— М-мм! Сказочно вкусно.
— Десерты — моя слабость, хотя сам я ими тешусь редко.
— Я тоже. Завтрашний ленч мне придется пропустить, но ваш десерт стоит такой жертвы.
Она тепло улыбнулась и подумала, что вряд ли сможет припомнить более приятный вечер. Хорошее настроение охватило ее с самого прихода. Хотя Джонатан мало говорил о себе и сыне, он оказался очень мил. Девон ожидала увидеть лощеного пижона, а обнаружила красивого, образованного человека, приятного собеседника и гостеприимного хозяина.
Продолжался легкий, непринужденный разговор. Джонатан развлекал ее, рассказывая о смешных японских предрассудках.
— Слово «ши» означает и «четыре», и «смерть». Девять — это «ку», что также имеет два смысла — «боль» и «беспокойство». Поэтому в японских больницах нет палат с номерами четыре, девять, четырнадцать, девятнадцать или сорок два. Считается также дурной приметой наступать на кромку татами — коврика на полу — или под прямым углом втыкать палочку в полную чашку риса.
Девон улыбнулась.
— Но ведь мы тоже суеверны — боимся цифры тринадцать, остерегаемся наступать на трещины в тротуаре. По-моему, люди мало отличаются друг от друга.
— А еще японцы считают, что барсук может превращаться в женщину. Якобы эти животные заманивают свои ничего не подозревающие жертвы в лес, и больше о тех никто ничего не слышит. Как вы думаете, почему родилось это суеверие? — улыбаясь спросил он.
— Я думаю, — со смехом ответила Девон, — что японских женщин воспитывают в духе покорности. Вот они и берут реванш. А как по-японски «удача»?
— «Гамбатте кудасаи». — Он обворожительно улыбнулся. — Я думаю, что ваш визит ко мне — это большая «гамбатте кудасаи».
Девон тоже ответила ему улыбкой, но промолчала. Она думала о его руках, смуглых и сильных, о его мускулистой груди, твердость которой ощутила, когда Стаффорд стоял позади, о его широких плечах… Она сердилась на себя за то, что ее тянет к нему.
По мере того как шло время, Девон становилась все более задумчивой. Джонатан тоже терял свою оживленность, пока его приятные улыбки и добродушие не испарились вовсе. Наконец он бросил салфетку и отодвинул стул.
— Может быть, пройдем ко мне в кабинет и выпьем чего-нибудь? — предложил он. — Хотя я и получил огромное удовольствие от обеда с вами, Девон, но надо признаться, что пригласил я вас не только для того, чтобы вместе поесть и мило поболтать. Пора обсудить ваш замысел всерьез.
Девон встала и позволила Стаффорду отодвинуть ее стул.
— Что ж, прекрасно.
Настороженность ее тут же удвоилась. Теперь перед ней стоял человек, чей голос — деловой, решительный, с прорывающимися злыми нотками — она слышала по телефону. Насколько глубоко она должна посвящать его в свою работу, в свои замыслы? Ладно, там видно будет…
Они вышли из столовой и через коридор прошли в его кабинет. Диван и кресла, обитые коричневой кожей, книги в кожаных переплетах, семейные фотографии — короче, вся обстановка была более мужской по стилю и духу, чем остальная часть квартиры. Огонь в камине был разведен заранее, и к их приходу пламя уже угасло, лишь малиново тлели угли. Пока Девон усаживалась на диван, Джонатан встал на колени перед камином, подбросил несколько поленьев и размешал их длинной черной кочергой.
— По бокалу бренди? — спросил он, вставая и отряхивая руки.
Его рост и телосложение казались еще более внушительными в этой комнате, где все дышало мужественностью.
— Пожалуй.
Джонатан налил бренди в два хрустальных, суживающихся кверху бокала и уселся в коричневое кожаное кресло напротив Девон. Он раскручивал янтарную жидкость в хрустале, и глаза его становились все более и более отчужденными. В облике Стаффорда появилась напряженность, в выражении лица — мрачность, отчего по спине Девон пробежал холодок. Джонатан наклонился вперед.
— Я не собираюсь мямлить и ходить вокруг да около, Девон. Я желаю, чтобы вы прекратили работу над вашей книгой.
Девон изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Она знала, зачем Стаффорд пригласил ее на обед, но вечер был так хорош, что она начала было надеяться на благополучный исход встречи, вопреки своей уверенности в обратном.
— Боюсь, что я не смогу этого сделать, — сказала она.
Джонатан на миг сузил глаза, глядя на Девон сквозь густые ресницы. Она еще раз обратила внимание на его чеканное, сильное лицо.
— Почему же?
— Потому что эта книга чрезвычайно важна для меня. Эта тема сильно меня волнует, и я, как автор, чувствую себя обязанной реализовать ее.
— Но вы ведь знаете мое отношение к этому. Ваша «тема» касается моей семьи, а все, что затрагивает честь рода, задевает и меня. Я прошу вас сделать мне личное одолжение и не писать эту книгу.
— Она вас совершенно не коснется. Речь в ней пойдет о людях давным-давно скончавшихся…
— Но тем не менее носивших фамилию Стаффорд, не так ли?
— Да, так.
Джонатан тяжело вздохнул и выразительно, медленно выдохнул.
— Я надеялся, что до этого не дойдет, но, кажется, вы не оставляете мне другого выбора.
Он заерзал в кресле, черные брюки натянулись на мускулистых ляжках.
— Если мои источники точны, в чем я не сомневаюсь, то вы получили в издательстве аванс в размере более полумиллиона долларов.
Так оно и было. Девон даже не стала отвечать.
— Я готов вам выписать чек на миллион, если вы воздержитесь от дальнейшей работы над книгой.
Девон шумно втянула в себя воздух. Она ожидала подвоха с его стороны, но…
— Я понимаю желание не привлекать внимания общества к истории вашего семейства, но трудно поверить, что ради этого вы готовы выложить миллион долларов.
— Понятно, что я предпочел бы не расставаться с такими деньгами, но если дело того стоит…
Девон пристально взглянула на Джонатана, однако так и не смогла догадаться, о чем он сейчас думает.
— Я хорошо заработала на моих книгах — намного больше, чем другие известные мне писатели, но никогда не думала, что можно получать деньги за то, что не пишешь. Вы боитесь, что я что-то раскрою. Что же именно вас пугает?
Джонатан явно насторожился. Его серо-голубые глаза потемнели, стали непроницаемыми.
— Мне скрывать нечего, Девон. Но у меня есть сын, и я обязан думать о нем. Сотни лет имя Стаффордов пользовалось уважением. Из того, что мне сообщила миссис Микс, я понял, что вы решили написать книгу о привидениях, связанную с моим родом и особняком «Стаффорд-Инн». Такие вещи обожают смаковать бульварные газетенки. Я этого не допущу. Если надо заплатить миллион за то, чтобы вы выбросили из головы эту затею, то я готов платить.
Девон сухо улыбнулась.
— Мне досадно вас разочаровывать, мистер Стаффорд, но о чем мне писать или не писать, мое дело. Деньги ваши мне не нужны.
Лицо Стаффорда окаменело. Кожа на четко очерченных скулах и челюстях натянулась.
— Я не верю, что вы абсолютно искренни со мной, мисс Джеймс. Мои люди работают прекрасно. С их помощью мне удалось выяснить, что вы отчаянно нуждаетесь в деньгах. Вы владеете дорогими апартаментами в Ист-Сайде, платите за квартиру ваших родителей в высотном доме, носите дорогую одежду, меха, драгоценности… Мне известно, что вы на полтора года запаздываете со сдачей рукописи, и даже если вы завершите свою нынешнюю книгу, вам не удастся ее продать, поскольку вы не соблюли оговоренные в контракте сроки.
Жар ударил в лицо Девон. Она закипела от гнева.
— Я смотрю, вы основательно поработали, мистер Стаффорд. Впрочем, именно этого я и ожидала. Но, к сожалению, ваши открытия не могут поколебать мои планы. Я по-прежнему намерена довести задуманное до конца. Я напишу эту книгу.
Джонатан поднялся с кресла, подошел к массивному письменному столу орехового дерева, выдвинул верхний ящик, извлек оттуда чековую книжку в кожаной обложке, сел за стол и снял колпачок с вишневого цвета авторучки «Монблан».
— Мне точно известны ваши ежемесячные расходы, Девон. Я даже знаю, что на счету у вас осталось меньше сорока тысяч долларов. Но ведь помимо оплаты ваших личных расходов вам еще надо думать о родителях. Как вы предполагаете продержаться на плаву в следующем году?
Девон еще больше разъярилась. Да как он смеет!
— Вы ужасно самоуверенны, мистер Стаффорд. Думаете, что знаете ответы на все вопросы. Так вот, на этот раз вы их не знаете. Во-первых, я выбилась из графика, потому что развод чуть не убил меня. Я была не в состоянии ни писать, ни думать. Если бы не Майкл Галвестон, не знаю, что бы я делала. Но теперь все это позади. «Следы» почти закончены. Через месяц, максимум через два работа будет завершена. Издатель должен мне четверть миллиона долларов, которые я получу, как только сдам рукопись.
Она встала, подошла к письменному столу и продолжала, глядя прямо в лицо Стаффорду:
— Но все это не имеет никакого отношения к делу, о котором идет речь. Замысел, над которым я сейчас работаю, отличается от всего, что я делала прежде. Он очень важен для меня. На сей раз это будет не просто беллетристика. Я напишу о том, что произошло именно со мной и изменило всю мою жизнь. И пусть для этого придется продать мою квартиру и заложить меха и бриллианты. Я напишу эту книгу, даже если придется устроиться еще на две работы и жить в какой-нибудь халупе без горячей воды. Ну, а что касается моих родителей, то отец прослужил патрульным полицейским в нижнем Ист-Сайде тридцать лет, он человек закаленный, и мама тоже. Они пойдут на любые жертвы, если я попрошу их об этом. Но, к счастью, я не верю, что это понадобится.
В первый раз на лице Джонатана промелькнула неуверенность.
— Миллион долларов — большие деньги. Подумайте…
— Да, верно. Но деньги еще не все. — Девон ощущала в себе злость и разочарование одновременно. — Хотите верьте, хотите нет, мистер Стаффорд, но есть вещи, на которые ваша власть не распространяется. Людей вы купить не можете.
— Но почему эта книга так для вас важна? — спросил он, тоже вставая на ноги.
— Потому что у меня есть возможность узнать о себе нечто такое, о чем догадывается мало кто из людей. Потому что у меня есть шанс глубже разобраться, что такое жизнь