Ещё вспомнилась фраза девушки-аниматора: «Как бы ей, раскрестившейся дурынде не разбиться в лепёшку о своего „хероя“». Да, именно так, со звуком «х».
Костик включился в работу по заселению игрушечного «Парадиза», но поскольку для его пальцев иголка была чересчур мала и имела обыкновение теряться в складках ладоней, процесс затормозился. И если бы не «Аби», которая помогла с гардеробом и причёсками, провозились бы не один месяц.
Не забыли и Марио, юного двойника полковника Каддафи, просидевшего весь Хеллоуин за компьютерной игрой. Его фигурку поместили за оконный переплёт корпуса, получившего для удобства номер — первый.
Себя Костик сделал собственноручно — вышло похоже, может быть, оттого что здесь тонкость работы не требовалась.
И только один персонаж остался без воплощения. То, что Белозерцев увидел под водой и принял поначалу за отражение луны. Как ни был Павел Петрович привержен к скрупулёзности, как ни ратовал за чистоту эксперимента, кроить лицо, некогда принадлежавшее Майко-Милковой, рука не поднялась.
Было расписано местонахождение, примерное либо точное, всех действующих лиц. С маршрутами их передвижения оказалось сложнее — они по большей части подразумевались.
Наконец, всё было готово для следственного эксперимента. Павел Петрович решил, что начнёт его в «реале» — в час начала праздника всей нечисти. В 6 часов пополудни.
Костику занятие пришлось по вкусу. Ведь Русалочка тоже принимала участие в действе. Он с удовольствием посадил «Марысю» в первый ряд. Себя пристроил рядышком. Дед отметил: ближе, чем оно было на самом деле.
Павел Петрович зажёг припасённые для Нового года бенгальские огни. Начало представления фаерщиков в костюмах «скелетов».
Главный менеджер и аниматор всё время на виду. На них ответственность за безопасность зрителей. И как Риту отпустили на выходной? Ведь мероприятие собрало у бассейна почти весь «Парадиз». Даже старички-британцы почтили его своим вниманием. Отсутствуют лишь «Розовая шляпка», кришнаит, «сын» Каддафи и женщина в никабе. С последней теперь всё ясно.
После фаерщиков на импровизированную сцену выходят тыквенные маски с горящими внутри свечками. Поначалу Белозерцев поразился виртуозности танцоров, но потом понял: свечки-искусственная иллюминация, а потому опасности не представляют. Абдель и Ален по-прежнему на виду.
Во время представления с тыквами раздаётся плач Марысиного братика. Родители дружно снимаются со своих мест.
Время эксперимента истекает. Число людей, имевших возможность (или намерение) оказаться у бассейна с подогревом тает на глазах.
Момент ухода с площадки юной польки зафиксировано точно: когда раздаются заключительные аплодисменты. Но куда именно она направляется? — Не исключено, что к бассейну с подогревом. В противном случае, как бы там оказался Костик с фотоаппаратом? Но представляла ли девочка какую-то опасность для бывшего осведомителя КГБ? — Нелепый вопрос. Но он должен быть поставлен.
Следственный эксперимент идёт как по накатанной: рукой Павла Петровича фигурки передвигаются по игрушечному курорту. В итоге число подозреваемых сокращается до пяти: сам кукловод, его украинский друг, Марио, аниматор Рита и её коллега Алекс. Тьфу, Ален!
Вскоре в коробку «чистых» отправилась фигурка в оранжевой шапке волос: на день Хеллоуина у неё выпал выходной. За ней последовали человечек в вышиванке и кудрявый подросток по имени Марио.
Остались кукловод и Ален. Поскольку Белозерцев пребывал в уверенности, что лично преступления не совершал (или не помнил о факте), оставался Ален.
Она распахнула дверь. Приглушённый шелест заполнил ушные проходы и принялся терзать барабанные перепонки. Сомнений не оставалось: включили душ. На полную катушку. Как тогда в Асином номере.
В прихожую выплыла Нэра — ткнулась носом в принесённый пакет. Его ручка вросла в Милочкину ладони.
Милочка подняла глаза и увидела женщину. У противоположной стены. Она смотрела строго, испытующе. В Милочкиных ногах растворились все кости. Аморфные формы и пятна зеленоватого оттенка начали собираться в причудливый орнамент, из-за которого вынырнуло маменькино лицо:
— Мила! Почему ты здесь валяешься?
— Мама, что ты здесь делаешь?
— Принимаю душ.
Мать засуетилась, словно увидела свежевоскресшего Лазаря.
— Я прилетела сегодня, — сообщила Людмила Гудкина, угадав немой вопрос. — «Сорри», что не прилетела на похороны. Мы были так близки…
«Да вы и близко не рядом!» — немо воскликнула девушка.
— Милочка, а ты случаем не беременна?
— Ты забыла? Я child-free!
— А по-моему, ты mind-free.
— Б-а-а-б…! — раздался Костин голос. Но звал он не бабушку, а дедушку, отчекрыжив от Бабая первые три звука.
Дед накинул банный халат и выглянул за дверь. Внук протягивал мобильник, и на его лице отразилась радость человека, хорошо исполняющего свой долг.
— Алё!
— Павел Петрович, это Мила.
Добрый вечер. Чем обязан?
— Я работала над сценарием и наткнулась на одну деталь. Она касается девушки в хеджабе. Помните? Её звали Ася.
— Вторая жертва маньяка.
— Ася утверждала, что у неё есть одна вещь, но она никак не может разгадать смысл…
— Интересный ход для будущего сценария. Или я не прав?
— Это не художественный вымысел. Эту историю я слышала от самой Аси… — последовала непонятная заминка.
— Продолжайте! — от волнения Белозерцев перешёл на «вы».
— Она утверждала: Абдель у неё на крючке. Но я не придала значения.
— А подробности?
— Обещала рассказать потом.
— Когда ты обнаружила её, в номере имелось что-то…подозрительное, похожее на компромат?
— Честно говоря, я не присматривалась.
— Понятно. Спасибо, Мила.
Глава 12«Найди то, не знаю чего…»
— Что произошло с Люсей?
— Утонула.
— Хм-м-м! — восклицание просочилось сквозь сжатые губы и ударилось о стены гостиной, где они расположились пропустить по рюмочке «Зинфанделя» — визитной карточки американского виноделия.
Мать с видом знатока и ценителя повертела сосуд перед глазами — на её правое надбровье лёг алый отсвет красного калифорнийского вина.
— Люська умела плавать.
— Это случилось в бассейне.
Мать издала повторное хмыканье, ещё более негодующее, чем первое, одним махом осушила бокал и утопила заострённый подбородок в специальном шарфике, который повязывала на шею, чтобы скрыть зоб.
Милочка решила, что маменька пребывает в потерянном состоянии духа, а потому сглотнула просившееся на язык замечание. Людмила Гудкина перевела взгляд в проём между шторками.
— Отсюда виден Дом аспиранта и стажёра. С Люськой мы прожили в нём пять лет. Там, в подвале, — бассейн. Для того времени — роскошь, но для обитателей дома коммунистического быта, а ДАС задумывался как общежитие для молодых семей, вполне доступная. Так вот… Люська ни разу не спускалась туда — даже чтобы взглянуть на бассейн одним глазком. Она терпеть не могла хлорированной воды. И ты хочешь сказать, что она полезла в этот долбанный бассейн по своей воле?
Вопрос прозвучал риторически.
Они сидели друг против друга, и дочка не без удовольствия отметила: мама похожа на повзрослевшую Пеппи Длинныйчулок. И дело не в золотой россыпи на носу, щеках и ключицах. Даже вымытые и высушенные, мамины волосы торчали во все стороны. Как у Пеппи. И только шея спереди была чрезмерно выпукла из-за болезни — следствие командировки на Чернобыльскую АЭС.
— О чём задумалась? — по обыкновению спросила мама.
— О нас, — по обыкновению соврала дочка.
— Врёшь, — привычно констатировала мать, но более резким тоном, чем позволяла себе в другие дни.
Девушка резко выдохнула, как при занятии йогой, и поднялась из-за стола. Однако маменька осадила её взглядом:
— Сядь! — Далее последовал очередной глоток достояния Калифорнии. — Почём нынче аренда в Москве?
— Н-н-не знаю.
— Продавать квартиру не будем. Сдача в наём — самое разумное.
— Ты хочешь…
— Да, положить конец твоей никчёмности. И даю тебе срок до лета, Людмила. За это время все формальности твоего переезда будут соблюдены. — И прочитав немой вопрос в дочкиных глазах, добавила: — Денежное довольствие гарантирую. Но только на эти месяцы.
Милочка, посчитав, что вежливое выслушивание американского плана, будет лучшей стратегией, — помалкивала.
— Полагаю, тебе стоит изучать журналистику в чистом виде. Или «паблик рилэйшэнз».
— Я хочу писать художественные тексты.
Твой соотечественник Михаил Веллер утверждает: «Большинство молодых писать бросает. Большинство оставшихся становится кое-какерами. Ничтожное меньшинство научается работать до тех пор, пока не выйдет хорошо». Есть подозрение, что ты…
— Останусь среди «кое-какеров»?
— Это ты озвучила.
Миссис Томсон рассчитывала извлечь из беседы сугубо практическую пользу, а именно: мотивацию ребёнка на перемены в жизни, и она не ожидала услышать просьбу весьма сомнительного в её глазах свойства.
— Мама, расскажи мне про того мужика…
— Мила, что за слово! Ты же знаешь, мужики — это крепостные у Некрасова, а ещё работяги без привилегий на зоне.
— Хорошо, поведай мне о господине по имени Милко.
— Милко — это… Милко. А что, собственно, тебя интересует?
— Всё!
— Друг юности.
— Это мой отец?
— С чего ты взяла?
— Так думала тётушка Лу.
— Ясненько. Она так и не предала этот призрак экзорцизму.
— Что ты хочешь этим сказать?
Люську с молодости отличали безудержные фантазии.
— А кто он — мой отец?
— Достойный человек.
— Почему в таком случае ты не вышла за него замуж?