Джой сидела в гостиной семейства Фелисити, разглядывала мебель из массивного дерева, ковер в пестрых узорах, полки с книгами и понимала – вот она, семья, которая скрывалась за пеленой тумана. Наконец-то обретенная семья. Единственное отличие от фантазий состояло в том, что ей всегда приходилось возвращаться в свой настоящий дом.
В ту ночь Джой приснилось, как она сует мяукающего отца в мешок, завязывает его узлом и швыряет в пруд, после чего потирает руки, словно Понтий Пилат.
Джой проснулась от невыносимого чувства вины и услышала шепот Рут:
– Ничего страшного, не переживай. Однажды мы его убьем, обещаю. Не сейчас, но убьем обязательно.
Глава 59Джой и Шепард
Февраль 1983 года
ХЕНДЕРСОН, Джордж. Грустное прощание с многоуважаемым членом нашего комитета, большим любителем и знатоком садоводства, неустанно делившимся своими знаниями. Нам будет его очень не хватать. Глубокие соболезнования семье. Совет округа Блэкхант
Шепард положил на стол бумажный пакет для вещдоков, недовольно покосившись на опущенные жалюзи, из-за которых в кухне царил полумрак. Джой заваривала чай. Он ощущал ее нервозность, ее тоску.
Или то была его собственная тоска?
– Итак… Вики уверяет, что вашего отца убили не ремнем. Однако вы об этом уже знаете.
Он наблюдал, как Джой наполняет чайник водой, включает его. Высматривал какой-нибудь уличающий знак – дрогнувший уголок губ, бегающий взгляд, едва заметное глотательное движение… Хоть что-нибудь, что угодно.
– Мне очень интересно, когда же вы узнали про ремень? Сегодня, после разговора с Вики? В то утро, когда обнаружили отца мертвым? Или раньше, когда набросили ему ремень на шею?
– Хотите коржиков?
Алекс проигнорировал вопрос.
– Хочу сообщить вам два факта. Первое: я знаю, что вы убили отца. Если не чертовым ремнем, то обезболивающими. Второе: я пока не смог этого доказать, но докажу обязательно.
Джой поставила на стол тарелку с коржиками и ответила:
– Никогда не докажете, детектив, потому что я отца не убивала.
Шепард потянулся к коржикам и подумал – хоть бы их пекла не миссис Ларсен.
– Ну, не Рут же его убила, правда? – буркнул он.
Проклятье. Само вырвалось. Хотя зачем сдерживаться?
Джой достала две чашки и блюдца, открыла холодильник.
– Молоко? Сахар?
– Арестовать ее я точно не могу.
– Вы вернете ремень? Раз уж он не является орудием убийства?
Шепард решил поддержать игру и не отвечать на последний вопрос.
– Молоко и один сахар, пожалуйста.
Джой разлила молоко по чашкам, Шепард заметил, что она дрожит. Боится его. Или еще чего-то. Вспомнился рассказ Вики о пятидесятилетнем мужчине, боявшемся умирающего отца. Отец Джой уже умер – значит, дело не в нем. Дрожит, потому что виновна?
Она накрыла заварник жутким розовым чехлом, отключила от питания электрический чайник. Убрала молоко в холодильник и принялась сосредоточенно взбалтывать заварку, возя чайником по рабочему столу. Руки ее дрожали не переставая. Плеснула в чашку немного чая, вгляделась в льющуюся из носика коричневую струю, затем продолжила возить чайником по столу. Шепард ждал, смотрел. Он будет терпелив. Спокоен. Безмолвен.
Потому что Джой вот-вот расколется.
Она вновь плеснула немного чая, изучила его и, удовлетворившись крепостью заварки, наполнила обе чашки. Одну поставила перед ним. Затем по очереди перенесла с рабочего стола на обеденный сахарницу, свою чашку с чаем и ложечку для Алекса. Он явно был свидетелем некоего строгого ритуала.
Когда Джой села, Шепард сделал глоток и решил, что пора брать быка за рога.
– Послушайте, Джой, давайте вы просто расскажете, что произошло?
Она тоже сделала глоток, словно дождавшись своей очереди.
– Чай советуют пить для охлаждения. Странно, да? Никакой логики.
Теперь Шепард злился на себя. Он проделал немалый путь – якобы просто привез ремень, на самом же деле решил добиться от Джой правды, – а они тут распивают чай, словно пара старых коров, жующих травку на лугу…
– Правду, Джой.
Она опустила чашку.
– Думаю, он покончил с собой.
– Хм-м…
Шепард поджал губы, будто всерьез размышляя над этим предположением; будто Вики его еще не озвучивала.
Сидели в тишине, прихлебывали чай. Ничего, подождем. Терпение и молчание – два самых надежных инструмента следователя.
Алекс даже откусил коржик. Точно, миссис Ларсен пекла. Джой сидела напротив, пила, но не ела, не разговаривала. Испытывала его терпение.
Ничего у нее не выйдет. Если он правильно разыграет карты, изучит и верно расположит кусочки пазла, то услышит признание.
Однако чаепитие в тишине продолжалось, и Алекс злился все сильнее. Звяканье чашек, опускаемых на блюдце после каждого глотка, выводило из себя и становилось все громче. Духота и жара в кухне усиливались. У камина стоял вентилятор, но выключенный. Казалось, Джой спланировала всю эту сцену, словно небольшую причудливую диораму, чтобы выбить полицейского из колеи. Он снова откусил коржик, их взгляды на мгновение встретились, и Джой хватило наглости слегка улыбнуться.
Шепард глотал чай и рассматривал кухню, будто ему удобно, прохладно и спокойно. Джой же очень занимали невидимые крошки на столе.
Наконец она собрала пустые чашки с блюдцами. Больше не дрожит, отметил Шепард. Уверена, что перехитрила его? Неужели искренне считает, будто можно совершить убийство, бросить: «Думаю, он покончил с собой», – и умолкнуть?
Черт возьми. Надоело ходить вокруг да около. Надо выяснить с ней отношения – причем по-настоящему. Его уже тошнит от продуманной лжи и вежливых отвлекающих маневров в виде чая с коржиками. Пора менять курс.
Он стукнул ладонью по столу и гаркнул:
– Хватит, Джой! Сидите тут, понимаешь, и спокойно заявляете: «Он покончил с собой», – а ведь его убили вы, пока он лежал беспомощный вон там, в своей… – Шепард резко встал, отодвинув стул, линолеум под ним взвизгнул, – …комнате!
Джой дернулась на полпути к раковине, выронила посуду. Громко втянула воздух, глаза стали огромными, испуганными.
– Что вы делаете?! – вскрикнула она и, упав на колени, начала собирать осколки голыми руками.
Долго сдерживаемые мучительные переживания, вызванные исчезновением Венди Боскомб, смертью Рона, безразличием управления, ничтожностью городка, бедностью региона, распухшими губами Джорджа Хендерсона и жесткими безвкусными коржиками, вдруг вырвались из легких Алекса в горячий темный воздух. На этот раз крик был не наигранным.
– Правду, Джой! Я хочу знать, как и зачем вы убили отца!
Она глянула на него с ненавистью.
– Почему вы мне не верите?! – В глазах стояли слезы.
Ее слова, хлесткие, горячие, жгли его, стегали, темный дом нависал, стены смыкались вокруг.
– Чего еще вам надо?! Оставьте меня в покое!!! Ничего вы не понимаете!
Алекс думал быстро. Он о таком читал. Истерика, заканчивающаяся признанием. Иногда преступник сознаётся в меньшем преступлении, чтобы ввести в заблуждение полицию – или даже себя самого, – но правда в конце концов всплывает.
Он опустился на колени возле нее, их лица оказались совсем рядом.
– Так расскажите мне, Джой Хендерсон. – Он больше не кричал, хотя голос звучал строго. – Чего именно я не понимаю?
– Вечерами… – шепнула она и умолкла. Перевела дыхание, зажмурилась и продолжила едва слышно. Шепарду пришлось придвинуться еще ближе. – Вечерами он сидел на том стуле, где сидели вы, и если мы нарушали какое-нибудь из тысячи правил, да еще если ветеринар присылал слишком большой счет, а маслозавод – слишком маленький чек, или жаркое из угрей было не по душе… он злился на нас, как только что вы. Стучал по столу, со скрипом отодвигал стул и кричал: «В комнату!» – как вы только что. И этот звук… этот звук…
Джой дважды всхлипнула.
Алекс ждал.
Она вновь перевела дыхание, посмотрела ему в глаза.
– Вы понятия не имеете, что он с нами сделал. Хотя… Я могу показать следы. По крайней мере физические.
Джой с треском рванула воротник рубашки с длинным рукавом, обнажила плечо и верхнюю часть руки. Алекс сохранил бесстрастное выражение лица, но пришел в ужас от толстых красных рубцов. Они сползали с плеча под свободную бретельку бюстгальтера, опутывали руку вверху, будто щупальца красного осьминога. Джой нагнула голову до колен, задрала рубашку на талии, открывая нижнюю часть спины. Шепард заставил себя взглянуть на красную, бугрящуюся плоть.
Джой выпрямилась, поддернула на место воротник порванной рубашки, придерживая его левой рукой. Шепард не находил слов и чувствовал, что она его за это презирает.
– Иногда, – заговорила Джой, глядя ему в глаза, – он заставлял нас ждать больше часа. Естественно, заниматься во время ожидания ничем не разрешалось – оно было частью наказания, долгое жуткое ожидание, – но однажды я начала читать «Ребекку». Больше я подобной ошибки не повторяла.
Шепард не хотел знать, что отец сделал с Джой за нарушение запрета.
– Однажды я, корчась от страха, крикнула отцу, что это Дьявол заставляет его творить такое. Слова вылетели сами собой, я не успела затолкать их обратно. О чем сразу пожалела, но было поздно. – Она вздохнула. – Еще я всегда молилась. «Прошу-прошу-прошу, Господи, не позволяй меня мучить. Останови его. Прошу, пожалуйста, прошу, прошу…» Всегда – эгоистичная молитва. Всегда грешница…
Алекса мутило.
Джой продолжала, словно завороженная:
– Тяжелее всего я переносила незнание: куда попадет первый удар – на плечи, поясницу, ягодицы, бедра? Как только… напряжение… прорывалось, нужно было просто выдержать следующие четырнадцать. После этого он без единого слова уходил. Я благодарила Бога – в буквальном смысле – за то, что все кончилось, и промокала кровь старым полотенцем. Чертовски больно. Когда ложилась в постель, – Джой чуть вздернула подбородок, – Рут шептала мне слова утешения.