— В арабском много слов, обозначающих обман и коварство: «макр», «кайд», «худа». Это тебе, Паша, о чём-то говорит?
— Ну если по аналогии с эскимосами Гренландии, у которых десятки названий снега…
— Вот именно…
— Послушай, Володька, а ведь Ася приехала в Египет не абы зачем, а замуж выходить!
— Но тебе уже должна быть известна импульсивность восточного человека. Он может мирно балакать с тобой, а через секунду оскорбившись каким-нибудь невинным замечанием — заехать в ухо.
— Полагаешь, что это тот самый случай? — продолжил Белозерцев, начисто забыв об обещании не говорить о происшествиях.
— Не знаю. Конечно, хеджаб обязывает к скромному поведению… Но не настолько же… Когда что-то угрожает жизни, женщина сопротивляется. Я имею в виду, славянская. А наша девушка была отнюдь не слабого телосложения. И если её одолели, выходит…
— Она не могла дать отпор.
— Или силы были неравны.
— Знаешь, она тут как-то подходила ко мне, — начал Садовой раздумчиво.
— Насчёт шевронов интересовалась?
— Не угадал. Её интересовали свойства олеандра.
— И ты поведал легенду о том, как завоеватели Египта травились чаем, который помешивали олеандровой веточкой?
— В малых количествах он способен оказать пагубное действие на сердце. И не только.
Белозерцеву потребовалось полминуты, чтобы переварить услышанное:
— Бьюсь об заклад, нашему общему знакомому предстоит услышать интересный вывод об анализе крови жертвы.
— А он догадается сделать его?
— Я вижу ты не очень высокого мнения о здешних полицейских.
— Паша, их набирают из бедных и невежественных слоёв населения, их средняя зарпалата чуть больше трёхсот фунтов.
От комментариев Белозерцев воздержался.
От её головы исходил огонь. Как будто сам бог Ра, изображения которого штамповали на сувенирных папирусах его родственники, не мог никак натешиться этими прядями. Их огненная лава устремлялась от кончиков пальцев Абделя в кровоток и достигнув точки пониже пупка взрывалась фейерверком.
Доставало одного взгляда на лицо гостьи, чтобы понять: грядущие часы будут ночью тысячи ночей.
Рита была сосредоточена, как воин перед решающим сражением. Она не кокетничала, не ластилась — и как будто даже отстранялась от любовной игры. И этот несколько отрешённый вид и возбуждал, и настораживал.
Начало романтического вечера было положено в ресторане — неподалёку от «Парадиза», и похоже, что Рита осталась довольна ужином. Она от души смеялась шуткам и всего лишь единожды зевнула во время музыкально-развлекательной программы. А в завершение позволила Абделю заключить себя в объятия на танцполе.
И вот теперь они остались вдвоём, и судя по всему её не смутила односпальная кровать. Во всяком случае она по-хозяйски испытала матрас на упругость. Собственными ягодичками.
Как прихотлив выбор памяти! И почему в лавине впечатлений она выбирает не самые значимые детали? Например, лак на ноготках. Ритин выбор — цвет «индиго» пришёлся мужчине по вкусу. Синий и все его оттенки были в границах его предпочтений. И он хорошо сочетался с её вечерним туалетом.
…А ещё порывисто-нетерпеливое движение, которым она сбросила туфельки. И белый островок мозоли на мягкой, детской пятке. А вот и завершающий жест — она расстегивает тонкий браслетик с часиками. И на её запястье обрисовывается белая полоска незагорелой кожи.
Это не сон. Начиналась ночь тысячи ночей.
Он оглядел накрытый к завтраку стол. Эх, если бы на всё это обилие снеди — да его молодой, армейский аппетит! Куда теперь ему до того, двадцатилетнего Саеда! Тому парню каждый кусочек еды, попадавший на язык, доставлял удовольствие сродни сексуальному. Нынешний Саед перестал получать удовольствие от еды. И неудивительно. Работы — выше головы. К тому же тревожат результаты анализов, на которых настоял доктор Аббас Экрами. До вынесения медицинского вердикта остаются сутки. Но в его распоряжении целых полчаса безмятежности — в окружении детских головок.
От этой мысли его губы, сжатые в обычную для полицейских всего мира коповскую полоску, расслабились.
Всю ночь во тьме шушукалисьпальмы.
Первый солнечный луч высек из женских волос искры. Одна упала рядом. Абдель потянулся к ней. И пальцы ощутили прикосновение золотой спирали. Указательным и большим пальцами он подцепил доказательство победы в ночномпротивоборстве.
Соседняя подушка пуста. Лишь вмятина говорит о том, что ночью на неё опускалась головка.
Из ванной доносится шум воды. Как… аплодисменты его способности возносить женщину в рай.
«Все женщины одинаковы: обожают плескаться в ванне».
Всякий раз после секса Абдель ощущал себя пустым и прозрачным. Нет, грешником он себя не чувствовал, и о вине перед женой думал в последнюю очередь. Однако кое-какие мыслишки всё-таки посещали «хозяина». К примеру, почему подготовка к такому немудрёному методу получения удовольствия приводит его, Абделя Али Яхья к таким финансово-энергетическим выхлопам? А сколько усилий пришлось приложить, чтобы уложить данную девушку на ложе. Он-таки нашёл её уязвимую точку, хотя надо признаться, действовал наощупь, наугад. Кто знал, что эти самые красные гольфы и окажутся тем «сим-сим, откройся»? Воспоминание о пещере с сокровищами вызвало желание, которое он намеревался утолить незамедлительно.
— Рита! — позвал он осевшим от сна голосом. Но тот потонул в шумовой завесе воды. Откашлявшись, он окликнул её снова. — Ответа не последовало. Тогда он рывком сел в постели. Двойник в зазеркалье проделал то же самое. Его помятый вид говорил о том, что события прошлой ночи не привиделись…Однако, как говорит бабушка Айша, «коротка ночь для влюблённого».
Электронные часы на прикроватной тумбочке показывали половину восьмого. Час его подъёма. Может, ночная гостья, приняв ванну и забыв выключить воду, уже покинула его? И он бы по достоинству оценил этот жест. Ведь ему предстоит побриться и принять душ. Для большего уже не остаётся времени.
Чтобы разрешить все сомнения разом, Абдель накинул банный халат и, не обнаружив у кровати домашних туфель, босиком прошлёпал в ванную. Ткнув костяшками пальцев в дверную филёнку, дабы воспроизвести некое подобие стука, он по-хозяйски распахнул дверь.
Чтобы не забрызгать пол, Рита предусмотрительно задёрнула полиэтиленовую шторку. Вода хлестала из крана, поток, закручиваясь в воронку, стремительно и бесполезно исчезал в сливном отверстии.
Абдель подумал, что европейцы, рождённые среди рек и озёр, совсем не экономят эту драгоценность, и машинальным движением крутанул кран. Наступила тишина.
На девушке был купальник-бикини изумрудного цвета, тот самый, что предназначался для занятий аква-аэробикой. Волосы были собраны сзади исхвачены резинкой цвета морской воды. Она сидела в позе ребёнка, спрятавшегося в ванне во время игры и уснувшего после томительного ожидания. Руки были сложены крестом в районе солнечного сплетения. Золотой браслет часиков был водворён на прежнее место — на запястье.
Плотно сомкнутые веки сторожили сон.
— Рита!
Её ресницы не дрогнули. Они уже успели слипнуться, образуя траурную подводку под нижним веком.
Тогда он коснулся плеча — липкого и непривычно твёрдого. Никакой реакции! Не доверяя себе, нагнулся ближе — прощупать пульс.
Позднее он вспомнит: часы на запястье Риты тикали. До жути громко.
«Мокр… бои-и-с-ся дожж-я-я». Фраза «Вопящего» вновь пришла на ум, приобретя зловещий смысл. Спасаясь от неё, Владимир Николаевич вытащил из сумки роман, к которому не прикасался со времени предыдущего полёта. Очередной букеровский лауреат из Восточной Европы в упоении топтался на костях почившего (уж в бозе или не бозе-неясно)СССР, живописал нежную привязанность голубой парочки (но куда нынче без них!) и при этом допустил ряд неточностей. Одну профессор отметил не без удовольствия. Шинель, в которую была облачена статуя вождя мирового пролетариата Владимира Ульянова-Ленина.
«Отродясь её не носил. И был ли вообще военнообязанным?»
Но более всего досадил эпизод восстания в Будапеште в 1956 году.
«А под останками разрушенных снарядами домов и сгоревших дотла магазинов лежали трупы, среди которых было множество тел новобранцев Красной армии — мальчишек из Харькова и Киева, которые наверняка перед смертью гадали, чем заслужили такую ненависть».
Господа европейцы! Когда выучите географию? Киев и Харьков — украинские города, а в Будапешт вошли военнослужащие со всего Советского Союза! Да и армия к тому времени была уже Советской…
Перелёт до Киевавыдался утомительным. Две дамы наперебой делись впечатлениями. Тем не менее Садовому удавалось игнорировать их невинный трёп — до того момента, как ближайшая соседка не зашептала подружке в ухо. Именно этот шёпот и оказался чрезвычайно летучим и без труда проник в слуховые каналы. Имя «Алекс» заставило Садового насторожиться. Из последовавших деталей следовало заключение: с землячкой профессора случился курортный роман, который грозил вылиться в нечто большее.
— Только не вкручивай мне насчёт неземной любви! — осадила рассказчицу слушательница.
— Да я и не претендую!
И дамы продолжили поверять друг другу сердечные тайны, о которых их попутчик предпочёл бы ничего не знать. Желая избавить слух от дальнейшего развития интриги, он расстегнул ремень и двинулся по салону к пятачку, где можно размять ноги, а заодно и мозги. Мысли вновь вернули его в «Парадиз». К гибели первой туристки. И чем больше Владимир Николаевич размышлял над нею, тем твёрже становилось убеждение: семья Белозерцевых каким-то образом причастна к этой смерти.