Садовой ощущает себя мальчишкой, который читает страшную книжку, и судорожно перелистывает страницы, чтобы посмотреть — что будет в конце.
Когда вы прочтёте это, я буду в могиле.
Жаль, не смогу проинформировать, каково это. Одно греет: буду лежать рядышком с Илюшей. Хотят того его родичи или нет. Я законная жена, ради мужа сменившая и фамилию, и имя. Да, я больше не Оксана Мельник. Я Маргарита Власожар.
«Получается, зря он врал Лёле насчёт альбома Краснянских. Всё вышло наружу. Интересно, распознала ли жена его лукавство?»
Да и в том месте, что зовётся небесами, будем вместе.
Убийцы — хоть вольные, хоть невольные — в соответствии с Данте, в одном круге. Если ад, конечно, существует. Но есть у меня подозрение, что его тоже люди придумали. Как и мудрого седовласого дедушку, который сотворил мир, в котором невинные сидят в неволе, а хорошие парни харкают кровью. Это люди придумали себе Бога по своему образу и подобию.
Живите долго и счастливо — за нас с Илюшей.
На последней страничке почерк терял чёткость: рука утомилась или…устала вывернутая наизнанку душа.
— Ольга! — позвал он.
Жена тенью проскользнула в кабинет. Он кивнул на конверт:
— Ты читала?
— Немного.
Больше всего в эту минуту профессор желал, чтобы супруга пустилась в объяснения и ещё долго не покидала его. Но Ольга закруглилась по-быстрому: её ждали дела. Он снова остался один на один с исписанными страницами.
«Из-за чего я разговаривал с ней таким тоном? Ведь это не она пережила курортное увлечение».
Он поднялся — зажечь свет. Вспыхнули все три рожка светильника. Затем отчаянно замигали — комната снова погрузилась в полумрак. Владимир Николаевич сдержал готовые сорваться с языка бранные слова и зажёг свечу.
… Убить человека не так-то просто. Даже при известной подготовке.
Но в моём случае всё произошло спонтанно. В общем лодыжки мои оказались в клещах. Непроизвольно дёрнула своей ударной правой ногой. При этом ослабила собственную хватку. Девочка выскользнула. Ей хватило несколько секунд, чтобы глотнуть воздуха. А мне понять: атака неизвестного объекта отбита. Но уроки плавания не прошли даром, да и характер у Марыси оказался неслабый. Короче, первоначальный шок не лишил девчонку сил. Она вырвалась.
«Боже! Кто из них находится в состоянии сумеречного сознания? Тот, кто читает это? Или та, кто их писала?»
Он сделал над собой усилие — взгляд снова прилип к строчкам, выведенным синей пастой.
… И вдруг реанимировался инстинкт самосохранения. Инсценировка! Убедить перепуганного ребёнка, что виной всему судорога. Реально? При известной доле артистичности. А ещё способности к внушению.
Если девочка и не приняла целиком версию своего чудесного спасения, пойти против взрослого в открытую она не посмеет.
Доставив ребёнка в номер — действовали мы быстро — я уже сама уверилась в своей истории.
Ну а родители? Мамочка всё приняла на веру. А вот насчёт папочки берут сомнения. Уж больно задумчиво покручивал он свой казацкий ус. Ну да Бог с ним. При любом раскладе вникать в ситуацию было ему не с руки.
Только выйдя от «Мабуть», я обнаружила: в ладошке зажат опознавательный браслет. Следовало избавиться от него, кому бы он не принадлежал — Марысе или той, третьей…
«Видимо, перед тем, как приступить к исповеди, она приняла алкоголь, — пришло на ум профессору. — И садилась писать не один раз. Отсюда и сумбур».
К чему я посвящаю Вас во все детали, уважаемый профессор? — Сама не знаю. Но склоняюсь к тому, что неохота уносить тайну с собой. Да и во взгляде Вашем сквозил вопрос.
Вот и удовлетворяю Ваше любопытство.
Живите счастливо!
И если будет такое желание… И если встретится где-нибудь по пути маленькая, самая простая и малолюдная церквушка или часовенка… Поставьте свечку. В знак того, что помните.
А другого мне и не надо. Потому как спасение души и прочие дедовские предания — пустой звук. Прощайте!
По всему выходило, что автор оставил не один вариант исповеди. А потом сунул всё в один конверт.
«А ведь я знал… Вернее так: я знал, что знаю. Ещё с того вечера, когда появился „Крик“.
„Мокрый не боится дождя!“ Но что я мог?»
От этой мысли на душе стало муторно. Как не было уже давно. А может, никогда.
— Сынуля. Я хочу потолковать с тобой… — Это вернулась с прогулки Софья Михайловна. Похоже, захваченный своими переживаниями, он не расслышал стука.
— Почему ты бросил сына в беде? — Тон был сродни прокурорскому, однако Садовой отвечал по возможности мягко:
— Мама, вы не должны тревожиться.
— Мой внук оказался в секте иностранца! Он поверил его посулам!
— К сожалению…
— Это правда, что он взял кредит под залог квартиры и все деньги положил на их счёт?
— Да, под 36 процентов в «Эфрикэн кэпитлз».
— Какой ещё «африкан»?
— Мамочка, давай поговорим об этом позже.
Видимо, видок у сына был ещё тот, если матушка не стала настаивать, а только заметила:
— Африкан… Знаешь, со мной на курсе учился юноша с таким именем. Кажется, из Саранска. Он даже слегка приударял за мной.
— Да, мама, имя забавное и редкое.
Она похлопала его по плечу и неслышно затворила за собой дверь.
Он собрал листки в стопочку. Оказалось, что они лежат не по порядку. Профессор стал их складывать по нумерации страниц, и глаза снова притянуло к округло выведенным строчкам.
Во время «Антитеррористической операции» Илья эсэмэсил ежедневно.
«БМП глохнут постоянно, штабные отдают тупые приказы…»
Не стану утомлять Вас подробностями, но Илья считал, что свидетельства очевидца могут быть полезны. Действительно, я использовала их в своём блоге. Он воевал на боевом фронте, я — на информационном.
Мой муж погиб под Иловайском 10 августа, уже будучи взводным. Группа шла за БМП и попала под снайперский огонь. Пуля попала в бедро. Он истёк кровью.
Я совсем не хочу, чтобы Вы жалели меня. Я хотела бы, чтобы Вы поняли меня и Илюшу.
Он лежал в цинковом гробу. Мать никак не верила, что внутри — её сын. И тогда отец тайно вырезал в гробе отверстие — там, где должно быть лицо.
Больше меня в Киеве ничего не держало. Свёкор и свекровь не желали иметь со мной ничего общего, обвиняли в гибели Илюши.
Я уехала в Египет, чтобы заработать денег на достойный памятник мужу. Всё шло нормально, насколько это возможно при моих обстоятельствах. Пока в отеле не появился «Мабуть»…
Владимир Николаевич открыл дверь и крикнул:
— Лёля, принеси коньячку!
Он говорил теперь по-польски. Выдало его фирменное словечко. В своё время муж подшучивал: вечное «мабуть» заместителя командира — что-то вроде якоря в словесном море, где мужик терял уверенность.
Передо мной был тот самый «Мабуть», который бросил своих бойцов в котле! А вину свалил на БТРы, стоявшие неподалёку и не пришедшие на помощь.
Сквозняк прошёлся по лопаткам. Это Ольга принесла низкий пузатый бокал, початую бутылку «Арарата» и бутерброды с сыром. Садовой автоматически зафиксировал сооружённый на столе натюрморт и вернулся к чтению.
… Как можно покарать за трусость и предательство? Я мучилась вопросом до самого Хеллоуина. Вечером я пришла в отель за часами-подарком мужа, которые намеренно оставила у напарника.
Это был последний вечер «Мабуть» в отеле. Я смотрела на него и думала: «Эти глаза видели моего Илью. Эти руки переносили его тело».
Меня тянуло подойти и сказать: «Помните меня, пан Титочка?»
Владимир Николаевич плеснул себе янтарной жидкости и сделал глоток. Однако прежнего горьковато-сладковатого вкуса с примесью дубовой коры не ощутил.
«Мабуть» и его семья расположились на первом ряду. Сын — на руках отца. Дочка-возле матери. Семейная идиллия! Полоснуло прямо по горлу.
Опасаясь выдать себя, я незаметно прошла ко второму бару. Сотрудники уже ушли, я рассчитывала побыть в одиночестве.
Сколько времени прошло — сказать в точности не могу. Только я услышала плеск. Кто-то нырнул в бассейн. Я хотела крикнуть: купание после заката запрещено. Но тут увидела, что это дочка «Мабуть». Помню, мозг работал со скоростью компьютера. Он выдавал разные варианты. Первый — окликнуть и сделать замечание. Второй — встать и уйти. Третий… Я, не помня себя, встала на четвереньки и поползла по газону. Какая-то трава резанула кожу.
Девчонка плавала по-собачьи. Она так и не усвоила отцовские уроки — била руками и ногами по воде, дышала ртом. Когда она повернулась спиной, я нырнула — почти бесшумно: сказались годы занятий в Ровненском Дворце водного спорта.
Я проплыла немного, когда прямо передо мной возникли пятки. Они казались неодушевлёнными предметами и двигались более уверенно. Это почему-то разозлило. Я ухватилась за одну и потащила. Но тут случилось неожиданное. Другая, взбрыкнув, ударила меня в нос. На какое-то мгновение контроль за ситуацией был потерян. Девочка молотила ногами: за нею тянулся белый шлейф брызг. Я потеряла её из виду и двигалась наощупь. В это время мою щиколотку как будто стиснуло клещами. Я ответно дёрнула ею-хватка ослабла. Но тут же цепанули за вторую ногу. Манёвр пришлось повторить. И тут же наткнулась на что-то выпуклое скользкое. Яремная ямка? Она — внизу на передней части шеи.
В бассейне был третий.
Внутри щёлкнуло — включилась другая программа. Пальцы разжались и сложились пригорошней.
Остальное помню в ощущениях. Гусиная кожа на спине девчонки. Шершавое ребро бортика. Барабанный бой в ушах. А потом бег рысцой до номера.