Телефонная трубка в руках Ольги Юрьевны издавала прерывистые гудки, словно кардиомонитор, фиксирующий угасание пациента.
Когда она вернулась за стол и присела рядом с мужем, тот коснулся её покрасневшего — точно от жара-уха и подвинул чашку. Ольга сделала жадный глоток.
— Ты слышал?
— Этот голос пробивает стены.
— Вечер, посвящённый Лесе Украинке. Наш ученик…
Снова зашёлся в длинном звонке телефон. Ольга безропотно направилась в прихожую. Но подняв трубку, тут же отвела в сторону:
— Олюшка! Илюша сказал мне тогда: Ида Соломоновна, у меня, как у булгаковского Мастера, есть своя Маргарита. Вы всё поняли?
— Не совсем.
— У Илюши появилась муза.
— Кто такая?
— Тоже даровитая. Можно сказать, что Маргарита превзошла Мастера. Редколлегия нашего журнала «Зелёная лампа» включила их в сборник. Вы всё поняли?
— Ида Соломоновна! — повысила голос Ольга, надеясь направить речевой поток в нужное русло. Но тщетно.
— … Публикация не вызвала соперничества между влюблёнными, — продолжала тарахтеть трубка.
— А как имя поэтессы?
— Вы всё поняли, Олечка?
— Как её звали?
— Что, дорогая?
— Имя!
— Вы слишком многого хотите.
— Неужели не помните, Ида Соломоновна?
— Я помню всё. Даже страницу.
— Вы — прелесть!
— Страница 24, дорогая. Это год рождения Иосифа Львовича. Вы всё поняли?
— Поняла…
— А теперь я должна отключиться!
Глава 16Секрет зайца Мартина
Милочка вылавливала картинки из океана памяти, который плескался в её черепной коробке.
В детском представлении у неё всегда имелось две мамы. Мама-1 подолгу отсутствовала, но всякое её явление становилось событием. Мама-2 была рядом, а оттого привычна, как воздух. Когда мама-1 разлучила её с мамой-2, девочка ощутила нечто, схожее с кислородным голоданием.
Мама-2 учила простым радостям существования в физическом теле, мама-1 стремилась приохотить к своему ремеслу. В той самой кладовке, в которую упирается прихожая и где сейчас хранится старьё, размещалась фотолаборатория. Вход в «святая святых» находился под запретом. Но в один из дней шлагбаум подняли — персонально для Милочки. Там и явлено было чудо (визит деда Мороза — не в счёт, ибо в нём почти всегда угадывались черты какого-нибудь очередного мужа мамы-1).
Мама-1 провела показательный сеанс печатания фотографий, когда Милочке исполнилось семь лет. Девочку поразил свет — красновато-таинственный. Как теперь она понимает, источником явилась лампа с бордовым абажуром. Она до сих пор стоит в кладовке. Как и ванночки. Только тогда эти предметы хранились на виду, так сказать, на почётных местах.
Мама-1 строго-настрого запретила дочке совать пальчики в содержимое ванночек: мол, там живая и мёртвая вода, но где — какая — тайна. Она начала молча колдовать над ними — и на сунутых в них листках ожили какие-то тени. Прямо на глазах они превращались в людей, дома и деревья. Это впечатлило. Но фотографом Мила Гудкина всё равно не стала. Ей хотелось писать сценарии для праздников. Но мама-1 отправила дочку на сценарные курсы. И вот теперь благодаря этой материнской заботе Милочка корпит над текстами.
Милочка остановилась на эпизоде, в котором главная героиня-расследовательница облачается в шляпку и платье жертвы — дабы вывести убийцу из душевного равновесия. Но все потуги выстроить сцену по кинематографическим законам закончились ничем.
Милочка уже видела скепсис на лице Олега Валерьевича: «Вам бы на картонной фабрике работать, а не в сценарной мастерской!»
Не распознал в Рите землячку! Как он чутким ухом лингвиста не расслышал особую напевность речи? Ведь украинский — второй по мелодике — после итальянского.
Его водили за нос как мальчишку! Крайне болезненно для мужского «эго»! Оставалось утешаться: теперь-то кристаллический цветок потеряет над ним власть.
Впридачу ко всему ему досаждали колебания: стоит ли предавать огласке сделанное им открытие? Извещать ли друга в России? В конце концов дело закрыто. Злодей ждёт оглашения своей участи в тюрьме. Что новая информация может добавить в картину преступления?
Вопреки этим доводам рассудка, перед его глазами периодически вырисовывался балкон. На него выходит заботливая жена и мамочка. Чтобы повесить на спинку кресла влажное… А что там, собственно, было? Что может оказаться мокрым в тот час, когда на купание в море лежит табу? Остаётся бассейн. При чём один на весь отель, потому что вокруг другого, как в Судный день, кишмя кишит народ. Выходит, жена поляка, похожего на Леха Валенсу, имеет касательство к этой истории. Тогда с какого боку здесь Рита?
Пребывание в «Парадизе» мало-помалу затягивается туманной дымкой. Стоит ли поднимать этот занавес? Тем более что после возвращения домой дружеская переписка приняла вялотекущий характер, ограничивавшийся ритуальным обменом информацией: живы-здоровы, чего и вам желаем. И всё же, и всё же…
Преподавательское окружение Садового явно или скрытно сторонилось политики. А тем паче дискуссий-удела молодых и амбициозных. У многих сохранялся посткоммунистический синдром, слово «стукач» не окончательно ушло на периферию сознания и вообще…хотелось, наконец, пожить спокойно.
Разумеется, в ситуации, когда все занялись разоблачением «сепаров» — дома и на работе, вести задушевные беседы можно было лишь в кружке особо доверенных лиц. И таким долгое время оставался друг юности Паша. Правду сказать, после крымского блиц-крига последовало его исключение из ближайшего окружения профессора. Но время и память о прежней дружбе сгладили этот удар по национальной гордости. Электронная переписка возобновилась. Но когда милое девичье лицо обнаружилось в альбоме Краснянских, Садовой принял решение не сообщать об этом в Россию. Из-за чего ощущал себя мальчишкой, который залез в буфет и съел конфеты, предназначавшиеся для семейного чаепития.
Дания Рафаэлевна мастерила игрушки ещё школьницей. Увлечение шитьём забавных зайчат, поросят и котят пришлось на пору, когда в магазинах они практически не водились. Умение пригодилось и во время дочкиного детства: та обожала зайцев, при чём похожих на главного героя «Ну погоди!» Правда, это не помешало девочке распотрошить одну из игрушек ножом, когда её посетило чувство: мама чересчур много времени уделяет своим изделиям. А мама просто пыталась хоть как-то пополнить семейный бюджет, отдавая их знакомой торговке с городского рынка.
Увидев среди Асиных вещей заячий типаж, которого мастерица ещё не освоила, она не могла совладать с желанием воспроизвести его клон. А для этого требовалось заполучить выкройку, то есть препарировать зайчика. Поскольку внук на эту операцию мог прореагировать остро, она закрылась в супружеской спальне.
— Уму непостижимо! — воскликнула Дания Рафаэлевна, разглядывая свою добычу.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что Мартин уже подвергался этой процедуре. Выходит, не одна она хотела заполучить выкройку. Может, это сделала сама хозяйка?
Дания Рафаэлевна, вооружившись острыми, тонкими ножничками приступила к превращению Мартина в развёрнутую ткань. Её ждал сюрприз. Технология изготовления игрушки отличалась от общепринятой: при набивке мастерица использовала бумагу. Всего один листочек. Женщина развернула его и ахнула.
Рисунок! В центре его располагалась окружность.
«Бассейн!» — предположила Дания Рафаэлевна.
В нём плавал человечек. Судя по закрытому, заштрихованному купальнику, женского пола. Рядом плыл человечек побольше. Кудри до плеч выдавали в нём существо тоже женского пола. А из воды тянулись две руки со скрюченными, как у бабы Яги пальцами.
Владимир Николаевич совершал вечернюю прогулку в одиночестве.
Эти полчаса перед сном вошли в привычку в период последних событий в Киеве, когда вечерами они припадали к Интернету, а потом долго ворочались без сна. Тогда супруга и стала вытаскивать его на свежий воздух. Неспешная ходьба сослужила добрую службу, но Ольге вскоре наскучила и часок перед сном она предпочитала проводить с книжкой. Садовой же так втянулся, что когда пропускал прогулку из-за непогоды, ощущал себя не в своей тарелке. А теперь, когда с ними поселилась матушка, потребность в моционе удвоилась.
В тот вечер ему удалось наладить концентрацию на дыхании уже на первом круге, что было победой. Владимира Николаевича выбил из колеи звонок из России. На этот раз его друга заботило и вовсе странное: получение некого «месыджа» от аниматора отеля «Парадиз».
Поскольку звонок был входящий, и оплата соответственно, он не пожалел времени дать абоненту понять: вопрос абсурден. И на самом деле, для какой цели Рите потребовалось бы писать ему? Да, они мило побеседовали перед отъездом вдали от посторонних глаз. Чего же более?
И всё же дурное предчувствие не покидало Садового. Не тот человек был его товарищ, чтобы задавать пустые вопросы. Имелась за ними некая подоплёка. И оттого стало не по себе, и зябкость в позвоночнике не давала наслаждаться свежим воздухом. А тут ещё погасли фонари. Но вместо того, чтобы повернуть к видневшемуся за кронами родному фасаду, он продолжил маршрут.
За последнее время Ритин образ подёрнулся флёром — прозрачным и почти желанным. Короче, отпустило профессора. Кристаллический цветок оплыл, растаял, растворился. Как соль, брошенная в воду.
Откуда-то сбоку вынырнула размытая темнотой фигура. Если в прошлые времена нарушитель уединения не вызвал бы ничего, кроме равнодушной фиксации взглядом, то нынче такая встреча в тёмном переулке… Впрочем, кошелька с собой всё равно нет. А если это один из чумовых хлопцев, что вернулись из зоны АТО? И завалить первого попавшегося под руку…
Садовой огляделся. Нырнуть под сень ближайшей ели? Неизвестный тем временем ускорил шаг и приближался с неотвратимостью шара в кегельбане.