— А я и не сдавался! — крикнул он в спину Магамединова.
— Мы не сдаемся, — решил разрядить обстановку Зайцев. — Но если так важно выносить трупы, то почему нам никто не помогает?
В коридоре появился Бобров.
— Правильно делают, что не помогают, — сказал он.
Все повернулись к Боброву.
— Еще один умник! — рявкнула Круглова.
— Бобров, а где Морковин? — спросила Весюткина.
Бобров в ответ ухмыльнулся.
— А я знаю?
Магамединов несколько раз хлопнул в ладоши.
— Так, парни, десять минут на отдых. И продолжаем работать, а я найду вам помощников. Идет?
— Идет! — согласился за всех Зайцев. — Только с помощниками поторопитесь, Максим Викторович.
Два санитара с носилками зашли в десятую палату, и оттуда через секунду раздался вопль одного из них:
— Твою мать, а кого тут выносить?! Здесь одни черви!!!
Магамединов подошел к дверям десятой палаты и заглянул в нее. Из палаты в коридор вылетело несколько мух. Магамединов закрыл двери и обратился к Весюткиной и Кругловой.
— Так, девчонки, зовите в мой кабинет Николаева. Будем думать, что делать дальше.
Федор Иванович заставил Даньку сесть.
— Давай, Пузырь, теперь сам! — сказал старик.
— В вестибюле первого этажа, — заговорил Данька, и у него изо рта потекли слюни, — облачко разделилось на ы-ы….
Он вывернул голову как паралитик и сжал от боли зубы так сильно, что они у него заскрипели.
— На «ыа» одинаковых облачка, которые полетели в разные стороны…
Федор Иванович положил руку на плечо Пузыря.
— Все, пока не напрягайся, Пузырь… Дальше у тебя все пойдет, как надо. Я с твоим шариком в голове разобрался.
К Федору Ивановичу, не спеша, подошел Василий. Он кивнул старику и стал смотреть Пузырю прямо в глаза, как будто он что-то искал в них. Хотя глаза Даньки были совершенно безжизненные, стеклянные, Василий что-то там все-таки разглядел.
— Вот это чудеса! — вскрикнул он. — Мы стали совершенно другими. Во мне столько энергии, что я готов перевернуть мир вверх дном!
Федор Иванович ласково улыбнулся и спросил:
— Ты видишь океан в его глазах?
— Да, вижу!
— Вот эту энергию вселил в вас сам бог, — сообщил старик. — Но матушка-природа отобрала у вас право на ее использование.
Вместо того чтобы поинтересоваться, почему так поступила матушка-природа, Василий закричал:
— Я хочу использовать свою энергию прямо сейчас.
Федору Ивановичу это не понравилось.
— Не спеши, — предупредил он. — Рассудок твой еще слаб, не готов ты пока. Потерпи, парень.
— А когда я буду готов? — спросил нетерпеливый Василий.
— Скоро. Очень скоро, — ответил ему рассказчик.
Всегда такой спокойный и невозмутимый, Николаич вдруг серьезно заволновался. Уже второй раз за день. Они с Игоревичем стояли возле дверей на кухню и обсуждали положение дел.
— Прошло так много времени, — сказал начальник мастерской, — а Варвара не появилась, надо что-то предпринимать…
— Раз она не появилась, давай ее разыщем.
— Пошли, заглянем в кладовые, — решил Николаич и зашагал в конец коридора. Игоревич последовал за ним.
Николаич открыл широкие железные двери, спустился по ступенькам в маленькое сырое помещение и подошел к двум дверям. Достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.
— Хорошо, что жена запасные ключи отдала мне.
Николаич открыл дверь и вошел в первую кладовую. Игоревич остался стоять в проходе. В кладовой горел свет. Начальник мастерской обвел взглядом все помещение, в котором на стеллажах лежали продукты: тушенка, консервы, маринады, ящики с овощами и много-много еще чего.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он.
Среди стеллажей раздался шум — упала и разбилась стеклянная бутылка.
— Кто здесь? — повторил Николаич и почувствовал, как по его телу побежали мурашки.
Из-за стеллажей вышел Горовец — больной из терапевтического отделения. У него хорошо были видны вздутый живот, слюна, текущая по подбородку, красные, навыкате, глаза. Из разных углов кладовой выскользнули две «зместрелы» и закрутились вокруг ног Горовца. Николаич вздрогнул, заметив все это.
— Ты здесь один? — спросил он.
Горовец молча покачал головой — мол, нет, я не один.
— Ты не видел мою жену?
Горовец вновь качнул головой.
Николаич шагнул вперед и повысил голос:
— А как ты сюда попал? Откуда у тебя ключи?!
«Зместрелы» бросились в разные стороны от Горовца и спрятались за стеллажами. Больной отступил на шаг назад.
— Уйди, по-хорошему прошу, — прошептал он, и из его рта вытекла слюна с кровью.
Николаич сделал еще два шага вперед.
— Валентин, будь осторожен, я здесь, — раздался откуда-то из-за стеллажей слабый голос его жены.
Николаич аж подпрыгнул.
— Варвара, с тобой все в порядке?
— Более-менее, — ответила она. — Меня кто-то стукнул по голове… и опрокинул на меня стеллаж.
Николаич скрипнул зубами и двинулся в сторону голоса.
— Не переживай, я сейчас этому гаденышу за его выходки кулаком по морде настучу.
Он обошел быстрым шагом стеллаж за стеллажом. Нигде Варвары Семеновны не было видно. За последним стеллажом он встретился взглядом с Акимовым, другим больным из терапевтического отделения. Тот тоже был со вздутым животом и красными глазами.
— Я не понял?! — закричал не на шутку перепугавшийся Николаич. — Варвара, ты где?!
И сразу же, со всей силы, на плечо Николаича обрушилась мужская рука. Он обернулся и вскрикнул. На него с ненавистью смотрел Игоревич.
Николаич мог бы поклясться, что он увидел глаза зверя, изверга. Они были чужие, нечеловеческие — беспощадные!
— Ну, вот и все, ублюдок, пришел твой последний час! — произнес Игоревич.
А где-то там, под стеллажами, открыли пасти и радостно запищали «зместрелы». Писк был похож на смех. Из голов этих маленьких, но, по-видимому, очень умных животных, торчали тонюсенькие антеннки, которые распространяли неуловимый сигнал…
Заведующий хирургическим отделением нашел себе интересное занятие. На листе бумаги он старательно рисовал лицо Анны. И это у него неплохо получалось.
— Скажи мне, красавица, — прошептал Николаев, — почему, когда я тебя вижу, мое сердце предательски бьется?
И в этот же момент без стука в кабинет ворвалась Круглова.
— Вот вы где, Павел Петрович! — закричала она. — Мы все с ног сбились, а вы…
Николаев приставил палец ко рту. Круглова замолчала. Павел Петрович указал на свободный стул, стоящий рядом со столом. Елена Степановна с серьезным выражением лица подошла к столу. Заведующий хирургией тем временем дорисовывал шею и плечи Анны. Круглова села на стул и, взглянув на чудачества Николаева, тяжело вздохнула. Она повернула голову и заметила, что на вешалке в углу кабинета висит защитный костюм. Елена Степановна вновь посмотрела на Николаева и нетерпеливо произнесла:
— Ну правда, Павел Петрович, вы здесь сидите, а у нас там черт знает что творится.
Николаев поставил на картинке число и расписался.
«Что вы?! Как же без выпендрежа?! Специально, говнюк, тянет время», — подумала Круглова и уже хотела разозлиться на Николаева, но почему-то передумала и просто улыбнулась ему.
— Когда мне кажется, что мои силы закончились, я сажусь и занимаюсь ерундой до тех пор, пока мне не станет стыдно, что я ею занимаюсь, — объяснил свои действия Павел Петрович.
— И как, помогает? — спросила Елена Степановна, протянула руку к стопке рисунков Анны и стала рассматривать один за другим. На каждом рисунке одна и та же дата.
— Еще как.
Круглова попыталась заглянуть в глаза Павла Петровича.
— Скажи, Николаев, вот ты прожил около четырех десятков лет… И, что не разу в жизни у тебя не было серьезных отношений ни с одной женщиной? «Только раз — и до свидания»?!
— Если хорошенько задуматься, то, как ты говоришь, так и было. Но иногда, правда, два раза и… до свидания.
— И тебе не грустно от этого?
— Грустно.
— Но, ведь ты, Николаев, красивый мужик. В чем проблема?
Николаев пожал плечами.
— Я не знаю… Во мне, наверное. Была у меня по молодости горячая любовь. Три года длилась. А потом я ей стал не нужен. У нее появился более красивый и состоятельный мужчина.
— Теперь понятно: мужчина тот был постарше, с машиной и деньгами… Интересно, насколько?
— С крутой машинкой он был точно, — вспомнил Павел Петрович. — А старше он меня был на целых шесть месяцев. Мне было тогда шесть с половиной, а ему семь.
Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.
— Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом — им же и остался. Я тут так растрогалась, а он!
— Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьезных отношений! — признался Павел Петрович. — На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.
— Бывает и хуже, — произнесла Круглова. — У меня все хорошо начиналось, да как-то очень быстро закончилось. Любовь была. Да любил он как-то не так, как других женщин любят. Терпела-терпела — да и не выдержала! Послала его ко всем чертям.
По лицу Кругловой покатились слезы.
— Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, — запаниковал Николаев. — Вы это… чего хотели?
Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:
— Магамединов тебя ждет. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьезные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живет по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.
— Хорошо, — ответил он. — Ты иди, а я тебя догоню…
Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко ее оборвал, не пожалел и не дал высказаться», — поздно спохватился Павел Петрович. — «Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»