— Вот этим местом вы должны понять, что без кардинальных, хорошо продуманных и слаженных действий мы все обречены на смерть. И вопрос сейчас стоит только в том, как быстро она придет.
— А у вас есть какие-то конкретные предложения, кому и что делать? — перебил его Евгений Хонкин.
Николаев кивнул и вновь обвел всех глазами.
— Да! — грозно сказал он. — Начнете вы с того, что наденете защитные костюмы. Повторяю: все до одного, нравится это кому-то или не нравится. На четвертом этаже и ниже все работают только в защитных костюмах.
— Увижу кого без костюма, собственноручно скручу шею, — крикнул Борыгин. — Павел Петрович, я за этим прослежу, не переживайте! Что делаем дальше?
— А дальше мы начнем приводить в действие план Инги Вацлавовны Весюткиной.
Николаев повысил голос:
— Но прежде еще вот что скажу: в следующий раз, когда я вас соберу, чтоб предо мной стояло людей в десять раз больше. Борыгин, тебе поручаю. И запомните, как прописную истину: с этого момента в больнице я — самый главный, и нет здесь никого главнее меня. Все ваши вопросы вы решаете только со мной.
— А как же главврач больницы? — удивилась вслух Белоусова. — Вы уверены, что он ваше решение одобрит?
— Хмельницкий пусть идет прямиком в жопу! — фыркнул Борыгин. — Он из кухни не вылезает. От него толку, как от козла молока.
— Это точно, — согласилась с ним Алена.
— Для тех, кто не понял, повторяю, — заревел басом Борыгин. — Николаев с этого момента самый главный: запомните сами и другим передайте… А Хмельницкий — говно, а не главврач! И нам такой не нужен! Если хотим жить — будем бороться под руководством настоящего лидера. Ура Николаеву!
В ответ ему повисла тишина. Все собравшиеся стали испуганно переглядываться.
— Я не слышу! — заревел еще громче Борыгин.
— Ура! Ура! Ура! — раздались в ответ нестройные выкрики.
Сергея затрясло. Сказалась большая потеря крови и невероятная слабость, сделавшая его практически неподвижным, неспособным постоять за себя. Отвратительное и унизительное положение. Он медленно покрутил головой, рассматривая чего-то ждущих «ногогрызов». Они облепили его со всех сторон, заняли все свободные места в комнате.
Сергея удивило то обстоятельство, что «ногогрызы» смотрели на него невинными глазками, как добродушные щенята или котята. Он осторожно сжал пальцы правой руки в кулак. Моментально раздалось резкое «вжи-жить», и ближайшие к его руке «ногогрызы» угрожающе высунули свои острые и крутящиеся со скоростью пилы.
— Эй! Тихо… тихо, — вскрикнул Сергей.
В ответ ему раздался очень длительный по звучанию рев. «Вжи-жи-жить», — орал «ногогрыз» со стороны его левой руки. Сергей моментально повернул голову в сторону угрожающего звука и увидел, что к его руке протискивается «ногогрыз» по размерам в два раза больше остальных.
Сергей сжал пальцы левой руки в кулак. «Ногогрызы» моментально на это среагировали истерическим «вжиканьем» пил. Самый большой «ногогрыз» поднялся по брюкам на ногу Сергея и переместился поближе к его паху.
Сергей резко поднял руку и попытался скинуть с себя эту жуткую ползучую тварь. «Вжи-жижижи-жить», — ужасно громко и протяжно заревел своими острыми пилами в ответ большой «ногогрыз». Пилы больно задели пальцы Сергея, и он быстро сунул их в рот, глотая при этом собственную кровь, которой у него и так мало осталось.
Сергей с ужасом уставился на быстровращающиеся пилы большого «ногогрыза», они все ближе и ближе приближались к ткани брюк в районе ширинки.
— Эй, друг, ты чего задумал?! — взвизгнул Сергей.
В это же мгновение из тела большого «ногогрыза» со скоростью пули вылетела острая игла с прозрачной тонкой трубочкой и впилась в живот Сергея. Произошло впрыскивание какого-то синего раствора.
Сергей закатил глаза и повалился на спину, больно ударившись головой о бетонный пол. Большой «ногогрыз» заполз на его живот и продолжил вводить синий раствор через прозрачную тонкую трубочку, периодически перемещая иглу в другие места на животе.
Погодин нашел Николаева в ординаторской на четвертом этаже. Тот сидел за столом в кожаном кресле и листал ежедневник Кожало.
— Ты не поверишь: работа пошла! — закричал с порога Петр Алексеевич. — Люди стараются вовсю: наводят порядок, всех больных размещают в чистых палатах. Пятый и шестой этажи освобождают, часть кроватей переносят сюда в ожоговое, часть наверх. Короче, люди зашевелились, желающих помочь становится все больше и больше.
Николаев оторвал взгляд от ежедневника.
— А главное, у них появилась надежда, — произнес он. — Чего, скажем, мне самому не хватает.
— Ты только здесь не засиживайся, — посоветовал ему Погодин. — Ты к людям выйди. Дай им понять, что они все делают правильно.
— Я скоро к ним присоединюсь, — пообещал Павел Петрович.
Погодин подошел к столу и взглянул на ежедневник.
— Что это ты читаешь, такое интересное?
Николаев неохотно протянул ежедневник завхозу.
— Это записная книжка Кожало, — пояснил он.
Погодин взял ежедневник из рук Николаева и стал разглядывать со всех сторон.
— Ого! И что в ней интересного написано? — спросил Погодин, листая страницы.
— А то, что он тоже не сидел, сложа руки, и за это бедняга, как я понял, и поплатился.
Погодин кинул осуждающий взгляд на Николаева:
— А поконкретнее можно?
Павел Петрович застучал пальцами по столу. Как всегда, он и разговаривал, и думал одновременно.
— Конкретнее? Кожало пишет, что ведет наблюдение за поведением рассказчика, и отмечает, что рассказчику не нравится, когда рядом с ним повышают голос. И что самое странное для меня…
Николаев замолчал. Очередная серьезная мысль парализовала его язык. Через несколько секунд он продолжил объяснения:
— Дальше он пишет, что рассказчик сразу убивает того, кто очень громко шумит рядом с ним.
— Да, — усмехнулся Погодин. — Интересное наблюдение.
— Нет, ты вдумайся в эти слова. Получается, Кожало видел, как рассказчик убивает за то, что кто-то очень громко шумел возле него.
— Ничего себе!
Николаев встал и забрал ежедневник из рук Погодина.
— Я считаю, что это очень ценная информация, и о ней нельзя говорить другим.
— Ты что, сдурел? — воскликнул Погодин. — Наоборот, нужно людям как можно быстрее об этом рассказать!
Павел Петрович зло сверкнул глазами.
— Только попробуй, и я тебя сразу же убью! — пообещал он. — Распространение этой информации строго запрещено. Я не шучу, Погодин!
Погодин на всякий случай отступил от стола на шаг назад.
— Кто бы сомневался. В больнице только и слышно: Николаев самый главный, если что, он всех убьет, и он не шутит.
Николаев побурел:
— Что?! — заорал он. — Что ты сказал, подлец?! А ну иди сюда и повтори.
Погодин, не теряя времени, развернулся и бросился к выходу.
— Я бы с радостью, но у меня дел много.
Игоревич зашел в моечную и осмотрелся по сторонам. В помещении для мытья посуды никого не было. Игоревич заметно разволновался и тяжело вздохнул.
— Твою мать! Уже успел проспаться! — выругался он, плюнул на пол и покинул моечную.
Игоревич двинулся по коридору в сторону лестницы, ведущей в кладовые. Лицо у него было встревоженное, будто он почувствовал что-то нехорошее.
— Найду и убью сразу, — решил он, — чтоб потом больше не волноваться…
— Я так и знал, что ты сюда переберешься, — произнес Игоревич после того, как открыл дверь и вошел в первую кладовую.
Он стал в метре от Николаича, который расположился на полу и курил какую-то очень вонючую сигарету. Рядом с Николаичем на полу стояла бутылка с остатками водки и открытая трехлитровая банка с маринованными огурцами. Весь пол кладовой жил своей жизнью. По нему ползали мелкие ползучие твари: розовато-беловатые червячки, похожие на опарышей, и серые жучки, по форме похожие на божьих коровок. По кладовой летали большие черные мухи. Игоревич брезгливо взглянул на Николаича:
— Слышишь, валенок, может, хватит себя жалеть?
Николаич подавился дымом и громко закашлял. У Игоревича появилось такое ощущение, что «валенок» сейчас выплюнет свои легкие.
— Иди в жопу, — рявкнул начальник мастерских. — Я тебя сюда не звал.
Игоревич смело шагнул к Николаичу и положил руку ему на плечо.
— Не надо так со мной. Я этого не заслужил.
Игоревич серьезным вдумчивым взглядом посмотрел на то, что творилось за спиной Николаича. На полу, рядом друг с другом, лежали два сильно разложившихся человеческих трупа, кишащие разными ползучими тварями.
— Николаич, убить тебя мало! — вскипел Игоревич. — Ты что, не видишь, что здесь творится? Ты же сегодня сюда уже два раза за продуктами спускался…
— А мне посрать, — ответил на это начальник мастерских, поднял с пола недоеденный огурец и стряхнул с него червяков.
— А мне нет!! — завизжал разъяренный Игоревич.
Николаич косо посмотрел на него, и, держа в одной руке недоеденный огурец, потянулся к бутылке с водкой.
— А мне посрать, что тебе нет, — сказал он. — Отстань от меня. Я скоро приду.
Игоревич заревел, как самурай, готовящийся к атаке, и со всей силы отфутболил бутылку с водкой, та отлетела метров на пять, ударилась об стенку и разбилась вдребезги.
— Все! — не унимался Игоревич. — Я ничего не хочу слушать!
Николаич испуганно посмотрел на Игоревича, а затем по сторонам.
— Эй! Эй! Ты чего?
— Вставай немедленно и пошли работать!
Игоревич наклонился и схватил Николаича за руку, с легкостью его поднял и двумя пинками под задницу выгнал из кладовой.
— Нехрен здесь рассиживаться! — ревел он в спину убегающего Николаича.
Проход с четвертого на пятый этаж перегородил санитар Борыгин. Он сел за стол и представил себя большим начальником. Через час к нему подошел Николаев и спросил: