жаясь, каким огромным событием стал для нее этот поцелуй, удивляясь пылкости, с которой она отозвалась на его страсть, хотя даже в те минуты не забывала об опасности, таившейся в их сближении.
Что бы Стаффорд ни делал, она была полна решимости довести до конца свою работу, с его ли помощью или без таковой и даже вопреки его попыткам помешать ей.
Девон вздохнула и вылезла из постели. Заложив за ухо прядь спутавшихся во сне волос, она отправилась в кухню, чтобы сварить свежий кофе, но, проходя через гостиную, услышала телефонный звонок.
— Это Девон? — Голос, прозвучавший на другом конце провода, показался ей смутно знакомым. Было очень раннее субботнее утро. Даже мама не позволяла себе звонить ей в такой час.
— Да, это я.
— С вами говорит Эрни Таунсенд.
Она улыбнулась в трубку.
— Доктор Таунсенд! Как приятно слышать ваш голос. Ну, как вы там поживаете в Беверли? Как ваша детвора?
Таунсенд был, наверно, единственным врачом в мире, который делился с пациентами событиями своей личной жизни так же легко, как они рассказывали ему про себя. Это делало его человечным, доступным, и поэтому Девон доверяла ему чуть ли не с первой секунды их встречи.
— Все хорошо, хорошо, все в порядке. А как у вас?
Девон тяжело вздохнула.
— Ужасно много работаю, но даже передать не могу, какое получаю от этого наслаждение. У меня новый замысел, пишу книгу. Труда предстоит прорва, но я думаю, что справлюсь. Желание огромное!
— Это великолепно, Девон. Я горжусь вами. Рад, что дела идут у вас прекрасно. Но я вам звоню по другой причине.
Они не разговаривали уже несколько лет. Интересно, зачем он позвонил?
— Что такое?
— Скорее всего, ничего существенного, но я подумал, что вам надо об этом знать. Несколько дней назад ко мне в кабинет пожаловал какой-то человек, некий Престон. Представился частным сыщиком. Задал мне кучу вопросов, касавшихся вас, просил, чтобы я рассказал ему, зачем вы меня посещали. Разумеется, я отказался.
— Естественно…
— Он предлагал мне деньги, Девон. Очень большие деньги. Я решил, что надо предупредить вас.
Сыщик. Только Джонатан мог пуститься на такую авантюру. Он наверняка прибегал к подобным методам и раньше. Но как он узнал про Таунсенд а?
— Спасибо, доктор. Я очень ценю ваше решение держать меня в курсе дела.
— К сожалению, Девон, я вынужден сказать вам еще кое-что.
Пальцы Девон стиснули трубку.
— Что случилось?
— Пропала папка с вашей историей болезни. Возможно, это моя оплошность или оплошность моей ассистентки — может быть, мы просто не положили карточку на место, сунули ее в какой-то другой ящик… Но помня, с какой настырностью донимал меня своими вопросами этот Престон… Я даже не знаю, что и думать.
Девон ничего не ответила. На обоих концах провода было тихо.
— Ну, вероятно, как вы сами сказали, папку не положили на место, только и всего. — Она произнесла эти слова беззаботно, даже звонко, но сама знала, что говорит неправду.
— Если ее украли, тут уж мы ничего поделать не можем. Доказательств у нас нет, больше ничего в кабинете не пропало. Даже не могу точно сказать, почему я вдруг решил проверить, где папка, — так, вдруг подозрение мелькнуло. Уж больно напорист был этот мистер Престон…
— Спасибо вам, доктор Таунсенд. — Она постаралась взять себя в руки. — Я уверена, что это какое-то пустяковое недоразумение, но тем не менее очень тронута вашей заботой.
— Если у вас возникнут какие-нибудь неприятности, Девон… Ну, по какой-то причине вам понадобится встретиться со мной… звоните без колебаний.
— У меня все в полном порядке, доктор. Благодарю вас.
Она положила трубку, опустилась на стул и окаменела.
Девон не хотела, не могла поверить, что Джонатан способен на такое. И это после их чудесного вечера, головокружительного поцелуя… Но даже та скудная информация, которую удалось о нем выискать в прессе, заставляла держаться настороже. В деловых кругах он слыл беспощадной акулой большого бизнеса. Стаффорд пустил по миру не одну компанию, дерзнувшую встать на его пути. Теперь это дерзнула сделать она. Стала для него гвоздем в стуле. Не поддаваясь нажиму, решительно раскапывала историю его семейства. Если Джонатан был безжалостен в бизнесе, то нетрудно понять, на что он готов пойти, лишь бы защитить свою фамильную честь.
Вероятно, он не поскупился и заплатил немалые деньги за кражу истории ее болезни. Что же там было? Записи ее бесед с Таунсендом, описание приступов тревоги («атак паники», как говорил доктор), мелкие эпизоды ее детства, случаи растерянности, огорчения, ощущения одиночества — несмотря на то, что она буквально купалась в родительской любви… Наверняка там были ее откровения о неудачном браке с Полом, о ее сексуальной неудовлетворенности после того как он ее бросил. При одной мысли, что ее интимная жизнь стала достоянием Джонатана, в Девон закипела злоба.
О Боже, что же он за человек, этот Джонатан Стаффорд, если способен на такие вещи! Низкий, презренный, абсолютно бессовестный тип. Слова эти, казалось бы, не вязались с человеком, которого она знала, но все же… Спазм стиснул желудок Девон, когда ей вдруг пришел на память образ Флориана — жестокого, непреклонного, не терпящего противодействия ни с чьей стороны. Как они похожи, Флориан и Джонатан! Оба красивы и в то же время беспощадны к любому, кто вздумал бы им перечить. Одна и та же кровь течет в их жилах. До какой же степени простирается глубинное родство их душ?
Руки Девон сжались в кулаки. Да, в ней нет джонатановой мощи, но она не отступит. Ни за что! Судьба возложила на нее бремя, вынести его — долг ее жизни, и она не собирается увиливать! Девон стиснула зубы. Будь он проклят! Она не позволит ему сломить ее, никогда! Утром в понедельник она выйдет на бой. До понедельника осталось еще два дня. Подонок…
Она круто повернулась и пошла в спальню.
Нет, она не может ждать до понедельника. Она знает, где он живет, придет и выложит ему все.
Быстро приняв душ, она причесалась, натянула черные брюки, бледно-голубой свитер, сунула ноги в черные дешевенькие мокасины, вытащила из шкафа пальто из верблюжьей шерсти и пошла к дверям.
На улице ветер растрепал ее светлые волосы. Она заправила их за уши, чтобы не болтались, и остановила такси. Пока она ехала на Пятую авеню к Джонатану, ярость ее не иссякла, а напротив, усилилась. Как он посмел! Есть же определенные границы, которые порядочный человек не позволит себе переступить. Но он перешел их.
Девон расплатилась с таксистом, пересекла тротуар и вошла в подъезд, направившись прямиком к охранному пульту, где десятки миниатюрных телевизионных экранов показывали, что делается в коридорах и на лестничных площадках всего здания. За пультом сидел тот же охранник, который дежурил в тот вечер, когда она приходила на обед к Джонатану. Девон еще в такси решила, что раз Стаффорд бесцеремонно влез в ее личную жизнь, она тоже не обязана с ним церемониться. Если она сможет проникнуть в его квартиру, то сделает это. В любом случае она не даст выставить себя на улицу. Никоим образом.
— Доброе утро, Гарри, — приятно улыбнувшись, произнесла Девон.
Блондин за пультом выглядел удивленным: ему польстило, что такая женщина помнит его. Он не догадался, что Девон прочитала его имя и фамилию, вышитые на нагрудном кармане униформы.
— Доброе утро, мисс Джеймс.
Значит, он тоже запомнил ее. Прекрасно.
— Я пришла, чтобы повидаться с мистером Стаффордом. Он сказал, что я могу без помех проходить к нему, как в тот раз.
Гарри нахмурился. Его белесые брови над широко расставленными глазами сползлись к переносице.
— Занятно… Что-то я не припоминаю, чтобы он нам давал такое указание. Дайте-ка я загляну в список гостей на сегодня.
— Я уверена, что там есть мое имя. — И не дожидаясь ответа, Девон прямиком направилась к личному лифту Джонатана. — Я ужасно опаздываю, Гарри, а вы ведь знаете, как Джонатан ценит точность.
Должно быть, она попала в точку, потому что Гарри ухмыльнулся и пошел за ней, держа в руке ключ от лифта.
— Да уж, с ним шутки плохи. Наш босс — мужчина строгий.
Охранник сунул ключ в замок и отпер дверь лифта. Девон вошла в кабину.
— Спасибо, Гарри. Ты просто лапочка! — И она подарила ему на прощание обворожительную улыбку.
Поднявшись наверх, Девон шагнула из лифта прямо в прихожую с мраморным полом. Она оглянулась — домоправительницы поблизости не было. И вообще вокруг не наблюдалось ни единой живой души. Девон прошла через гостиную и столовую — там тоже никого… Она заглянула в кухню и увидела низкорослую темноволосую экономку. Склонившись над мойкой, та рьяно отдраивала большую кастрюлю из нержавеющей стали, колыхаясь всем телом в такт движениям рук. Девон прошла через холл к кабинету Джонатана. Кабинет был пуст. Но откуда-то из конца коридора доносился мужской крик. По десятку — да нет, по сотне причин ей не следовало сюда соваться. Однако горячий багровый туман ярости застилал рассудок, и она уже не могла разумно мыслить. Мужской голос зазвучал громче. Затем к нему добавился голос другого мужчины. Она прислушалась и догадалась, что кричат по-японски. Девон остановилась в открытых дверях спортзала. Один из мужчин сделал резкий выпад рукой, одновременно высоко вскинул ногу и пяткой толкнул другого в грудь так, что тот с хриплым коротким стоном рухнул навзничь. Джонатан усмехнулся, глядя на поверженного соперника.
Бросалось в глаза обилие в зале спортинвентаря — штанги, стальные блины разных диаметров, гантели… Имелись там и бегущая дорожка, велотренажер с электронным табло, шведская стенка, и все это отражалось в огромных зеркальных стенах. Толстые поролоновые маты, весьма необходимые сейчас Джонатану и его партнеру, устилали пол.
Девон стояла в дверях, безмолвно уставившись на двух мужчин, снова хищно круживших вокруг друг друга. Они не замечали ее появления, полностью поглощенные своим поединком. Оба босые, в просторных белых хлопчатобумажных штанах и куртках, оба подпоясанные широкими черными кушаками. Куртка Джонатана распахнулась до пояса, обнажив широкую смуглую грудь, покрытую жесткими черными волосами. Он обливался потом и тяжело дышал. Мокрая, блестящая кожа делала особенно рельефными бугры и жгуты мускулов. Пот ручьями лил с живота, напряженные мышцы делали брюшной пресс похожим на стиральную доску. У Девон пересохло во рту. Словно отлитый из бронзы и такой же массивный. Джонатан тем не менее передвигался с грацией пантеры. В каждом его движении сквозила мощь — смертельно-грозная, звериная, но до времени маскируемая.