«Интересно, кто из них Карл, а кто Клара?»
Миновав запорошенную альпийскую горку, Владимир Николаевич нашел глазами трёхгранный эркер, а в нём кремовые шторы. Минуты предвкушения! Домашний мир. Территория души. О, как верно заметили древние римляне: «Dulce domum» — сладкий дом. Украинцы выразились ещё конкретнее: в гостях хорошо пить и есть, а дома — спать.
Ольга открыла дверь так быстро, как будто в ожидании стояла за дверью. От её волос пахло специями. Она поцеловала профессора в щёку. Как будто клюнула маленьким сухим ртом. А он коснулся губами складочек-скобочек с обеих его сторон. И ощутил себя окончательно вернувшимся.
Затем последовал ритуал скидывания отсыревших ботинок. Тапочки стояли на привычном месте. От одного взгляда на них Владимира Николаевича захлестнула очередная волна довольства.
— Ты голоден? — традиционный риторический вопрос.
Не дожидаясь ответа, жена устремилась на кухню, а муж в ванную — мыть руки, а потом впитывать всеми сенсорами родные запахи и звуки.
И апофеоз— вкушение украинского борща. Вершина Ольгиного кулинарного искусства. Её не поколебало даже изгнание из дома сала. Хозяйка обосновала этот шаг холестерином и лишним весом, угрожавшими здоровью семьи. На самом деле чистые сосуды и тонкая талия не единственный повод пожертвовать снедью предков.
Отдых «съел» почти все накопления, но Ольга сочла отправку мужа на море делом чести, особенно учитывая обстановку в стране. Кто знает, может, в последний раз! И теперь, глядя на мужнино лицо, на котором ещё не угас отблеск упоительных египетских вечеров, переполнялась тихой радостью.
Разбирая багаж, она ощутила аромат Красного моря и пожалела, что стирка безвозвратно смоет этот «привет из Египта». Обнаружив на дне чемодана пакет с бумагами, Ольга поспешила в кабинет мужа. Тот глянул мельком:
— А-а-а… Письма. Отправь, пожалуйста.
Ольга, накрыв устроившегося на оттоманке супруга пледом, прошла в прихожую, где поместила пакет в хозяйственную сумку. Затем отправилась на кухню, чтобы наполнить горячей водой пластиковые бутылки — грелки. Её изобретение. Проверив, надёжно завинчены ли крышки, она прокралась в кабинет и подложила бутылки — к мужниной пояснице. Уже отбывающий в страну Морфея Владимир Николаевич благодарно замычал.
…Ему снилась лужайка перед отелем. Зелёная и ровная, как бильярдный стол, за которым он находил отдохновение в более стабильные времена. По ухоженной травке расхаживала голенастая цапля. Несмотря на то, что египтянка заметно уступала украинским сородичам в габаритах, величавости и степенности ей было не занимать.
Слуха сновидца коснулась томная арабская мелодия, и плоть его, как натянутая струна, завибрировала.
На балкончик вышла женщина, одетая в трепетавшее на ветру золотистое одеяние. Она раскинула ручки и грациозно, по-кошачьи потянулась. Широкие рукава заскользили, обнажая молочную белизну кожи. Как две птицы, ладошки приземлились на головку. И мгновенно сгорели в огне волос. Из-под широкого подола вынырнула изящная туфелька. Маленькая ступня кокетливым рывком освободилась из её плена и юркнула в мужскую руку. Там и затаилась, как диковинный ручной зверёк. Из опасения причинить ему неудобство, он слегка ослабил хватку.
— Мокр не бои дожж… — донеслось сквозь согнутые пальцы.
— Что-что? — вскричал он. И проснулся.
За оконным переплётом густели скучные зимние сумерки. Наливались светом фонари. Меж разорванных туч метался молодой месяц.
Холод плохо отапливаемой квартиры проник под плед и пополз к солнечному сплетению. Садовой поднялся и нащупал тапочки. Эти простые действия потребовали дополнительных усилий — сказывалась смена часовых поясов.
Следует взбодриться кофе. Если он имеется в доме. Но почему так тихо? Лёля ушла? (Ольгой жена звалась лишь при людях). Лёли нет?
Надо включить компьютер. Мысль об оставленном до поры до времени исследовании придала сил. Какие бы тревожные события ни происходили за домашними стенами, всегда оставалось прибежище — языкознание, а если точнее, философо-лингвистика.
Садовой нащупал кнопку настольной лампы. Сухой щелчок. И только… Веерное отключение электроэнергии? К счастью, жена подготовилась и к этому испытанию. Ставшие предметами первой необходимости спичечная коробка («Всё с тем же запорожским казаком!») и свечи ждут своего часа на специальном блюдечке.
Фитилёк зажёгся не сразу. Несколько капель расплавленного воска образовали стекловидное озерцо. В центр его была водружена использованная на половину свечка.
Садовой выдвинул верхний ящик письменного стола. Здесь хранились рукописи, записные книжки, публикации в научных изданиях. Во всех кропотливо систематизировались корни арабских слов.
Бесстрастно отсчитывали время настенные часы в удлинённом деревянном корпусе. Блаженство погружения в текст. Когда растворяются границы собственного «я». Прежде он мечтал об этом, сидя на заседании кафедры или партийном собрании. И вот сбылось. Он свободен. Он слышит, как плывёт в космосе Земля. А старая мебель привстаёт на цыпочки.
Щёлкнул замок в прихожей. Тень на стене дрогнула и замерла.
Вернувшаяся Ольга прислушалась к тишине и, вытянув руку (излишняя предосторожность: это пространство было известно ей до сантиметра), двинулась в кухню — разгружать сумку с продуктами и привычно хлопотать, отбрасывая суетливые тени между плитой- (хвала Господу за газ!) — навесными шкафчиками и столом.
До той минуты, пока супруг не завершит кабинетное священнодействие. Тогда он переступит порог и произнесёт ритуальную фразу из детской книжки сына: «Без чаю я скучаю…». А скучает ли по дому её кровинушка? Отмахнувшись от этой мысли, она засуетилась пуще прежнего. Тесто поспело! Самое время заняться любимыми Володиными пирожками — с капустой.
Как всегда, она всё успевала.
Запах выпечки заполнил кухоньку. Чай дорогого сорта — в честь его возвращения- настаивался в чайнике — подарок свекрови на десятилетие их с Володей — совместной жизни.
На стене выросла вторая тень — побольше:
— Без чаю я скучаю!
Выверенными до секунды движениями Ольга подала блюдо с пирожками, налила чай в именную мужнину кружку и щедро расцветила напиток настоящими деревенскими сливками. В такой день не грех и потешить себя…
— Письма отправлены.
Не переставая жевать, он кивнул.
Она по-матерински удовлетворённо следила за его жестом и всё собиралась спросить, зачем он сбрил бороду. Но вместо этого спросила про другое:
— А чьи это письма?
Садовой замер, не донеся до рта тёплую мякоть.
— Сотрудника отеля, — сообщил он и надкусил пирожок.
Радужки, мокро-блестящие, впитавшие уличную влагу, вопросительно сфокусировались на Садовом: сотрудник или сотрудница?
Испытывая Ольгино терпение и поддразнивая, он и не подумал прервать начальный этап пищеварения. Глядя на это методичное жевание, супруга последовала его примеру.
— Девушка-аниматор, — произнёс профессор, прожевав. — У неё в Украине родственники. Или друзья. Я в точности не знаю.
— Ясненько…
После трапезы Садовой благодарно коснулся губами жениного виска и вернулся в кабинет.
Опустив отяжелевшее тело в кресло у рабочего стола, расположившегося в трёхгранном эркере, он смотрел на тополь за окном. Выставив вперёд толстые сучья, подобно казацким пикам, дерево оборонялось от ненастья.
Мысли его, как морские камешки в штиль, лениво перекатывались в голове.
Глава 2Переведи свой смартфон на «украинську мову!»
Милочка притворила дверь. Знакомый звук — по громкости, частоте — просочился сквозь барабанные перепонки. И застрял в мозгу.
«Трындец! Шум воды… Как тогда, у Аси».
Милочка спустила с плеча дорожную сумку.
«Это всего лишь нервы. Следует просто заглянуть в ванную».
Она судорожно сглотнула, проталкивая застрявший в горле комок. От встречи с ним желудок спазматически сжался.
Щелчок холодильного агрегата. Пальцы расцепились — на ручке чемодана осталось влажное пятно. Девушка без сил опустилась на стул.
Досада на Карена, не явившегося в аэропорт, накрыла с головой: будь он рядом, паническая атака не оказалась бы такой острой.
И где Нэра? Этой негоднице хватало ума ходить по-большому не в лоток, а в унитаз. К тому же во время сна она имела человеческую привычку класть голову на подушку. Но с чем не поспоришь: включённый кран — не её лап дело.
«Я схожу с резьбы… Или как там, говорят? С катушек?»
Милочка вытащила влажные салфетки и протёрла вспотевшие ладони. А тем временем её боковое зрение зафиксировало зеленоватое свечение. У плинтуса.
— И чего вылупилась?
Два изумруда с жёлтой обводкой переместились выше, затем подались вбок, явно скрывая свои намерения. Какие именно — разгадывать было неохота.
— Жрать хочешь?
Ответа не последовало. Но звук собственного голоса, а более всего грубая формулировка вопроса приободрили: она отважилась скинуть башмаки.
— Надеюсь, Карен о тебе заботился?
Нэра вильнула округлым задом и прошествовала в кухню.
— Ах ты черномазая! — понеслось вслед хвосту, задранному подобно рапире.
Милочка стянула чёрный пуховик и вязаную шапочку, окрашенную в цвет, носивший имя королевы Изабеллы, той самой, которая ввела в моду кружева, по окрасу напоминавшие несвежее дамское бельё. Несмотря на приём, лишённый доброго участия, эпизод придал хозяйке смелости: она двинулась следом за «рапирой».
Перво-наперво — холодильник. Хватило беглого взгляда на содержимое, чтобы сменить гнев на милость. Благодаря стараниям бой-френда, его составляли продукты, которые Милочка считала основой здоровых пищевых привычек: фрукты, натуральный йогурт, адыгейский сыр, шоколад. И никакого мяса. Кошачий корм, естественно, в счёт не шёл. Она потянула за уголок пакет с изображением усатой морды. Это придало дополнительный импульс «рапире», метнувшейся к холодильнику. Однако надменный нрав одержал верх: к еде Нэра приступила с видом одолжения. Созерцание кошачьей трапезы окончательно успокоило хозяйку.