Она смела пальцами осколки посуды к блюдцу.
– Однако это было не самое худшее.
Алекс сглотнул. Куда уж хуже?
– Дальше я слышала – в нескольких футах от себя, за стеной, – как он играет на гитаре. Первой всегда шла одна и та же песня. Я лежала в кровати, униженная, напуганная, окровавленная, а он пел, знаете что?
Шепард смог лишь покачать головой.
– «Ты мой солнечный свет».
Он вдруг явственно услышал знакомую мелодию, просачивающуюся сквозь стены дома, – зловещую, пугающую.
– Вот что он с нами сделал. Физически.
Шепард откуда-то сообразил, что следующие слова Джой запомнятся ему навсегда.
– Только вы никогда не поймете, что он сотворил с нами вот здесь. – Она постучала указательным пальцем по виску. Трижды. Медленно. – Хотите знать, почему он покончил с собой? Почему мой ой-какой-святой и всеми обожаемый отец лишил себя жизни?
Несмотря на ужас, Шепарда посетила дикая мысль – Джой это репетировала.
Она подалась вперед, почти соприкоснувшись с ним головой, обдала пульсирующим жаром. Алекс не шелохнулся, не вздрогнул, не отпрянул. Пусть говорит дальше. До самого признания.
– Вам скажут – потому что не выдержал физической боли… а она и правда была сильной. Только убил он себя потому, что этого не сделала бы я.
– Не понял.
– Отец попросил дать ему все таблетки, а я отказала. Я больше в жизни не стала бы потакать его желаниям. «Налей еще «Пассионы», завари чай покрепче, брось котенка в пруд, сядь смирно, веди себя тихо, проси прощения». Боже, вы не представляете, как живется при этом ребенку. Да еще если сверху приправить ремнем… Я никогда не забуду того, что отец сделал с нами, своими детьми, и никогда его не прощу. Не забывай и не прощай, вот мой девиз.
Сколько жгучей злобы! Ему будто лицо опалило.
– В одном вы правы – я хотела убить ублюдка…
Вот оно, признание!
– …Но только если б он не мечтал умереть сам. Я ему больше не молчаливая слушательница!
Хорошо сыграно, в этом ей не откажешь.
Джой неожиданно пересела с колен на корточки и впилась пальцами в лоб.
– До меня дошло… Ублюдок убил себя так, чтобы вы подумали на меня! Чтобы я села в тюрьму. Последняя кара непослушной дочери, отказавшейся его убить. Просто слов нет…
Шепард нахмурился. Джордж Хендерсон определенно чудовище. Не исключено, что Джой права. Или врет? Как же определиться? Она вполне могла устроить грандиозный спектакль, призванный убедить в ее невиновности…
– А ремень? Как вы объясните ремень? – Алекс повысил голос, хотя намеревался хранить спокойствие.
Джой склонила голову набок, вроде как задумалась.
Алекс понимал – кричать больше нельзя, но разочарование и неопределенность сводили с ума. Он-то был уверен, что своим появлением с ремнем – орудием не-убийства – задобрит Джой и добьется от нее правды. Теперь же его уверенность улетучилась.
Шепард уставился на голую стену над столом, за которым они недавно пили чай. На голую стену с небольшим чистым прямоугольником.
И вспомнил.
Прошло очень много времени, он был тогда новичком. Они с Роном по несколько раз заезжали на каждую ферму в радиусе пятидесяти миль от разложенных кукол Венди Боскомб. Рон задавал вопросы, Алекс записывал ответы и любые подмеченные странности: кто из домочадцев украдкой переглядывается, кто избегает смотреть полицейским в глаза, кто слишком приветлив и предупредителен.
Исполнительному констеблю Шепарду показался очень странным один гобелен. Он висел как раз тут, на месте светлого прямоугольника. Воспоминание о той картинке постепенно разблокировало и другие воспоминания. Девочка, настолько тихая, что это даже нервировало. Мальчик постарше, тоже тихий. Услужливая и растерянная мать. Отец – слишком приветливый и предупредительный.
Глядя на пустой прямоугольник, Шепард вспомнил и другое – он переписывал коряво вышитые слова с гобелена в блокнот. Они, наверное, должны были ободрять и утешать, но даже тогда Алекс содрогнулся при мысли о том, что ему пришлось бы расти под этим зловещим посланием, буквально нависающим над головой.
Христос – глава этого дома
Невидимый гость за столом
Молчаливый слушатель, внимающий всякой беседе
Как сказала Джой? «Я ему больше не молчаливая слушательница…»
Глава 60Джордж и Гвен
Январь 1949 года
С каждым днем напряжение Гвен росло, делалось невыносимым. Шея, плечи, грудь постоянно сжимались в ожидании нового взрыва мужниной ярости. Взрыва, за которым последует удар, пинок или пощечина – сигнал о том, что все вернулось на круги своя.
Примерно через шесть недель после похорон Рут она начала понимать – что-то изменилось. Однако ослаблять бдительность было бы опрометчиво. Вроде следовало радоваться переменам, но страх не отпускал, давил, и скоро Гвен стало казаться, что ее измученный мозг покрыт толстым слоем влажного, медленно застывающего бетона. Или не мозг, а сердце? Она уже не знала.
Джордж, конечно, прав. Марк действительно трудный ребенок, и если ему не привить дисциплину по примеру самого Джорджа, если не принять меры, то мальчик отобьется от рук, вырастет хулиганом, преступником. Джордж, как и двоюродная бабка, твердил: «Детей надо учить правильному поведению», – а он точно понимал в этом больше Гвен. Когда Джордж кричал на Марка, слой влажного бетона в ее голове твердел, лишая доступа к словам. Она не могла ни возражать, ни возмущаться, лишь бормотала невразумительные мольбы.
К тому времени, как Джордж впервые ударил Марка, бетон застыл окончательно, превратившись в неприступную стену, через которую не проникали даже мольбы. К тому же речь шла о простом шлепке, и, если уж на то пошло, Марк его заслужил – непослушанием. Это для его же пользы. Несомненно.
Когда Джордж впервые взял в руки ремень, Гвен убедила себя в том, что она не догадывается о намерениях мужа, и ушла в мастерскую. Погрузилась в работу: связать проволокой розы, закрутить ленты, внести аккуратные записи в счетную книгу. Ночью она лежала в постели, думала о давнем танце в Уиллшире, о своем неуклонно сужающемся с тех пор пути – и от страха и оцепенения была не в силах признать правду: Гвен испытывала облегчение от того, что на другом конце ремня находилась не она.
Джой тем временем лежала в колыбели, смотрела и слушала, что за семья ей досталась. Горчично-желтый страх и красные крики Марка проникали в крошечный мозг малышки, ее правая рука взлетала к лицу, пальчики щупали бугорки на фиолетовом родимом пятне, покрывавшем правую сторону лица. Бугорки сойдут раньше, чем Джой исполнится годик, родимое пятно же останется с ней до смерти.
Левая рука Джой тянулась к ее второй половинке. К сестре-близнецу, которая восемь с половиной месяцев находилась рядом.
Однако рука хватала пустоту. Джой была одна.
Глава 61Джой и Шепард
Февраль 1983 года
ХЕНДЕРСОН, Джордж. С огромной благодарностью и искренними соболезнованиями семье. Кларис Джонсон
Колени у Алекса болели, но он боялся шевельнуться и все испортить.
– Вы правы. Он не мог сам себя задушить ремнем, – обронила Джой. – Наверное, пора рассказать вам…
Да! Вот оно!
– Каждую ночь, сколько себя помню, мне снилось, что я убиваю отца. За эти годы я изобрела во сне тысячи способов убийства. Отрубить гаду голову, затолкать таблетки против мигрени ему в глотку, запереть с коровами, пусть затопчут его насмерть… – Джой посмотрела ему в глаза. – Ведь, как отец однажды заявил вам и вашему шефу, отчаянных криков из хлева никто не услышит. Из спальни, кстати, тоже.
Шепард одновременно испытывал ужас и ликовал. Сейчас признается! Наконец-то! Вот если б еще колени не выкручивало…
– Проснувшись, я часто не понимала, то ли это был сон, то ли я и вправду умудрилась убить отца, – но он, конечно, неизменно оказывался жив. Обстановка в доме все ухудшалась, и однажды – за день до исчезновения Венди – я подумала, что отец меня убьет. Потом пропала Венди. Кругом только и твердили: надо беречь детей, защищать их от «чудовища». Однако никого не волновало то, что чудовище по имени Джордж Хендерсон творит с собственными детьми. И не говорите мне, будто люди не знали. Знали прекрасно.
Джой словно обвиняла Алекса в умышленном бездействии. Он подумал о записях в ее медицинской карточке, о шрамах, и ему стало не по себе. Разве полицейским не положено защищать людей, особенно детей? Разумеется, до того как Вики показала ему записи, он не подозревал о том, что происходило на этой ферме. А Рон? По утверждению Вики, причину бегства Марка знали все; значит, в их число предположительно входил и Рон. Знали – и ничего не предпринимали, потому что Джордж являлся старейшиной в проклятой церкви.
– Я часто спрашивала себя, – продолжала Джой, – способен ли отец…
Она не закончила предложение, но Шепард догадался – «убить Венди».
Неужели Джордж причастен к исчезновению Венди? Или Джой намеренно его запутывает?
– После каждого сновидения Рут оказывалась рядом. Она шептала, что однажды это случится наяву. Что рано или поздно мы с ней… – Джой вздохнула. – В шестнадцать лет я уехала. И сны прекратились. Раз – и все. В первую же ночь, проведенную вне дома. Во вторую ночь, в Дарвине, вместо убийства отца мне приснилось, что я нашла Марка.
Она посмотрела на полицейского, поморщилась.
– Я принялась обзванивать каждого Хендерсона из каждой телефонной книги Австралии, у которого имелся инициал «М». Марка среди них не было. Тогда я решила, что он покинул страну. Переехала в Англию и продолжила поиски. Где бы я ни жила, обязательно подключала телефон и вносила номер в телефонную книгу… в надежде, что Марк тоже меня ищет. Ежедневно надеялась – вот сегодня он позвонит, или я случайно столкнусь с ним, нас обоих одновременно притянет в одно и то же место… Глупо, да?