Сам Пес в темноте видел почти так же хорошо, как и на свету. С недавних пор. С недавних пор, когда получил свою силу от... Не хотелось называть их богами. Пес знал, что есть Бог. И это значило, что это слово не может, не должно произноситься во множественном числе.
Пес умел писать и читать. Его хотели сделать монахом. И он сам хотел стать монахом. И это было до того, как он нашел свой путь. Путь бескорыстия. Жизнь ради Господа, смерть ради Господа. Я грязь на деснице его.
Оборотень завыл. Его тело струилось, шло рябью, словно забыв, каким нужно быть. И кем нужно быть – зверем или человеком. Скрипели суставы. С шуршанием из кожи выползала шерсть для того только, чтобы снова исчезнуть. Лицо вытягивалось в звериную морду и снова становилось человеческим. Пальцы, когти, пальцы... Царапины на металле и капли крови на прутьях. Вой вперемешку с человеческими словами.
Ведьмы в дальней клетке, сидели, прижавшись друг к другу, пытаясь рассмотреть в темноте... Свою судьбу, решил Пес. Они думают, что видят свою судьбу. Они продали свою душу. Они отступили от Бога. И нет им прощения.
– Отпусти... – прохрипел оборотень. – Убей...
– Торопишься? – спросил Пес.
– Я же все сделал... Как нужно... Я...
– Молодец, – одобрил Пес – Ты сделал. Что еще?
– Вы обещали...
– Разве? – Пес оскалился в том, что считал улыбкой. – Тебе сказали, если ты хочешь жить, то будешь делать, что скажут. Ты живешь...
– Я живу, – оборотень дернулся и заскулил.
Из-под верхней губы показались клыки. Шерсть проступила на щеках, уши заострились, ладонь скорчилась, превращаясь в лапу.
Пес ждал. У него есть время. Кардинал расписал все по пунктам, предусмотрел, кажется, всё. Хитрый Кардинал. Он рассказал Псу всё. Почти всё. Поведал, кто и куда идет. Что будет делать. Когда всё начнется, и как будет происходить, – всё рассказал Кардинал. Кроме одного – зачем. Зачем все это происходит. Зачем нужно было подкупить Храмовников, чтобы они связали его с демонами за океаном. Хотя... Эликсир окупал эти затраты. И то, что пришлось держать почти целый флот возле островов, чтобы перехватить корабль с эликсиром. И вырезать всех, рискуя навлечь гнев ордена Храма. Все окупилось.
Храмовники еще расплатятся за свои грехи. За свои сняли со слугами дьявола. И то, что они возят серебро, без которого война с нечистью была бы проиграна, не умаляет их вины. Только цель может оправдать поступок. А они думают лишь о наживе.
– Я же все сделал... все рассказал, – простонал оборотень.
Теперь его тело превратилось в волчье, но лицо оставалось человеческим.
– Я рассказал о монастыре... Я все рассказал... об аббате рассказал, о паскудстве, которое там творится...
– Сейчас небось жалеешь, что ушел оттуда? – спросил Пес.
Ему это было не интересно. Совершенно. Он просто продолжал разговор, чтобы оборотень говорил... говорил... говорил... Может, он еще что-то вспомнит. Мелочь, пустяк...
Он и так уже много чего вспомнил. Надругательство нал молитвами и обрядами, над святым причастием, над именем Божиим.
Кардинал тянет. Бросить все – и отправиться к монастырю с тремя спутниками. Вырвать сердце у аббата, отступившегося от Господа и собирающего войско Нечистого, выжечь эту язву. Уничтожить. Но Кардинал тянет. Он хочет что-то сделать... Что? И зачем?
– Я... девчонку... я ведь все сделал, – ошейник сжимал горло оборотня.
Ошейник был рассчитан на шею человека, а у зверя она была толще. И дышать было трудно. Если бы оборотень был просто человеком или просто зверем – уже давно бы умер. А так...
– Я сделал ее зверем... Сделал... Как вы приказали... И потом рассказал ей о монастыре... как... как вы хотели... и проследил за ней... Я ведь пришел к вам! – закричал оборотень. – Пришел-пришел-пришел-пришел-пришел!..
Оборотень вскочил на ноги. Цепь рванула его за горло, но оборотень устоял на ногах. Не выдержала цепь. Звонко щелкнуло, разрываясь, звено. Удар – клетка вздрогнула.
Пес спокойно смотрел на то, как прутья клетки, в руку взрослого человека толщиной, начинают прогибаться под ударами оборотня. Удар. Удар.
Что-то кричат ведьмы. Они понимают, что если прутья подадутся, то здесь никто не уцелеет. Прутья расползаются. Еще удар. Ведьмы понимают? Пес встал с табурета и подошел к клетке. Ведьмам кажется.
Оборотень бился о прутья все сильнее и сильнее, кровь и клочки шерсти, звериный вой и человеческая божба. Всю жизнь он прожил то зверем, то человеком, а сейчас стал и тем и другим одновременно. И ничто не могло устоять перед ним сейчас.
Один прут лопнул, нижняя и верхняя часть его стали выгибаться наружу. Оборотень лез в дыру, не обращая внимания на раны. Он видел перед собой только своего палача. До которого нужно только дотянуться руками. Или зубами. Впиться в глотку, изорвать тело... Вот сейчас, билось в мозгу оборотня. Сейчас!
Пес протянул руки, сдавил голову оборотня ладонями. Оборотень попытался вырваться. Не получилось. Руки давили все сильнее, и оборотень махнул рукой, пытаясь достать противника. Хрустнул, ломаясь, позвоночник. Пес потянул обмякшее тело, застрявшее между прутьями, швырнул его на пол. Оглянулся на ведьм, которые замерли, вцепившись руками в прутья своей клетки, усмехнулся, наклоняясь, и дернул голову оборотня на себя, навалившись коленом на тело. Ведьмы закричали, когда голова оборотня упала перед их клеткой. Пес стоял посреди комнаты, разведя руки в стороны, как будто был распят на невидимом кресте.
– Жизнь ради Господа, смерть ради Господа! Я грязь на деснице Его! – выкрикнул Пес и добавил тише, словно боялся, что кто-то услышит. – Я кровь на деснице Его!
Кровь была на руках жреца. Кровь была на земле и на траве. Подножие каменного идола тоже было залито кровью.
Громовержец остановился на краю поляны и ждал, когда ритуал закончится. У богов стало правилом хорошего тона не вмешиваться в ритуалы и жертвоприношения друг друга.
Жрец поднял над головой вырезанное из груди жертвы сердце. Стоявшие поодаль люди что-то невнятно закричали. Что-то одобрительное, но без особого энтузиазма. Помощники жреца оттащили тело жертвы к остальным, выложенным в ряд.
На деревьях вокруг поляны сидели птицы, привычно дожидаясь окончания ритуала. Птиц было много, и выглядели они сытыми. Мяса хватит всем, понимали они, и потому не суетились.
Жрец аккуратно положил сердце перед идолом. Отступил на несколько шагов назад и склонил голову к плечу, будто любуясь делом рук своих. Потом, словно спохватившись, посмотрел на Громовержца и кивнул. У жреца явно было хорошее настроение, он даже помахал Громовержцу рукой.
Громовержец отвернулся. Первый раз увидев это жертвоприношение, он вообще ушел и почти год отказывался общаться с Воином, бывшим богом войны, а ныне...
Нет, в нескольких племенах сельвы он все еще считался богом битв и сражений и получал положенные жертвы. Естественно, не кровавые. Время от времени ему даже удавалось дирижировать грандиозными сражениями, в которых двадцать пять Черноногих побеждали двадцать восемь Красноносых и захватывали в добычу пять коз и восемьдесят кур. И все потому, что вовремя заручились поддержкой бога войны.
Севернее, за перешеек, Воина не то чтобы не пускали другие боги. Не могли они его не пустить, Договор об этом говорил точно и однозначно. Просто Воина в последние лет пятьсот недолюбливали. Из-за таких вот жертвоприношений. А он, хоть и отсиживался во влажных лесах, но своих глупостей не прекращал.
Как правильно заметила Охотница, которой теперь приходилось быть богиней охоты у племен прерий и богиней рыбной ловли на островах, бог может сам зарабатывать себе Силу, может общаться с людьми – жизнь заставит. Но самому становиться жрецом, называть себя человеком... Увольте. И уж эта Кровавая жертва.
Самка, ставшая неожиданно для всех богиней материнства у десятка племен на Северном материке и богиней удачных родов на Южном, выразила общую мысль энергичнее.
Сука недоделанная, тварь кровавая, ведь всех, паскуда, подставит с этими Жертвами, урод свихнувшийся, выкрикнула Самка и попыталась даже расцарапать ему лицо при встрече. Вмешался Мастер, оттащил богиню в сторону. И вовсе не потому, что боялся Договора.
Бить морду друг другу Договор богам как раз не запрещал. Использовать Силу – нельзя. А вот отвести душу и оттузить по возможности кого-то из богов, мог всякий. Даже для людей такая возможность предусматривалась. Шансов таких, правда, у людей было мало, но попробовать при желании мог любой. И мог рассчитывать на то, что в ответ бог не ударит молнией или еще чем, а благородно врежет по сусалам.
Так что, Самка могла полосовать лицо Воина ногтями от всей души, делая иногда небольшие перерывы, чтобы дать ранам возможность затянуться. Мастер оттащил свою жену потому, что увидел выражение лица Воина.
Кривая ухмылка и пустые глаза. Оказалось, что боги могут сходить с ума и без Кровавой жертвы. Просто сходить с ума. И кем они становятся в этом своем безумии, кем стал в своем безумии Воин, понять было сложно.
С Кровавой жертвой было проще. Человек берет ближнего своего, приносит его в жертву поименованному богу и...
Когда-то, очень давно, каждый из богов попробовал это. Чисто для опыта. То есть, с одного раза привычки не будет, и Безумным богом не станешь. Так, на время все для тебя исчезнет, черный водоворот захлестнет твой разум, взорвет весь мир для тебя одного, сделает тебя Вселенной... И отпустит. Потом, правда, оказывается, что будучи под Кровавой жертвой бог может только разрушать. И размеры разрушений зависят исключительно от дозы.
А Воин... Воин стал приносить кровавые жертвы лично. Нашел лазейку в Договоре. Все боги поклялись Бездной, Рекой и Камнем, что не будут требовать и принимать Кровавую жертву.. Но даже Хозяин с Ловчим не смогли предусмотреть, что бог станет жрецом в одном из племен и примется приносить Кровавые жертвы каменному истукану.
Сука, сказала Самка, но вмешался Мастер. Дева и Охотница молча отвернулись и ушли. Остальные два десятка богов и богинь продолжали молча стоять, глядя на Воина. Они тогда собрались на пляже Острова на традиционную встречу. Певец, пока еще не совсем увлекся своими крысами, сказал, что это нужно богам, чтобы иногда вспоминать о былых временах, былой славе и о том, что они когда-то были все вместе. Это была последняя общая встреча.