, Радхе! Пожалуйста, дай мне лотосы твоих стоп. Я хочу положить их себе на голову!“ Кришна, истерзанный болью разлуки с Радхарани, пришёл в экстаз. Его руки и ноги втянулись внутрь тела. Он стал похож на черепаху».
Павел Петрович ощущает себя мальчиком, до которого доносятся звуки Всесоюзного радио. «Театр у микрофона». В рядах постоянных слушателей передачи числилась его матушка.
Белозерцев нерешительно топчется на площадке: неловко нарушать благоговейное слушание индийского эпоса. Но тут что-то щёлкнуло… И воцарилась тишина. Воспользовавшись шансом, он постучал. За дверью ничего не колыхнулось. Посетитель возобновил попытку. И был вознаграждён: дверное полотнище плавно раскрылось. В проёме предстала фигура, облачённая в свободно ниспадающую рубаху цвета жирных сливок и узкие обтягивающие штаны — судя по всему, индийского происхождения.
— Добрый день! — Павел Петрович сдабривает приветствие значительной долей вкрадчивости.
Обитатель номера молча отвешивает поклон. Его карие глаза подёрнуты влагой.
— Я бы хотел извиниться за вторжение. Если вы помните…
— Поиски увенчались успехом? — голос соседа приглушённый, с интеллигентными интонациями.
— Мальчика мы нашли. Это мой внук. Простите ради Бога, но нельзя ли нам поговорить?
Мужчина посторонился, давая проход. В нос ударил пряный запах тлеющих ароматических палочек. Отметив босые ноги хозяина, гость снял сандалии в прихожей. Оставшись в носках, он порадовался, что с утра позаботился об их смене.
Номер «кришнаита» такой же планировки, как его собственный: зона прихожей беспрепятственно переходит в гостиную, блистающую чистотой.
«Если постарался уборщик, то почему его рвение не распространяется на наш номер?»
Жаркий отсвет олеандров за окном служит великолепным фоном для белых одеяний хозяина. Легко, точно на шарнирах, он усаживается на пол и поджимает под себя ноги. Теперь гость возвышается над ним, переминаясь с ноги на ногу. Кришнаит жестом указывает на диванчик, и Белозерцев охотно пользуется шансом расположиться в традиционной позиции.
— Павел Петрович! — представляется он, по советско-российской привычке не называя фамилию.
— Ганга-Датта.
Белозерцев не решается попросить о повторе имени.
— Видите ли, у нас в отеле произошло ЧП. В бассейне утонула женщина. — Светло-фарфоровое лицо типичного вегетарианца остаётся бесстрастным. — Мы все нервничаем. Идёт дознание. Я бы хотел спросить вас… — Ганга-Датта, похоже, вовсе не задаётся вопросом: какое отношение к этому «дознанию» имеет вторгшийся господин. — Полагаю, в ваших глазах выгляжу странно, но