И все-таки один из «ногогрызов» проскочил возле ног командира отряда. Сергей развернулся и разрубил пополам шустрого монстрика. В это же время к его ногам подскочили еще два «ногогрыза». Сергей и им уделил свое внимание.
— Жуков, не тормози! — закричал он. — Давай сюда! Защищай мои ноги!
Жуков не заставил себя ждать, он уставился на одного из «ногогрызов», который вот-вот собирался полоснуть пилой по ноге Сергея.
— Я здесь! — обрадовал своей расторопностью Жуков. — Я здесь, Сергей!
Он размахнулся и со всей силы опустил «кочергу» в сторону «ногогрыза», но попал по ноге командира. Сергей, вскрикнув, отступил шаг назад и спиной налетел на Жукова.
— Что ты творишь, падла? — спросил он.
Жуков отскочил от Сергея на целых два шага назад.
— Прости, — заныл «падла». — Прости, Серега!
Лицо Сереги перекосило от боли. Он сжал зубы и продолжил лупить по «ногогрызам», один за другим они улетали от его «кочерги». Затем, положив согнутую арматуру на плечо, дал несколько секунд отдохнуть рукам.
— Капрон, быстрее прорывайся к дверям! — скомандовал он. — На тебя вся надежда!
Смутная тревога потянула Федора Ивановича к окну, на котором мороз оставил свои рисунки. Он не мог объяснить себе причину резко возникшего волнения. Но что-то не давало ему покоя. Что-то было не так, он это чувствовал.
Старик встал у окна и провел рукою по стеклу, точно так же, как это сделала Анна, и хмыкнул.
Федор Иванович медленно повернулся и взглянул на Василия и Пузыря, которые как бедные родственники, уселись на одной кровати и уставились «стеклянными глазами» в никуда.
— Скажите, как это так получилось, что из моей тумбочки исчезла одна очень важная папка? — спокойным тоном спросил Федор Иванович.
— Так это… — заговорил Василий, после того, как его глаза стали живыми. — Вчера вечером в палату неожиданно ворвались два врача, сказали, что проводят обыск, открыли вашу тумбочку и забрали из нее папку.
Федор Иванович бросил изумленный взгляд на Василия.
— И что получается: вы тупо сидели и смотрели, как они достают эту папку из моей тумбочки?
Глаза Пузыря вмиг растаяли, и он искренне возмутился:
— Но с вашей стороны не было никаких указаний по поводу этой папки. Откуда мы могли знать, стоит ли реагировать на действия врачей?
Федор Иванович замычал, пытаясь перебороть эмоции.
— Ладно, проехали! — выкрикнул он. — Эта папка в принципе для меня уже не имеет никакого значения. Меня больше всего злит сам факт ее исчезновения.
Взволнованный досадными мелочами старик отвернулся от Василия и Пузыря и вновь посмотрел на разрисованное морозом окно, потер по стеклу пальцами и взглянул на улицу через образовавшийся просвет.
— Что это… я не пойму… никак, — прошептал Федор Иванович и потянулся руками к форточке, открыл ее и выглянул во двор.
— Твою мать! — заорал он. — Да что же это такое!
Старик бросился к выходу из палаты. Он распахнул дверь и кинул испуганный взгляд на Василия и Пузыря.
— Я не совсем понимаю, что происходит, — пробормотал он. — Но один рассказчик обязательно должен замолчать.
Федор Иванович выскочил из палаты и побежал по коридору ожогового отделения, как молодой мальчишка, не знающий, что такое аритмия.
Погодин сел на полу возле кровати Аллочки. В его душе закипала обида на ее злые и несправедливые слова. Она лежала, закрыв глаза, под грязным одеялом и стонала от боли, разрушающей ее тело. В палате не хватало свежего воздуха, воняло испорченным мясом, тухлой капустой и еще непонятно чем.
— Аллочка, я хочу понять, о каком ужасном поступке ты говоришь? — тихо произнес Петр Алексеевич, не надеясь на то, что его возлюбленная найдет в себе силы для того, чтобы ответить.
Однако старшая медсестра открыла тяжелые веки и заговорила слабым голосом:
— Несколько дней назад ко мне в кабинет постучался Беленький и сказал, что у него ко мне есть очень важное дело…Вроде бы одни очень серьезные люди способны изменить всю мою жизнь в один миг.
Аллочка замолчала, и Погодин кинул на нее нетерпеливый взгляд.
— Ну и причем здесь моя фантазия?
— А притом, Погодин! Следующее, что он у меня спросил: во сколько я оцениваю ее — твою гребаную фантазию? И я ему тогда рассмеялась прямо в глаза.
На лице Погодина возникло выражение душевной боли и страдания.
— Прям так и рассмеялась? — проскулил он.
Аллочка увидела кислую мину своего Петеньки.
— Погодин, помолчи чуток! Не беси меня! — взвизгнула она. — Так вот Беленький с презрением посмотрел на меня и произнес странную фразу: мол, Аллочка ты не представляешь, какую цену может иметь нестандартная фантазия… Такая, например, как у твоего Погодина. Я тебе дам двести тысяч долларов только за то, что ты мне добудешь ключи от его каморки.
Глаза Погодина от удивления увеличились в два раза.
— И он реально заплатил тебе такие деньги? — спросил опешивший завхоз.
Аллочка тяжело вздохнула и ответила:
— Да, заплатил.
Погодин резко поник, на его глаза навернулись слёзы.
— Получается, ты продала меня, и еще пытаешься меня и мою фантазию в чем-то обвинять?
Аллочка, собрав остатки сил, приподнялась в постели.
— Не спеши Погодин с выводами, — попросила она. — Можешь мне верить, можешь не верить, но я очень сильно любила тебя, да и люблю до сих пор. И поэтому тебе открыто заявляю — я не понимаю, что со мной произошло… Что-то черное и мрачное обволокло на время мою душу, и я без всяких колебаний согласилась на предложение Бориса Анатольевича.
— Этим черным и мрачным являются большие деньги, только они способны так сильно разрушать души людей и менять существующие реальности…
— Нет, всему виной твоя фантазия, — вскрикнула Аллочка, — она представляет собой совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Это какой-то вирус, который заражает души людей, и они совершают необдуманные поступки. Это какая-то специфическая паранормальная дрянь, которая самостоятельно сама по себе меняет реальность.
Погодин, тяжело вздохнув, схватился за голову.
— О боже, я только теперь понимаю, какой все это бред. Ведь я точно так же, как и ты, придавал своей фантазии сверхъестественные свойства. Но сейчас, когда я слушал тебя, у меня открылись глаза. И я вот тебе что скажу: не может что-то само по себе творить зло. Только кто-то всегда в ответе за что-то, и только кто-то, а не что-то может творить зло.
Аллочка вся покрылась потом, но все-таки, несмотря на свой большой живот, полностью села на кровати и опустила ноги на пол.
— Правильно! — крикнула она. — Ты это все придумал! Ты сотворил все это зло!
— Не совсем все так! — заорал в ответ Погодин. — Да, я все это придумал, но не я все это оживил, не я все это превратил в реальность. Это сделал кто-то другой…
На втором этаже в шестнадцатой палате терапевтического отделения Валентина Петровна продолжала рассказывать историю об эпидемии, развившейся в больнице по вине врачей. Она сидела на кровати и чесала лапищей свой громадный нос. Слова из ее рта вылетали, как пчелы из растревоженного улья.
— На этот раз переносчиком инфекции стал какой-то сумасшедший врач. Он перенес инфекцию с третьего на четвертый этаж очень необычным и смешным способом.
Первой не выдержала Вика, она топнула ногой и крикнула:
— Хватит пока! Я не могу уже больше. Давайте обо всем этом поговорим вслух. Вы не против, Валентина Петровна? Дело в том, что я ощущаю, как вы делаете сразу несколько дел, и это меня ужас как отвлекает.
Валентина Петровна встала с кровати, и обвела взглядом всех больных шестнадцатой палаты (Вику, Сарнацкую, Чеславовну и Василису), которые сидели на своих кроватях.
Стены за спинами женщин покрылись инеем. Сами они покраснели от холода, щеки их и вовсе посинели, но глаза при этом горели странным притягивающим к себе серебристым огоньком.
— Хорошо, — согласилась рассказчица. — Давайте поговорим вслух…
За спиной Валентины Петровны стена полностью покрылась ярко мерцающей «ледяной корочкой». Женщина-монстр с шумом выдохнула воздух из легких и заговорила неприятным прокуренным голосом:
— Мир, в котором вы живете, придумал создатель, более того, он и вас наделил способностью быть создателями, так как создал вас по образу и подобию своему.
Чеславовна аж подпрыгнула на своей кровати, настолько сильно зацепила ее новая информация.
— Ничего себе! — взвизгнула она. — Получается, и мы можем создавать миры?
Валентина Петровна кивнула в ответ.
— Можете и создаете. У каждого из вас был либо свой дом, либо квартира, либо комната, либо какой-то уголок… неважно у кого что… Важно то, что у каждого там было все по-своему. Это и есть пример миров, которые вы сами создавали.
— Я никогда не задумывалась о том, что мы являемся создателями, — сказала Сарнацкая.
Валентина Петровна со значением кашлянула.
— Да, но между создателем, придумавшим ваш мир, и вами имеется существенная разница, — пояснила женщина-монстр. — Она заключается в масштабах того, что вы создаете.
— Но если следить за вашими рассуждениями, — осторожно заметила Вика, — то получается, что и мы можем стать такими, как создатель нашего мира, и мы можем развить в себе способность создавать такие же огромные миры, как и он.
Валентина Петровна подошла к Вике и погладила ее по голове своей громадной ладонью.
— К этому разговору, моя прелесть, мы еще вернемся. Вы должны понять одно: для того, чтобы создать что-то новое, необходимо это что-то придумать.
Валентина Петровна отошла от Вики, встала в центре палаты и подняла указательный палец высоко кверху:
— И вот тут-то без фантазии вам не обойтись!
Николаев открыл глаза и уставился на белый потолок. В воздушном пространстве появилось много блестящих звездочек и несколько здоровых черных мух. Павел Петрович попытался приподняться, но у него это не получилось, и он бессильно опустил голову.