причинении вреда всемогущему, как тогда казалось, вождю ливийского народа.
— А бензин в Ливии был дешевле воды!
«Ага, она о преимуществах правления Каддафи».
Как украинской медсестре удалось покинуть Ливию во время революции, осталось за рамками откровений. Как и мученическая смерть полковника.
Миновав кульминацию исповеди, женщина, надо полагать, ощутила себя не в своей тарелке. А потому заторопилась в номер. Белозерцев вызвался проводить. Не доходя до входа в отель, она остановилась.
— Дальше я сама. Во избежание осложнений.
Белозерцев понял, кого она имеет в виду, и склонил голову в прощальном ритуале. Спутница развернулась к нему всем корпусом:
— Главный менеджер не при чём.
— Вам что-то известно?
— В тот вечер…ну понимаете… он был занят.
— Вы уверены?
— Я тому свидетель. — Отражённый свет заплясал у неё в зрачках, как лунная дорожка. — Мазурик он известный. Попытался поиметь с нас. Дескать, Марк похож на полковника. — Она перевела дыхание и присовокупила: — Он не оставлял нам выбора.
Пока Белозерцев пытался домыслить, какая ещё альтернатива имелась у мадре в решении проблемы, она махнула рукой и двинулась по дорожке. Грузная походка выдавала её возраст. Он догнал её. Сеньора предостерегающе выгнула бровь.
— А не могли бы вы описать ваш тогдашний маршрут?
— Изначально мы с дочкой зашли в центральный бар.
— Это где?
— У входа в лобби. Если двигаться с территории отеля.
— А ваш сын?
— Марк оставался в номере. Ему было позволено поиграть в компьтерные «стрелялки».
— Почему вы покинули бар?
— Дочка закапризничала. Мы пошли прогуляться и по чистой случайности оказались в непосредственной близости от места «стрелки». Простите, я перешла на сленг русских бандитов.
— Вы увидели мужа и Абделя? Так?
— Скорее услышала.
— Они разговаривали так громко?
— Для арабов — скорее приглушённо, но вполне достаточно, чтобы расслышать слово «метла».
— Хм?
— На итальянском, кроме прямого значения, есть переносное. С грубым, вульгарным смыслом. Мой муж употребляет его, когда злится. В том числе, с единоплеменниками, которые не владеют итальянским.
— Значит, метла… мести… — пробубнил Белозерцев. — Изощрённо. Итальянцы так изобретательны в плане вульгаризмов?
Женщина пожала плечами:
— Не всегда. Есть, к примеру, слово «vacca». Это корова. И одновременно доступная женщина.
— Пожалуй, наша «тёлка» звучит точнее.
Её усмешка не подтвердила, но и не опровергла высказывание. Но лингвистическая тема разрядила атмосферу.
Они прошлись ещё с десяток метров, когда он решился снова прощупать почву.
— Простите мою назойливость, но это важно. Когда вы поняли, что между вашим мужем и менеджером идут препирательства…
— Я решила ретироваться.
Белозерцев задавал вопросы, осторожно подбирая слова и давая себе отчёт: приступ откровенности может закончиться в любую минуту.
— Вы пошли к бассейну?
— И даже немного задержались у него.
— И там… ничего не было?
В ответ сеньора покачала головой.
— А потом?
— Я прошла дальше …
— Меня вы не видели?
— Нет, вас не было. И никого не было, если вы имеете в виду…
Женщина тряхнула головой, словно отгоняя мрачные мысли. Он мысленно снял шляпу перед её самообладанием. Она и вправду настоящая медсестра, и неспроста была отобрана для работы с полковником Каддафи. Ведь один неверный шаг …
Во время паузы он снова прошёлся глазами по её лицу и фигуре. Несмотря на последствия поздней беременности, она сохраняла шарм неистребимой славянской женственности.
— Спасибо, что вы…
— Не за что! Я люблю Африку, люблю арабов. Это они подарили мне детей. С другими не получалось.
Женщина зашагала вперёд.
Белозерцев остался стоять.
Женщина обернулась, словно невысказанный вопрос дырявил ей спину:
— А что касается полковника… В Италии так говорят: «Se non e vero e ben trovato». — Если это и неправда, то хорошо придумано.
— Простите ради Бога, но ещё один вопрос. Я понимаю, он нелеп, но всё-таки отважусь задать…
«Итальянка» картинно подбоченилась. Такую позу принимали героини Софи Лорен, намереваясь дать словесный «укорот» мужскому племени.
— У вас мягкие зимы, сеньора, — продолжил Павел Петрович, — в сравнении с нашими, русскими.
В глазах сеньоры отразилось мягкое понукание: «Ну, давай, поживей-пошибче что ли!»
— Вы отвыкли от перчаток? — интонация резко пошла вверх, намеренно педалируя вопрос. — Я имею в виду, кожаных? А ещё чёрного цвета? — интонация будто съехала с горки, перекидывая мостик вкрадчивости.
Она оценила ход. Но отреагировала неожиданно — по-девчоночьи фыркнув. Далее последовало заявление.
— А вы попали в точку. Не могу отвыкнуть от перчаток из натуральной чёрной кожи. — И она подняла обе ладошки и синхронно подвигала ими из стороны в сторону — то ли демонстрируя невидимые перчатки, то ли прощаясь.
— Простите, я не знаю вашего имени, — пробормотал Белозерцев. Но женщина уже шла по дорожке вдоль россыпи фонарей.
Глава 17Прощание с раем
Татьяна Шарошкина-Экрами приехала со старшим сыном, наречённым, ясное дело, Омаром. Он, как и отец, выучился на медика в России, и несмотря на свою занятость не мог не засвидетельствовать почтение матушкиной подруге и по совместительству своей первой няне. После получения диплома врача общей практики гражданин Арабской республики Египет Аббас Экрами навсегда, как он полагал, покинул пределы Советского Союза, оставивподругу в интересном положении. Вот когда испытание на прочность прошла дружба двух женщин. Ибо именно Дания, давая подружке возможность сдавать сессии, стала нянькой для малыша Омара, которого на русский манер называли Мариком.
После окончания института молодая мать получила направление в колхоз-миллионер «Знамя труда» — в трёх километрах от родной деревни. А ещё через год Танины родители окончательно смирились с дочкиной участью матери-одиночки и забралиМарика к себе.
— Кучерявый. Как Пушкин! — сделал заключение дедушка, погладив внучка по чёрным, как смоль, волосам.
Татьяна Шарошкина, развязав себе руки, стала подумывать об устройстве женской своей судьбы. Благо, холостые, отслужившие в армии ребят в колхозе водились, особенно среди механизаторов. И агрономша уже присматривалась к одному. Узнав про него, отец с матерью высказались без обиняков: «Хороших-то женихов по-хорошему разобрали, а тебе досталось, что осталось. Бери!»
Однако мойры рассудили иначе. Невидимые пряхи завязали узелок.
В один из дней в колхозную контору без стука, без приглашения ворвалась запыхавшаяся соседка:
— Танюта!
— Да что стряслось-то, Марья Васильевна?
Женщина без сил опустилась на первую попавшуюся табуретку и принялась заправлять выбившиеся из-под платка пряди.
— Дыхалка отказывает…
— Чай, не пожар? — встрепенулась агрономша, наливая водуиз гранёного графина.
— Гости! — И после пары шумных глотков: — Из города!
— Какие-такие гости? Не жду я никого. — Татьяна с неотвратимостью ваньки-встаньки опять склонилась над бумагами.
— Пигалица какая-то. Но с лица ничего, приятная.
— Мелкая, говоришь? Да это ж Данка с Елюзани.
— С ней — мужик.
— Видать, супруг её — Паша.
Баба грохнула опустошённым стаканом о стол и суматошно замахала руками:
— Там Омар Шериф! Настоящий!
Эта сценка из прошлого вызывает к жизни улыбки умиления. Отдав им должное, Омар Экрами просит прощения, что не может проводить тётю Дану «до конца», и прощается.
— Красивый мальчик! — произносит Дания, провожая взглядом его статную фигуру.
— Отец двух сыновей! — проговорила Татьяна с гордостью. А потом внезапно огорошила вопросом: — Дана, а ведь это ты тогда связалась с Аббасом и настояла на свидании с сыном?
— Идея-моя. А воплощение… Паша помог. У него такая возможность имелась: друг юности в Египте работал. Кстати, мы с ним нынче в «Парадизе» отдыхали.
— Ну и славно, — подытожила Татьяна и бросила на Пашу почти родственный по теплоте взгляд.
— Не надо преувеличивать мою роль! Просто Аббас — настоящий мужик.
Дамы, заметив смущение Павла Петровича, сменили тему.
— Данута! — начала Татьяна, вспомнив их совместное прозвище «Танюта и Данута». Ты знаешь, что Аббас пользуется огромным уважением в городе. Да, он доктор от Бога, то есть от Аллаха. Среди его благодарных пациентов есть один полицейский чин. Не буду вдаваться в подробности его заболевания. Так вот на днях он нанёс нам визит. Обычно Аббас принимает пациентов в рабочем кабинете. Но тут особый случай.
Здесь Белозерцева отвлекла парочка. Девушка в хеджабе и рыжеватый парень в круглой шапочке сели по соседству. Их пальцы переплелись. Девушка заговорила. Но не по-арабски — по немецки. Однако сделать какие-либо умозаключения Белозерцев не успел, ибо донёсшееся до него слово «Парадиз» заставило развернуть ухо-локатор в направлении подружек.
— Да, дорогая, этот полицейский так и сказал: «Дело оказалось сложнее». А ты просекаешь, что это значит? Нет, Даночка, я не делаю поспешных выводов. А продаю за то, за что купила. В вашем отеле совершились злодеяния. Я надеюсь, что ты и твой полковник…
— Паша — подполковник…
— Ну, не важно! — отмахнулась подружка. — Вы должны принять во внимание эти факты и поселиться у нас.
Далее шла обычная перепалка, которая неизменно сопутствовала теме «Зимний отдых Белозерцевых». Павел Петрович сдвинул зрачки влево, где миловалась пара, и задался целью определить по произношению, из какой земли Германии…
— А я думала, что главный менеджер — всего лишь мелкий пакостник. Ведь это он поднял бучу против Сафиназ! — голос Танюты снова ворвался в слуховые проходы Белозерцева. Супруга что-то спросила, и последовал ответ: — Костюм этой танцовщицы был окрашен в цвета государственного флага Арабской Республики Египет. Совпадения цветов лифа и юбки ещё можно списать на случайность. Но эта дурочка пришпандорила на пупок золотого орла — государственный символ. Ей грозила тюрьма. Мы с Аббасом, к слову, были на её выступлении в «Шехерезаде»…