Такси затормозило в середине квартала. Черноволосый здоровяк-шофер обернулся и через отверстие в плексигласовой перегородке, отделявшей его от пассажиров, бросил:
— С вас три шестьдесят…
Майкл выскочил из машины, помог Девон выйти и рассчитался с таксистом. Холодный ветер ерошил волосы, снежная пыль колола щеки. Девон зарылась лицом в мягкий меховой воротник длинного, почти до земли, пальто, радуясь, что не надела меховой жакет.
С Майклом под руку она пересекла тротуар, и кто-то невидимый распахнул перед ней вращающуюся стеклянную дверь «Бесстрашия». Церемония открытия выставки Жаймендиса шла полным ходом. Хозяин маленькой галереи не поскупился на расходы — огромные букеты цветов, французское шампанское, русская водка и черная икра были у всех на виду. По такому случаю мужчины надели темные костюмы, женщины щеголяли нарядами, более дорогими, но менее эффектными, чем голубое шелковое платье Девон.
— Судя по публике, молва об этом парне разнеслась широко, — заметил Майкл. — Быть ему звездой художественного мира.
— Вполне возможно.
К ним подошел официант с подносом, и Девон с Майклом взяли по бокалу шампанского.
Галерея сама по себе выглядела простенько: ярко-белые стены, ворсистый серый ковер, цепочка сильных ламп в черных колпаках под голым потолком, где вентиляционные решетки, трубы и провода тоже были выкрашены в черное. Расчет оправдался — ничто не мешало продуманно развешанным картинам говорить самим за себя.
Да, было бы обидно, если бы такие картины плохо смотрелись, подумала Девон, наслаждаясь сочными и в то же время весьма гармонично подобранными красками, которыми художник изображал повседневную жизнь Бразилии, ее ремесленников и крестьян. Округлые фигуры персонажей напоминали Ботеро, а также народный стиль Томаса Харта Бентона, но носили совсем иной характер. Стиль Жаймендиса был полностью самостоятельным, не заимствованным, манера — самобытной.
— Изумительные вещи, — сказала Девон. — Ничего похожего за последние годы я не видела.
— В каталоге говорится, что их уже выставляли в некоторых музеях Бразилии.
— Да, но посмотри, как много картин уже продано!
По крайней мере на полудюжине картин белели ярлычки, а ведь выставка только что открылась…
— Почему бы нам не познакомиться с ним? — предложил Майкл.
Девон удивилась: интерес к искусству пробудился в Майкле лишь несколько месяцев назад, а до этого он как мог отбивался от ее предложений пойти на ту или иную выставку. Уж что-что, а выражать свое восхищение художниками ему прежде было абсолютно несвойственно.
— Прекрасно, — согласилась Девон.
Они двинулись к толпе, окружавшей Жаймендиса — красивого, смуглого бразильца лет пятидесяти. Одновременно с ними к художнику приблизилась еще одна пара. Девон обернулась, когда чья-то рука коснулась ее плеча. На нее в упор смотрели необыкновенные серо-голубые глаза.
Ей улыбался Джонатан Стаффорд.
— Добрый вечер, мисс Джеймс.
Знакомый тембр заставил Девон вздрогнуть. Внутри закололи ледяные иголочки.
— Привет! — ответила она, стараясь не выдать своего изумления. — Майкл, это мистер Джонатан Стаффорд. А это Майкл Галвестон. Будьте знакомы.
Мужчины обменялись рукопожатием и смерили друг друга оценивающим взглядом. Джонатан представил им свою миниатюрную, хорошо одетую спутницу. Ее звали Акеми Кумато. Девон сразу узнала красивую японку, которую видела на снимках в нескольких журналах вместе с Джонатаном.
Женщина церемонно поклонилась на восточный манер, хотя Девон почудилось в этом нечто театральное, проделанное, скорее, для того, чтобы доставить удовольствие Стаффорду.
— Вам нравится выставка, мисс Джеймс? — спросила азиатка.
— О, весьма! — вежливо ответила Девон и заставила себя светски улыбнуться. Молодая женщина была великолепна: прекрасная кожа, большие темные глаза, длинные блестящие волосы, изысканно зачесанные наверх… Она казалась холодной, самоуверенной, даже отчужденной и недоступной, но только до тех пор, пока не смотрела на Джонатана. Уж не влюблена ли она в него, подумала Девон.
— Для такой маленькой галереи это просто сенсация. — Сочный, низкий голос Стаффорда отвлек Девон от разглядывания его спутницы. — Судя по всему, выставка станет гвоздем сезона. — Джонатан посмотрел на бразильского художника. Того взял в осаду еще один кружок поклонников.
— Я согласна, что Жаймендис необыкновенно талантлив, но удивлена тем, что и вы здесь, — сказала Девон. — Я думала, вас интересует главным образом восточное искусство. — Она произнесла это, стараясь не смотреть на маленькую женщину. Любопытно все же, какую роль она играет в жизни Джонатана…
— Искусство интересует меня еще и как объект вложения денег. Жаймендис в этом плане кажется весьма перспективным.
— Абсолютно с вами согласен, — изрек Майкл и по-хозяйски обнял Девон за талию. — Мы с Девон уже приглядели несколько вещиц.
Джонатан приподнял бровь.
— Это правда, мисс Джеймс? Вы с женихом делаете совместные покупки? — Слово «жених» он произнес с заметным нажимом.
Будь ты проклят, Майкл Галвестон! Ну что оставалось делать?
— Я не знаю, что имеет в виду Майкл, но мне действительно очень понравилось несколько картин. Одну-две из них я, возможно, куплю.
Казалось, Джонатан переваривал эту информацию. Глаза его ощупывали Девон, ни на миг не отрываясь от нее.
— В таком случае желаю удачи. «Гамбатте кудасаи», как говорят японцы.
Эти слова Джонатан сказал ей у себя дома. Может быть, сейчас он повторил их сознательно, тайно намекая на проведенный вместе вечер?
— Желаю получить удовольствие от выставки. — Джонатан положил руку на талию своей спутницы и увлёк Акеми в толпу зрителей.
Едва они скрылись, Майкл повернулся к Девон.
— Джонатан Стаффорд… Это который «Стаффорд Энтерпрайсиз», да?
— Да.
— И этот же малый — владелец гостиницы в Стаффорде?
— Да, тот самый.
Майкл презрительно скривил губы.
— Он явно с тебя глаз не сводил. Насколько близко ты с ним знакома?
Девон сделала усилие, чтобы не отвести глаз. Отныне — как бы она ни поступала — Майклу до этого нет никакого дела.
— Он позвонил, чтобы узнать, зачем я изучаю его родословную. А потом мы вместе пообедали.
— Пообедали?
— Да.
— И что же мистер Стаффорд думает об этой твоей затее? Вряд ли он так уж счастлив, что ты лезешь в его семейные дела.
Девон еще больше ощетинилась, понимая, что Майкл угодил в «яблочко».
— Что обо мне думает или не думает Джонатан Стаффорд, тебя не касается. Мы пришли сюда смотреть картины, Майкл. Если хочешь стоять тут и пререкаться, то я полагаю, что тебе лучше уйти домой.
— Брось, Девон!
— Я сказала то, что думаю.
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я ушел и оставил тебя здесь?
Если бы Джонатан был на вернисаже один, без японки, она бы сказала Майклу: да, хочу. Поняв это, Девон сама удивилась. Она покачала головой.
— Я пришла с тобой и с тобой уйду. Что бы между нами ни случилось, я надеюсь, что мы останемся друзьями.
— Мы больше чем друзья, Девон. Неужели не понимаешь?
— Ну пожалуйста, Майкл, не надо об этом…
Он глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух через ноздри.
— Ладно, пусть будет по-твоему. Послушай-ка, мне необходимо сию секунду звякнуть в пару мест. — Он улыбнулся. — Не хочу, чтобы старина Клифф Корбин злился на меня. Я сейчас. — Корбин, еще один из вице-президентов «Дарнекс», был давнишним соперником Майкла. Опустив бокал на край серого мраморного постамента какого-то бронзового бюста, Майкл двинулся через толпу к конторе в конце выставочного зала.
Едва он отошел, Девон почувствовала облегчение. Не надо было ехать сюда с Майклом. Но зато она окончательно поняла, что правильно поступила, порвав с ним.
Девушка сделала еще несколько шагов и остановилась у картины с изображением рабочих на берегу океана. Коричнево-красные тела на лазурно-голубом фоне катящихся волн с белыми барашками пены. Пляжно-океанский пейзаж резко контрастировал с фигурами тяжко и напряженно трудившихся мужчин. Картина вызывала у Девон зависть к жизни менее сложной, чем ее собственная. Ей стало жаль, что миновали времена простых отношений человека с природой, хотя картина говорила совсем о другом: о тяжкой доле этих людей.
— Мне она тоже понравилась, — раздалось за спиной у Девон. Доверительная, интимная нотка звучала в этом низком голосе.
Можно было и не оглядываться, но она все же обернулась. Джонатан был один, без спутницы. Он пристально смотрел ей в глаза. Одетый в двубортный темно-синий костюм, он излучал ауру власти и богатства. Хотя Стаффорд подошел к ней не вплотную, улыбка его казалась почти осязаемой, словно он дотрагивался до Девон.
— А где же ваша дама? — Девон надеялась, что это прозвучало небрежно — в тоне светского разговора, не более.
— Она в туалетной комнате. А где Галвестон?
— Пошел позвонить.
— Из нашего вчерашнего разговора я вынес впечатление, что между вами все кончено.
Какое это имеет значение, подумала она и тут же поняла: ей хочется, чтобы это имело для него значение…
— Мы с Майклом больше не встречаемся. Он мне друг и не более того.
— Понятно.
— А как вам живется? Хотя я понимаю, что это не мое дело…
— Я мог бы посвятить вас в мои дела… Если бы вы согласились пообедать со мной.
Сердце Девон забилось быстрее — то ли от опасности, то ли от предвкушения.
— А ваша спутница не станет возражать?
— Эта спутница — моя подруга.
— Постоянная подруга, — сухо заметила Девон, и Джонатан поднял бровь. Туше[11] — так можно было понять выражение его лица.
— Так как же насчет обеда?
Серо-голубые глаза пробежали по изгибам ее тела и расширились от восхищения: шелковое голубое платье сделало свое дело. Он снова взглянул ей в лицо. Румянец загорелся на щеках Девон.
— Я была бы рада, но…
Лучше было бы прямо сказать «нет». Ведь она знала, чем вызвано это предложение: желанием попробовать еще раз уговорить ее прекратить работу над книгой.