— Господи, объясни мне, — завыл Павел Петрович, — когда же мое отделение успело превратиться в ад?!
Николаев, шатаясь, побрел по коридору в сторону поста дежурной медсестры. На посту никого не было. Николаев зашел внутрь отгороженного дежурного поста и посмотрел усталым взглядом на пол.
На полу лежала Алена. Николаев наклонился и схватил ее за руку.
— Алена! Алена! — закричал он и стал трясти ее нежную ручку.
Дежурная медсестра открыла глаза и непонимающими глазами уставилась на Николаева.
— Что случилось? — спросила она. — Почему я на полу?
Игоревич и Николаич мелкими глотками прихлебывали чай. На кухне, кроме них, никого не было. Игоревич чувствовал себя хуже некуда. Его мучили и давление, и тошнота, и дикая слабость. Николаич же выглядел бодрячком. Он успел даже побриться.
— Со мной такое происходит второй раз, — сообщил начальник мастерских. — Я не могу вспомнить, как я ухитрился заснуть прямо за этим столом. Я даже не помню тот момент, когда меня потянуло на сон.
Игоревич кивнул и поставил свою кружку на стол. Руки его совершенно не слушались, они дрожали, как листья на ветру.
— Что-то мне совсем нехорошо, — пожаловался он. — Тошнит меня основательно. Все трясется, дергается, стены едут…
— Потерпи чуток, — сказал на это Николаич. — Должно пройти. Меня тоже сразу штормило, как только я проснулся.
Игоревич вытер ладонями свой лоб и мрачно улыбнулся.
— Ты, говоришь, не помнишь, как за столом заснул. А я не могу понять, как я ухитрился заснуть на грязной и мокрой плитке в моечной.
Николаич, допив чай, встал с пустой кружкой в руках.
— Да, тут есть о чем задуматься. Неспроста все это…
— Давай, Николаич, пока у нас есть время, пробежимся с тобой по больнице, — предложил Игоревич. — Попробуем поискать твою Варвару в хирургии и в других отделениях.
Открылись двери, и на кухню вошел главврач больницы с ежедневником в руках.
— Доброе утро, мужики! — поздоровался он, косо взглянув на Николаича, который мыл свою кружку.
Игоревич кивнул. Хмельницкий подошел к нему и пожал руку. Николаич домыл свою кружку и вернулся к столу, молча пожал руку Иван Сергеевича и сел на стул.
— Ну как ты, Николаич? — спросил Хмельницкий.
Николаич непонимающим и немножко встревоженным взглядом посмотрел на Хмельницкого.
— Нормально, а что?
Хмельницкий осторожно взглянул в глаза начальника мастерской и ничего не ответил. Николаич весь съежился и проглотил ком, подступивший к горлу.
Хмельницкий почесал затылок и отвел взгляд в сторону.
— Да, нет… ничего, — ответил он и заговорил о насущном. — Так, мужики, молодцы, что все здесь взяли в свои руки. Вот для чего я сюда пришел: считаю необходимым увеличить объем порций в два раза. Продуктов у нас для этого хватает, и мы можем себе это позволить.
Игоревич удивленно взглянул на Хмельницкого. Затем на Николаича. Он попытался понять по его лицу, что тот про это думает.
Но на лице Николаича не было видно никакой реакции, такое ощущение, что он слова Хмельницкого пропустил мимо ушей, думая о чем-то своем.
— А зачем в два раза больше? — поинтересовался Игоревич.
— Это психологический прием, — пояснил Хмельницкий. — Сейчас все люди в больнице находятся на грани отчаяния, и увеличением пайки мы поднимем их дух, вызовем хоть какие-то позитивные эмоции.
— Тогда нам нужны помощники, — заявил Николаич, а затем поинтересовался. — Кстати, Иван Сергеевич, вы не знаете, куда подевались все работники кухни?
— Куда все подевались, я не знаю, — ответил главврач как-то заторможено, было видно, что на этот вопрос ему не очень хочется отвечать.
Николаич взглянул прямо в глаза Хмельницкого.
— Ну, хоть, про кого-то что-нибудь знаете?
Хмельницкий нервно обвел языком сухие губы. В глазах Николаича сверкнули непрошенные слезы.
— Иван Сергеевич, ну не молчите! — взмолился он. — Я чувствую, что вы что-то знаете!
Хмельницкий с выражением страдания на лице кивнул.
— По правде говоря, я думал, что ты уже в курсе. И потому, как только сюда зашел, сразу у тебя спросил: «Как ты»?
Николаев вместе с Аленой совершали обход своего отделения. Из-под дверей палат выползали беловато-красноватые червячки, похожие на опарышей, и серые жучки, по форме похожие на божью коровку. Под ногами хрустели ползучие твари. Вокруг обуви растекалась желтая слизь.
Павел Петрович поднял ногу, чтобы сделать очередной шаг, и слизь соплями повисла на подошве. Он открыл дверь палаты и заглянул внутрь, затем подошел к следующей и сделал то же самое.
Николаев заглянул практически во все палаты.
— Я не понимаю, — сказал он Алене, — куда подевалось процентов двадцать моих больных? Неужели они просто взяли и ушли из отделения? Дверь же была закрыта на замок…
Сергей Ветров стоял напротив своего отряда и, держа на плече согнутую в виде кочерги арматуру, внимательно оглядывал каждого бойца.
Психоза не выдержал молчаливого осмотра и нетерпеливо топнул ногой.
— Серега, пошли уже ловить зверя этого. Время тикает как-никак…
Сергей бросил осуждающий взгляд на Психозу и заговорил:
— Я призываю всех вас быть предельно осторожными. Только вчера я обрадовался, что у нас нет никаких потерь и — на тебе! — тут же ослепли два наших бойца и Вадим, тот самый парень, что рассказал нам про «Зверя».
— Это судьба, — вставил свои две копейки Психоза. — С этим ничего не поделаешь.
— Если честно, мы совершенно не знаем, на что способен наш противник, — сказал Сергей.
Отряд в ответ на эту реплику зашумел.
— Но и наших способностей они недооценили, — закричал Макето.
— Это точно, — поддержал его Шурик.
Капрон, негодуя, зарычал. Он шагнул вперед и взглянул на расшумевшихся товарищей.
— Цыц, всем! — гаркнул он. — Сергей дело говорит!
Сергей благодарно кивнул.
— Спасибо, Капрон, — произнес он и продолжил свою речь. — С каждым днем в этой больнице становится все меньше и меньше живых людей, а это значит, что с каждой потерянной жизнью наши силы уменьшаются. Скоро может случиться так, что сил наших будет недостаточно, чтобы противостоять всему тому, что здесь творится.
Сергей замолчал на секунду. Все его бойцы, молча, с серьезными выражениями на лицах, смотрели на него.
— Короче, не расслабляемся и не теряем бдительность, — подвел итог он. — И еще, нужно, чтоб кто-то остался тут в мастерских и присмотрел за теми, кто ослеп. Их тоже оставлять одних неправильно как-то.
— Пускай остаются все девушки, — внес свое предложение Капрон. — Мы справимся без них.
Оля тут же выскочила вперед и кинула умоляющий взгляд на Сергея.
— Нет, я не останусь! — закричала она. — Я пойду со всеми!
Сергей улыбнулся ей.
— С теми, кто ослеп, останутся Тамара и Полина, — решил он. — Остальным нечего сидеть тут без дела.
Затем Сергей обратился к Жоре.
— Ну давай, друг, показывай нам дорогу.
Жора выпятил грудь и рассек воздух согнутой арматурой.
— Да! Без меня вы никто и звать вас никак, — заорал он, довольный тем, что все на него обратили внимание. — Я, может, последняя надежда человечества!
Хмельницкий опустил руку на плечо Николаича.
— Мне очень жаль, Николаич, Варвара твоя вчера умерла. Ее сожрали изнутри ползучие твари. Когда она пришла за помощью в отделение хирургии, было уже поздно что-либо предпринимать.
Игоревич, переживая за друга всем сердцем, вскочил из-за стола.
— Вы точно уверены, что это была Варвара? — спросил он.
Хмельницкий с презрением взглянул на Игоревича.
— Что я, Варвару не знаю? Какие-то вы очень глупые вопросы задаете.
Николаич зажал рукой рот и застонал. Он отчаянно замотал головой, мол, это неправда, такого не могло случиться.
Хмельницкий отвернулся от Николаича.
— Прости, Николаич, что я тебе так поздно об этом рассказал.
Раздавленный горем Николаич смотрел на спину Хмельницкого, шедшего к двери.
— Я хочу видеть ее тело, — закричал он.
Хмельницкий остановился и обернулся.
— Прости, Николаич, но это невозможно. Ее тело выбросили через окно, как и тела других людей, погибших от этой неизлечимой заразы.
Николаича всего передернуло, и он, вскочив со стула, сорвался на крик:
— Как же вы могли, гады! Она такого не заслужила!!
Игоревич схватил за руку Николаича.
— Сядь, друг… Знаешь, ей, может, вообще повезло. Отмучилась твоя Варвара и уже не видит всего этого ада.
Николаич яростными глазами взглянул на Игоревича.
— Заткнись!
Хмельницкий, воспользовавшись моментом, выскочил из кухни и тихо закрыл за собой дверь.
Николаич сел на стул, наклонился, спрятал лицо в ладони и громко зарыдал.
Николаев вышел из своего отделения на лестничную площадку. Он сел на ступеньки, опустил голову и задумался о чем-то очень грустном. Заскрипела железная дверь. Николаев бросил взгляд в ее сторону. В этот же момент в проеме дверей показалась Аллочка с большущим вздутым животом. Лицо у нее, наоборот, было совсем исхудавшее. Под глазами красовались черные круги.
— Ой, извините… Вы Погодина не видели?
Николаев растерялся:
— А?.. Нет, не видел…
— Извините, — простонала Аллочка. — Если вы его вдруг увидите, передайте, что мне надо рассказать ему кое-что очень важное.
— Хорошо, Алла, я передам. Как ты…
Аллочка скрылась за дверями. Николаев зарычал и ударил кулаком по стене.
— Ох! — завыл он. — Когда же все это прекратится?! За что мне это наказание? Кто придумал, что я должен смотреть на то, как умирают знакомые и близкие мне люди?
Где-то сверху хлопнула дверь, и раздались чьи-то быстрые шаги.
— Я умоляю тебя, Господи! — прошептал Николаев. — Пусть все это закончится здесь и сейчас. У меня нет больше сил…
Звуки шагов стали более громкими, и Николаев увидел Магамединова и Погодина, спускающихся к нему по ступенькам.