Гора одежды начинает оттягивать руки. Поторопился бы Шепард, что ли… Хочу разобрать оставшуюся мебель, сунуть ее в мусорные контейнеры и покинуть дом. Во веки веков, аминь.
Сказать ему про признание отца, показать куклу? Хватит ли этого? Сомневаюсь. Возможно, в результате Шепард тщательно обыщет ферму и, если моя теория верна, найдет Венди. Тогда у него будут и признание, и кукла, и тело. Этого ведь хватит? Он ведь сумеет прийти к неизбежному выводу о том, что отец убил Венди?
Я уже открываю рот для рассказа о кукле, но тут полицейский заговаривает вновь.
– Значит, в свидетельстве о смерти напишут «непреднамеренная смерть от собственной руки, вызванная чрезмерным употреблением рецептурных препаратов». И все. Официально – Джордж Хендерсон убил сам себя по неосторожности. Никто и не заподозрит суицид. Тем более убийство.
Я киваю.
– Отец дважды требовал его убить. Вот только я не думала, что он сделает это сам после моего отказа.
Шепард продолжает, будто я ничего и не говорила:
– Тем не менее вы накинули ремень на шею отца, якобы не зная о его смерти, и даже не полюбопытствовали, почему он не сопротивлялся.
Я смотрю на Шепарда во все глаза.
– Мы это уже проходили. Вчера.
Ну конечно, он не может так просто отступить. Моя победа для него невыносима.
– Меня беспокоит кое-что еще, Джой Хендерсон.
Я картинно вздыхаю.
– Почему вы не сняли ремень с шеи? Это несколько напускает туману, как думаете?
Пожимаю плечами. Шепард прав. Напускает.
– Ну, затянув ремень, я осознала собственную глупость, но если б я его убрала, на шее отца все равно остались бы следы… В любом случае мне было не избежать ваших трудных вопросов.
– И вы, наверное, догадались, что со старого, растрескавшегося ремня не удастся снять приличных отпечатков…
Зашвыриваю отцовское исподнее в контейнер, поверх содержимого серванта. Пять разбитых матовых стаканов блестят на солнце. Надо было оставить две штуки: один для себя, другой для Марка.
– Не понимаю, чего вы от меня ждете. Я никогда не признаюсь в убийстве отца. – Заглядываю в контейнер в надежде увидеть хотя бы один целый стакан. – Потому что я его не убивала.
Нет, все разбиты. Поворачиваюсь к Шепарду, а тот никак не угомонится, провоцирует.
– Ну, вы будете утверждать так в любом случае. Хоть убивали, хоть нет.
Мы стоим под солнцем лицом друг к другу – вооруженные ковбои в поединке на Диком Западе. Каждый ждет, когда противник расслабится и допустит роковую ошибку.
– Знаете, я спросил Ларсенов про Рут, и Колин сквозь слезы сказал: «Она умерла». Сначала я решил: он убил ее – а может, и вашего отца тоже. Особенно когда Колин ответил, что знает, где Рут. Даже согласился отвезти меня к ней и погладил своего старого больного кота – как мне показалось, на прощание. Мы сели в машину, и я поехал, следуя указаниям Колина. Я уговаривал себя сохранять спокойствие, надеялся, что ваша бедная пропавшая сестра жива и я успею ее спасти. А вдруг, думал я, Колин убил и Венди Боскомб много лет назад, и там, куда он меня везет, я найду два тела… Потом Колин заявил, что мы едем на кладбище, и я ужаснулся: «О боже, он зарыл ее в свежей могиле», – но нет. Каким же я был идиотом, гоняясь за пресловутым журавлем в небе, а вы просто кормили меня сказками…
– Почему не рассказали, что все знаете?
– Вы удивитесь, Джой Хендерсон, но я не обязан ничего вам рассказывать. Это вы у нас под следствием. – Шепард вытирает пот с лица. – Колин сказал, что смерть Рут была несчастным случаем – ваша мать поскользнулась и…
– Да, верно, – быстро перебиваю я.
Незачем ему знать больше, иначе непонятно, куда заведут его мысли. Меня радовало, что он перестал спрашивать про Рут, а теперь я знаю, почему перестал, и могу не тревожиться хотя бы об этом. Я до сих пор перевариваю тот факт, что Рут – моя близняшка; что я могла умереть, а Рут – жить; или, может, Рут как раз и выжила – и я на самом деле Рут… Мозгу и без того несладко, поэтому не надо мне тут полицейского психоанализа на пятидесятиградусной жаре.
– Как видите, Джой, у меня есть основания считать, что вы лгали про Рут с целью спровадить меня в погоню за журавлем, увести прочь от правды.
– Я не лгала. Я сказала вам с Вики, что по приезду на ферму увидела Рут впервые за много лет, и это правда. Еще я говорила, что не видела Рут в то утро, – тоже правда. Это Вики сообщила вам, что Рут «исчезла, пропала». Я даже ответила, что Рут не злая, помните? Грань, наверное, тонка, но я ее не перешла, ни разу вам не соврала. Просто не сказала всего.
Как когда-то мама «не сказала» отцу про цену пленки для школьных учебников. Я криво улыбаюсь – ну да, мое «не соврала» можно трактовать по-разному, согласна.
– Мне вот совсем не смешно, ни капельки.
Я мечтаю прекратить этот разговор. Наверное, пора перевести его на кукольную голову, лежащую в сундуке в двадцати шагах от нас. Вообще-то показать ее следовало еще вчера, во время нашего маленького тет-а-тет, но разве могла я перебить Шепарда и заявить: «Кстати, совсем забыла – я знаю, где кукла Венди Боскомб»?
Я в нерешительности: прежде чем предъявлять куклу, хорошо бы проверить мою теорию. Хочу прояснить все вопросы. Больше всего хочу, чтобы Боскомбы обрели хоть какой-то покой. Конечно, известие о том, что отец убил Венди, разобьет им сердце, но в то же время принесет облегчение, ведь их мучительному незнанию придет конец – миссис Боскомб сама говорила об этом Вики.
От невероятной жары ни на что нет сил. Может, ну ее, эту куклу? Суда все равно не будет… Я вдруг слышу шепот Рут: «Правосудие и месть, Джой. Никогда не забывай, никогда не прощай. Это могла быть ты… это была ты… ты умерла, когда мама поскользнулась. Я – Джой, а ты – Рут». Очередное своевременное и запоздалое напоминание не расслабляться.
Шепард заговаривает вновь. Да что ж ему все неймется!
– Вы хотели – хотите – убедить меня в своем безумии? Разговоры с умершей сестрой? Сны об убийстве отца, которые вы видите с двенадцатилетнего возраста? Мол, даже если я сумею доказать, что вы его убили, то присяжные не признают вас виновной?
– Что есть безумие, детектив?
Подбородок Шепарда дергается вверх. Казалось бы – все, теперь он должен прыгнуть в машину и оставить меня в покое, но нет. Он бросает:
– Ну, и что дальше?
– Дальше? Избавлюсь от всего этого… – Я машу в сторону контейнеров. – И…
Пауза, мы оба вытираем пот со лба. Самое время добавить: «Я нашла кое-что любопытное вон в том сарае», – однако Шепард опять меня опережает.
– Зачем вы вообще вернулись? Отец умирал, он больше не представлял для вас угрозы. Держались бы подальше, и не было бы никаких вопросов – зачем, как, кто…
– Говорю же, я надеялась, что Вики нашла Марка. К тому же я обещала ей позаботиться об отце.
– И сдержали обещание, – хмыкает Шепард. – Позаботились. Хотя не так, как имела в виду Вики…
– Да, я действительно заботилась.
Ужасно глупый разговор для такой дикой жары. Натянутая кожа на шрамах преет и саднит, а мне еще пруд проверять.
– Ну да. – Шепард кивает и окидывает взглядом контейнеры, будто впервые их видит. – Подозреваю, тут есть от чего избавляться.
– Угу. – Я вновь отираю лоб и выдаю реплику, явно намекающую ему, что пора уйти. – Избавляться всегда есть от чего.
Глава 66Джой и Рут
Январь 1961 года
– Легонечко, – шепнула Рут.
Джой взяла ластик, зафиксировала бумагу возле буквы «к» двумя пальцами. Осторожно потерла лишнюю полоску. Когда та заметно побледнела, решила – сойдет, иначе бумага порвется. Рут, нависшая над плечом сестры, заметила:
– Думаю, сойдет. Иначе бумага порвется. – Она улыбнулась, ее родимое пятно вспухло. – Закончи «нектар», а потом еще два слова, и хватит. Не надо нам повторения вчерашнего.
Весь день Джой боролась с бурным потоком желания и удовольствия. При каждой мысли о словаре угри в животе тонули в воображаемом океане темного шоколада с клубнично-сливочной начинкой. Интересно, можно ли рассказать о словаре Марку, не высмеет ли? И видит ли Марк картинки? Если уж кто и способен на такое, то наверняка он…
Джой дописала «нектар», задумалась о следующих двух словах. В голове закружили образы Венди, вместе с ними пришли слова «зависть» {красный чертенок, танцующий на Библии} и «страх» {холодный металлический нож}. Джой полностью отдалась этим словам и картинкам.
– Отец вернется с собрания старейшин только через полчаса, – сказала она. – Успею сделать еще кое-что.
Раскрыла блокнот на форзаце, украшенном мраморными завитками различных оттенков коричневого и кремового. В верхней трети белел небольшой прямоугольник в тонкой темной рамке.
– Заглавие. – Рут кивнула.
– Да. – Джой занесла ручку над белым прямоугольником, нерешительно остановилась. – Прямо девственная чистота. Боюсь испортить. Как будто… новорожденный младенец.
Рут фыркнула.
– Знаешь, что иногда случается с новорожденными, Джой? Они умирают, их даже «испортить» нельзя. Ну, а везунчики, которые не умирают, быстро усваивают, что в жизни нет никакой чистоты, – в ней только рвота, рак, мигрени, шрамы, бородавки, нищета, угри, войны, голод, корь, прыщи, запоры, гнилые зубы, синяки, ветряная оспа… – Рут перевела дыхание. – И давай не забывать про ненависть, ложь, страх, тайны, зависть, злость… и порку.
– Вот видишь? Лучше остаться чистой и умереть, чем пройти через все это.
– Тебе легко говорить. Как бы я хотела…
– Нет! Нет, не хотела бы, – зашипела Джой, бросая ручку. – Ты не представляешь, что такое получать оплеухи, слушать крики в свой адрес, бояться каждый день, каждую секунду, терпеть порку – до крови, до мяса! Лучше б я умерла… И попала в Рай с Венди Боскомб – или даже в Ад. Куда угодно, лишь бы там не было его.
Рут молчала, а Джой гнала от себя воспоминания о семействе Фелисити, об улыбке Венди Боскомб, о старшей школе совсем скоро, о том, как Марк пытался защитить ее после побега хорьков, и о книгах… тысячах книг, которые она прочтет за долгие годы предстоящей жизни.