Оттого-то я немного беспокоюсь, нет ли в моей памяти изъянов, но чем больше думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что помню все четко. Каждое слово и действие отца в тот день, так же как и каждый удар ремнем.
Пора уезжать.
Сажусь в машину. Письма и свидетельство о браке – документы, которые я уже никогда не покажу Марку, – всхлипывают на пассажирском сиденье. Некролог Рут, отмечаю я с кривой усмешкой, хранит молчание. Эти бумаги вполне можно сжечь. Тогда всему и правда конец.
Беру в сарае коробок спичек и топаю к мусорному баку. Поднимаюсь по деревянной лестнице, заглядываю внутрь. Когда-то я считала, что здесь находится портал в Ад. Зола и мусор, копившиеся десятилетиями, почти заполнили бак, до верха осталось сантиметров двадцать. Сворачиваю все бумаги в тонкую трубочку, поджигаю один конец и бросаю.
Приятное чувство.
Настолько приятное, что я поджигаю еще одну спичку, осторожно вставляю незажженным концом назад в коробок и швыряю его в бак. Спустившись на пару ступеней, слышу, как сорок восемь спичек вспыхивают одна за другой и шипят – настоящий хор рассерженных змей.
Руль в машине ужасно горячий, он обжигает, и я вдруг испытываю тоску по прежним дождям и слякоти. Кто бы мог подумать…
Сворачиваю с подъездной дорожки в сторону Боскомбов, и тут меня осеняет: наверное, придется давать свидетельские показания? Или как полиция будет доказывать, что некий покойник убил девятилетнюю девочку двадцать три года назад? В общем, похоже, в Аделаиду я пока не попаду.
Впереди подъездная дорожка Ларсенов. Надо же, ветер поднялся… Сильный. Горячий и сильный.
Через пятнадцать минут я сворачиваю с Буллок-роуд, чтобы напрямик добраться до Уишарт-роуд, и улавливаю запах дыма. Что-то подсказывает мне, что не следовало бросать в мусорный бак зажженную спичку. Пятьдесят спичек – тем более.
Глава 76Джой и Шепард
Февраль 1983 года
ХЕНДЕРСОН, Джордж. Добрый человек, чьи сострадание и молитвы не имели себе равных. Глубокие соболезнования семье. Нил и Виола Боскомб
Зависть, с сухой иронией думал Алекс, удаляясь от фермы Хендерсонов, – это как нож в живот.
Джой скоро отправится в Аделаиду, а он, Шепард, обречен вечно чувствовать себя коровой, увязшей в иле на краю пруда. Его будут преследовать неотвязные мысли об исчезновении Венди Боскомб, а теперь еще и о «случайной» передозировке Джорджа Хендерсона.
В участке Алекс попробовал отвлечься бумажной работой и уборкой документов. Однако чем усерднее он старался выкинуть из головы Венди с Хендерсонами, тем сильнее ощущал потребность на них сосредоточиться. До чего же не хватает Рона! Очень хочется услышать от кого-нибудь: «Ты поступил правильно, отпустив Джой со всеми ее воспоминаниями и шрамами в Аделаиду».
Шепард понес последний документ в шкафчик и по дороге – дымом, что ли, пахнет? – решил позвонить Вики. Усмехнулся, мысленно услышав ее слова: «Шеп, у вас нет доказательств, поэтому вам, конечно же, пришлось отпустить Джой. И хотя я врач – клятва Гиппократа и все такое, – давайте признаем, что Хендерсон заслуживал долгой, медленной и мучительной смерти».
Стоило вернуться к столу, как зазвонил телефон. Шепард со вздохом приготовил журнал записей на экзамен по вождению, однако услышал в трубке знакомый голос.
– Алекс, это Нев Поттер из пожарной команды Блэкханта.
– Как жизнь, Нев?
– Ты, наверное, слышал по радио про сильные пожары в Южной Австралии. Не знаю, почувствовал ли ты запах, но ветер гонит в нашу сторону тучу дыма и пепла. Пока волноваться не стоит, но мы начеку.
– А, так вот что я унюхал по дороге в участок! Говоришь, у нас пока…
– Минутку.
Шепард услышал, как Нев с кем-то переговаривается. Нетерпеливо побарабанил пальцами. Что ж так долго?
– Ну вот, поступил вызов. Джонсон-роуд. Машины выехали. Я сообщу, если ты понадобишься, но все должно быть хорошо.
Шепард нажал «отбой», намереваясь позвонить Вики, однако вместо непрерывного сигнала на линии услышал длинные гудки – кто-то оставил сообщение. Шепард набрал «101» и вслушался, не веря собственным ушам.
Она тяжело дышала и говорила чересчур быстро; он не понял всего, хотя четко уловил слова «Венди Боскомб», сказанные громко и разборчиво. Не успел ничего толком сообразить, как механический голос завел: «Чтобы прослушать сообщение еще…»
Алекс давно выучил меню наизусть и нажал «2», на этот раз готовый к потоку слов; стал торопливо записывать в блокнот то, что сумел разобрать. По-прежнему не все понял, начал злиться – почему сообщение записалось не полностью?!
Проиграл его еще раз, заполняя пробелы в блокноте. Еще раз. Проверил – правильно ли записал?
«Шепард, это я. Встретимся у Боскомбов как можно скорее. Мой отец – убийца. Кукла Венди Боскомб лежит в его сундуке в сарае, а Венди – над ней»…
Какого дьявола?! Алекс стукнул блокнотом по столу. «Где Венди? Над кем, а, Джой Хендерсон?! Над куклой?»
Уставился на блокнот, лихорадочно соображая.
Неужели она говорит правду? Неужели исчезновение Венди в конце концов будет разгадано, причем благодаря Джой Хендерсон – женщине, которую он до сих пор подозревает в убийстве ее собственного отца?
Глава 77Джой и Рут
Февраль 1961 года
До начала занятий в старшей школе оставалось всего два дня. Учебники Джой лежали в рюкзаке Марка, его имя внутри было зачеркнуто толстым черным фломастером и заменено на ее имя. Учебники и книги Марка, включая «Гордость и предубеждение», отправились в школьный магазин подержанных книг.
Утром после воскресной школы Фелисити сообщила Джой, что рассказала родителям о порках. Родители обязательно поговорят с ее отцом, заставят его прекратить все это. Джой ответила, что после отъезда Марка отец ни разу ее не порол.
– Вот видишь? – Фелисити просияла от гордости.
Джой не разделяла уверенности Подруги. Возможно, та права, а может, отец просто еще не отошел от потрясения, вызванного поступком Марка.
После его бегства Джой ни разу не была на изучении Библии и не ездила к Фелисити. Временами казалось, что ей не хватит духу вновь встретиться с ее семьей, хотя она знала: однажды после воскресной школы, через несколько недель или несколько месяцев, Джой скажет: «Можно мне сегодня к вам?» – и мистер Фелисити спросит у отца, и тот не посмеет отказать. Однако до тех пор она хотела сидеть дома и писать.
Она заполнила почти весь блокнот. Скоро доберется до последней страницы, и что тогда? В те ночи, когда писать не удавалось, Джой нервничала и чувствовала себя поломанной, словно у нее все кости перекосило. Наверное, если бы не блокнот, она уже давно воплотила бы в жизнь какой-нибудь свой сон и по-настоящему убила отца. Или себя.
Иногда Джой просто сидела и читала слова с описаниями – это было почти так же здорово, как их записывать.
В постели она гадала, как поживает в солнечном Дарвине Марк, и утешалась тем, что его последними словами к ней были: «Прости меня, пожалуйста».
Бывало, она слышала крики брата из его пустой комнаты.
Когда не думала о Марке, думала о бедной Венди. Говорить о ней перестали, но тревога Джой не прошла. Как-то ночью Рут заметила:
– По-моему, Венди никогда не найдут.
Джой, вздохнув, ответила:
– По-моему, тоже. Если б могли, то уже нашли бы, правда?
Джой перечитывала слова, которые строчила в состоянии раскаленного бешенства после ухода Марка, и ее не покидало чувство, будто мир разделен надвое, как доктор Джекил: одна часть, где живет Джой, темная и зловещая; другая, где живут Фелисити и теперь Марк, – солнечная и радостная.
Однажды Джой сбежит и найдет брата. Она закрыла блокнот, прижала к груди, скрестив руки на его шоколадно-кремовой обложке.
Открылась дверь, на пороге вырос отец. Он похудел, лицо посерело. Глядя в его красные глаза, Джой поняла – отныне все изменится. В животе екнуло. Угри затихли в ожидании. Изнутри вдруг поднялась теплая волна, затопила грудь, ударила в голову… нежность, она родилась из того, что теперь объединяло Джой с отцом, – из тяжелой горькой потери. Чтобы привести их к этой точке, понадобились годы бесполезного гнева и страха.
«Он хочет сказать, что любит меня. Что просит прощения, что порки в прошлом».
Затем – озарение, взрыв оранжевых и желтых искр. Отец хочет сказать, что полиция отыскала Марка!
«Сейчас он войдет, широко улыбнется. Все прощено, праздничные стаканы наполнены “Пассионой”».
Розовая волна предвкушения пробежала по телу, шевельнула волоски на руках. Отец открыл рот… Однако прозвучало совсем не то, чего ждала Джой. Он указал на прижатый к ее груди блокнот и спокойно спросил:
– Что это?
Когда ремень в последний раз со свистом рассек воздух, отец ударил блокнотом по левой щеке Джой, затряс им, брызгая ядом с зубов.
– Я сожгу эту гадость, слышала?! Отныне единственная книга, которую ты будешь держать в руках в этом доме, – Библия!
Он погасил свет и вышел, грохнув дверью.
Джой села, крепко зажмурившись. По подбородку текла кровь, по внутренней стороне щеки – тоже. Когда отец вернется, Джой будет его умолять. «Бей меня сколько угодно, только, пожалуйста, отдай словарь». Она сделает все, чего он захочет. Все.
В голову черной змейкой вползла мысль. «Если отдашь словарь, я скажу, где Марк».
Рут шепнула:
– Нет, этого делать нельзя.
Нельзя, конечно. К тому же тогда придется сознаться во вранье – ведь Джой заявила, что Марк в Хобарте.
Хлопнула задняя дверь. Отец идет к мусорному баку. Взбирается по старой деревянной лестнице. Швыряет блокнот на груду копившегося годами мусора: заплесневелая апельсиновая кожура, ржавые консервные банки, кости Рут, головы угрей и крыс, тряпки, зола… Зажигает тонкую газетную лучину, и та летит в бак. Как только отец ляжет спать, Джой кинется туда, спасет свою книгу. Дождь не даст ей загореться; она будет лежать мокрая и напуганная, ждать хозяйку, звать ее в ночи, как куклы Венди. Даже если чернила потекут, а листы распадутся, Джой все равно. Она должна спасти блокнот. Готова прыгнуть в вонючую тлеющую жижу, если понадобится.