Круглова опустилась на корточки рядом с Сергеем, взяла его руку и попыталась нащупать пульс, затем подняла веко и взглянула на закатившийся зрачок.
— Он умер, — сообщила Елена Степановна горькую правду, и Оля громко, не сдерживая себя, зарыдала.
Магамединов поднялся и стал ходить взад-вперед возле умирающего «Зверя», который лежал на куче тряпья и тяжело дышал. Вокруг его головы растеклось много желтой жидкости и слизи. В самой голове — в нескольких местах, в том числе и на макушке — бурлила желтая пена. Глаза у «Зверя» были слегка приоткрыты.
— Мы уже давно не люди, — сообщил он. — Мы сами себя назвали рассказчиками. Ну, а по правде говоря, мы почти боги во вселенной.
Магамединов сел возле «Зверя» и взял его за руку.
— Ты только так не волнуйся, — сказал Максим Викторович. — Я тебя прекрасно слышу и все понимаю.
«Зверь» вырвал свою руку и заговорил с гордостью в голосе:
— Ты только вдумайся: мы используем колоссальную энергию своего мозга для строительства новых реальностей, а также энергию мозгов всех своих слушателей. Тут главное — понять, что есть разница между простыми рассказчиками и такими, как Чёмча. Простые могут использовать энергию мозга пяти-шести человек, а такие, как Чёмча, используют энергию сотен или даже тысяч людей.
«Зверь» резко выпятил глаза и громко ахнул.
— Ну, вот и все, — прохрипел он. — Пришел мой час. Прощай, друг! И запомни: рассказчиков нельзя убивать — этим вы сделаете только в тысячу раз хуже.
Магамединов прижал руку «Зверя» к своей груди.
— Так как же тогда с ними бороться?! — спросил Максим Викторович.
Глаза «Зверя» стали медленно закрываться.
— Их надо заставить замолчать, — ответил он.
— Но как это сделать? — закричал Магамединов.
«Зверь» издал последний мучительный стон и полностью закрыл глаза.
Магамединов поднялся на ноги.
— Прощай, — произнес он дрогнувшим голосом. — Я сделаю все, что в моих силах. Считай, что мы с тобой договорились.
Все пленники собрались в длинном холодном коридоре напротив своих камер. Они обнимались, целовались, кричали, смеялись. Многим из них казалось, что освобождение означает и победу над врагом, но это было далеко не так.
— Тихо все! — закричала Оля. — Расшумелись, как на базаре!
Она встала около металлических дверей, ведущих в огромный зал. В двух метрах от нее остановились Круглова и толстяк.
Шум не стихал. Ей даже показалось, что люди стали говорить еще громче.
— Я сказала: замолчали все и слушаем только меня! Рано радуетесь! Подняться наверх нам будет не так-то легко. Вы должны знать, с чем столкнетесь и как на это надо реагировать.
Люди стали поворачиваться к ней, некоторые даже подвинулись поближе, чтобы услышать, что она говорит.
— Прекратить разговоры! — закричала Оля, что есть мочи. — С этой минуты вы все являетесь членами одного большого отряда. И этим отрядом буду руководить я. Я поведу вас наверх, но перед этим каждый из вас пройдет короткий курс подготовки.
Люди зажужжали. Одни пытались доказать другим, что глупо доверяться какой-то девчонке. На плечо Оли положила руку Круглова, она взглянула на разгалдевшуюся толпу и заговорила хриплым голосом:
— Если кто-то еще не понимает, что происходит, я объясню: это война, в которой несколько очень разумных существ уничтожают нас и нашу реальность с целью, чтобы построить себе здесь новую. И у них это здорово получается… Они выращивают в телах живых людей себе армию, сила и мощь, которой несравнима ни с чем.
Сквозь толпу людей протиснулся Магамединов.
— Самое страшное то, что этих несколько существ нельзя убивать просто так, — сообщил он.
Магамединов подошел к Кругловой и уставился в ее яркие и жгучие глаза. На лице Максима Викторовича появилась улыбка.
— Я услышал голоса людей и решил спуститься сюда, — пояснил он. — Чтоб узнать, что тут творится.
— Господи, Максим, как я рада тебя видеть живым, — сказала Елена Степановна.
Магамединов обнял ее за плечи и прошептал, стараясь не разрыдаться на глазах у всех:
— Поверь мне, я тоже рад нашей встрече.
Николаев с топором в руке вышел из палаты, в которой казнили «Гаденыша». Он быстрым шагом пошел по коридору, и за ним двинулся весь его немногочисленный отряд.
— Если их нельзя убивать, то, что мы будем делать? — спросил Лебедь.
— Не переживай, я что-нибудь придумаю, — ответил ему Павел Петрович.
А сам внезапно задумался, куда он всех ведет и на что надеется. Люди доверились ему, а он затеял какую-то глупую игру, выиграть в которой шансов у него было один на миллион. Он только теперь понял, что плохо все продумал, практически не рассчитал ни одного возможного варианта и рванулся в бой раньше времени.
Неожиданно из вестибюля навстречу отряду Николаева вышли три рассказчика: Федор Иванович, Анна и Валентина Петровна.
— Скажи мне, несчастный, неужели ты, в самом деле, думаешь уничтожить всех нас, используя силу этой группки людей? — поинтересовался Федор Иванович.
— И вас, я вижу, не так уж много, — заметил Николаев.
— Не совсем так, — произнес старик, и из вестибюля вышли невольные слушатели рассказчиков: Пузырь, Василий, Сарнацкая, Вика, Василиса, Чеславовна, Ира, Света и Степановна — все они встали за спинами своих учителей, скрестив руки на груди и широко расставив ноги.
Николаев повернулся к своему отряду.
— Отступаем назад, господа, — крикнул он.
— Это же глупо, — прошептал Лебедь на ухо Николаеву.
— Я сказал: отступаем! — рявкнул Павел Петрович.
Весь отряд Николаева стал послушно отступать. Федор Иванович со своей компанией двинулся в сторону отступающего отряда.
— Может, прекратим этот цирк? — предложил старик. — Нам достаточно минуты, чтобы уничтожить вас всех.
— Нам тоже хватит ровно одной минуты, — ответил Николаев. — И я не советую прибегать к вашим способностям, потому что это будет сигналом верной смерти. Вашей смерти.
Федор Иванович огляделся вокруг, а затем взглянул на Николаева. Тот со своим отрядом продолжал отступление. Он прошел мимо дверей палаты номер один, затем мимо дверей палат номер два, три и четыре и остановился возле дверей процедурного кабинета.
Открылись двери одиннадцатой палаты, и в коридор за спины Анны, Валентины Петровны и Федора Ивановича вышли Андрей, Александр Евгеньевич и Олег Олегович — невольные слушатели рассказчика, которого отряд Николаева казнил на их глазах.
— Что-то ты мутишь воду, — заметил старик. — Я уже начинаю злиться на самого себя, что позволяю тебе говорить.
— Так убей меня, чего стоишь? — крикнул Николаев. — Ваша беда в излишней самоуверенности. Один из вас за это уже поплатился.
— Хорошо, — сказала Анна, — выкладывай свой козырь.
— Я могу убить вас всех разом, — заявил Павел Петрович. — В течение одной минуты. Вы верите в это или нет?
— Сказать можно, что угодно, — ответила на это Анна.
Николаев кивнул.
— Хорошо. Я так понимаю, что вы все исключаете такую возможность. Что ж, давайте поспорим, что я убью вас всех силой своей мысли.
Рассказчики переглянулись и прыснули со смеху. Ученики, стоящие за их спинами, тоже засмеялись.
— Николаев, вы что, сдурели? — прошептал Лебедь. — Это и есть ваш план?
Павел Петрович нажал на ручку двери процедурного кабинета и подумал: «Вот и все, я сам себе подписываю смертный приговор».
— Я один бросаю вам всем вызов, — сказал он и вошел в процедурный кабинет, встал посередине его и заговорил так, чтоб его было слышно всем. — Я уверен в том, что смогу убить вас силой мысли быстрее, чем это сделаете вы.
Федор Иванович и Анна осторожно заглянули в кабинет, пытаясь понять, в чем же подвох, и несмело вошли в него. За ними через проем дверей еле протиснулась Валентина Петровна.
— Он блефует, — сказала она. — И скорее всего, зачем-то тянет время.
— Хватит нам морочить голову! — строгим голосом сказала Анна.
На пороге кабинета появились Андрей, Александр Евгеньевич и Олег Олегович. За их плечами показались головы учеников Федора Ивановича, Анны и Валентины Петровны.
— Давайте-давайте, заходите все неверующие, — пригласил их Николаев. — Представление дважды повторять не буду.
Приглашенные не заставили себя долго ждать и вошли в кабинет.
— Согласитесь, любопытство — это такая заразная штука! — произнес Николаев и закрыл двери. — Вы все здесь столпились и смотрите на меня. Вам всем до одного интересно, что же будет дальше.
— Кончайте его, — приказал Федор Иванович. — Мне не нравится то, что он нас всех, как маленьких, заманил в одно небольшое помещение.
Николаич, Игоревич и Жабраков вновь собрались на кухне за столом. В этот раз они наполнили кружки свежезаваренным кофе. Жабраков треснул ладонью по затылку Игоревича.
— Давай чайку попьем! Присоединяйся к нам! — вспомнил он его слова. — Ишь, какой ты добрый!
Игоревич виновато улыбнулся.
— А я… А что я? Я добросовестно проводил рекламу чая, чтоб он никаких подозрений не вызывал. Даже лишнюю кружку выпил.
— Я… я… головка от …я, — искренне возмутился Жабраков. — А я вижу взгляд Ивана Сергеевича, такой тяжелый, мрачный. Он смотрит на меня нехорошо, и мне становится все хуже и хуже… Ну все, думаю, писец! Приплыли!
За входными дверями раздались голоса людей, и прогремел голос Максима Викторовича:
— Не переживайте, я обо всем договорюсь.
Дверь распахнулась, и на кухню вошли Магамединов, Круглова и Оля.
За ними остановилась большая толпа людей, которые о чем-то оживленно разговаривали и пытались через плечи и головы впереди стоящих заглянуть внутрь помещения.
Максим Викторович сделал несколько шагов вперед.
— Николаич, привет! — крикнул он.
Начальник мастерской вскочил со стула, схватил со стола пустую кружку и замахнулся ею на Магамединова.