Багаж громоздился у ног; из-за него Фура и Прозор остались ждать следующего лифта.
– В смысле?
– Хорошая попытка уговорить, чтобы мы отпустили тебя в город одного.
Живой глаз Лагганвора сверкнул тщеславным весельем. Другой – более тусклый, стеклянный – смотрел сквозь нее с надменным безразличием.
– Я лишь хотел наилучшим образом потратить наше время.
Она положила руку ему на плечо, почти нежно, и провела кончиками пальцев до самого воротника. Теперь на них не было вакуумных скафандров. Их оставили в камере хранения на том же уровне, где располагался иммиграционный департамент, и переоделись в обычную одежду, которую привезли с собой. Костяшки пальцев Адраны коснулись заросшей щетиной щеки, и Лагганвор улыбнулся, но не без некоторой настороженности. Затем она резко просунула руку к его затылку, схватила прядь густых волос длиной до плеч и сильно дернула.
– Тащить тебя сюда было рискованно, – сказала она, когда Лагганвор скорчил гримасу. – Но это меньший риск, чем оставить на корабле, где ты легко мог бы подать сигнал своим хозяевам.
– Я подаю сигналы, – процедил он, – ради вашего блага, а не своего. Пока мои хозяева знают, что я жив и наблюдаю за вами, они довольны – и не попытаются прикончить кое-кого с большого расстояния.
– Эта логика работает, пока мы в космосе, – возразила Адрана, продолжая выкручивать его волосы. – Но это Малграсен, это мир, и я подумала, что у тебя могут появиться другие идеи. Например, вызвать подкрепление, пока мы заняты покупками. Чтобы взять нас живыми.
– Я о таком даже не мечтал.
– И не мечтай. Мы будем держаться вместе, как приклеенные. Ты и я. Попробуй бросить хоть взгляд в неправильную сторону – не говоря уже о том, чтобы послать туда свой летающий глаз, – и я расскажу Фуре, кто ты на самом деле.
– Это может плохо кончиться для нас обоих.
– Она поймет, почему мне пришлось соврать.
– Рад, что ты так веришь в здравомыслие сестры, – сказал Лагганвор, поднимая руку, чтобы высвободить волосы. – А вот меня пока что убедить в его наличии не удалось. – Он вздохнул и пристально посмотрел Адране в глаза. – Можешь не сомневаться, я сдержу обещание. Я отправил сигнал двадцать дней назад, сообщив ложную позицию и курс; они не будут ждать новостей, пока мы не уберемся подальше от Малграсена. Они не знают ни о том, что вы здесь, ни о ваших дальнейших планах. – Он заметил свое отражение на боковой стене лифта и завозился с челкой. – Кстати… Что это за планы?
– Думаю, будет лучше, – проговорила Адрана, – если эти планы останутся между Фурой и мной. Между прочим, Бриска…
Он моргнул, смущенный тем, что его назвали настоящим именем.
– Да?
– Ты совершенно прав: я бы не стала рисковать и объясняться с Фурой. Гораздо проще прикончить тебя самостоятельно.
На площади Вирмири, куда привезли космоплавателей лифты, сходилось пять улиц, а сама она располагалась недалеко от центра Стренгазера, одной из самых больших агломераций на этом уровне Малграсена. Фура запрокинула голову и сделала первый полноценный вдох с тех пор, как покинула «Мстительницу». Ароматы города хлынули в ее легкие. Тормозная пыль, уличная грязь, животный жир, обезьяний пот, горячее масло, градирные пары, кухонные запахи, канализационная вонь, кислый смрад пьяницы, вывалившегося из ближайшего бара, запахи из круглосуточной прачечной… В целом это была своеобразная отрава, но после многомесячного пребывания в космосе, когда приходилось довольствоваться дыхалью, прошедшей через растительные мембранные фильтры светового плюща, неизменно отдающей зеленью и чем-то затхлым, это было так же прекрасно и волнующе, как аромат духов или шоколада. Она соскучилась по запаху городов. Она соскучилась по запаху миров, по запаху жизни.
Лучше к нему не привыкать.
– Выпьем по стаканчику, – объявила она, – а потом разойдемся. Мы с Адраной обойдем костяные магазины – слишком рискованно, если нас заметят вместе и вспомнят то, что известно о нашем общем таланте. Будем поддерживать связь по трещальнику и встретимся, когда понадобится что-нибудь обсудить. Так или иначе, мне нужно выпить и…
– Там какая-то катавасия, – перебила Адрана и кивком указала на что-то, расположенное поодаль от ближайшего бара.
На углу – там, где один из главных бульваров выходил на площадь Вирмири, – собралась толпа. Люди теснились, словно зрители в ожидании, когда откроются двери театра. Над ними высилось величественное здание с фасадом, украшенным замысловатой резьбой. Это мог быть огромный универмаг или головной офис страховой компании. На краю толпы подпрыгивал ребенок, желая получше разглядеть, что происходит.
Адрана прошмыгнула между двумя трамваями и присоединилась к задним рядам собравшихся. Фура, Лагганвор и Прозор последовали ее примеру. Адрана запрокинула голову, что-то углядев. Раздался крик; он постепенно нарастал, как будто включилась сирена.
Фура тоже подняла глаза, придерживая шляпу за поля. Над крышами зданий, неоновыми вывесками и пересекающимися, как половинки ножниц, лучами прожекторов, над изящной стеклянной конструкцией герметичного купола, который защищал эту часть города, простиралась в высоту лига вакуума, и там словно проворные мотыльки шныряли катера, а еще дальше находился следующий слой Малграсена, покрытый узором перевернутых городов – здания смахивали на подвески, – который распростерся на изломанной поверхности, будто чудесное созвездие из расплывчатых мерцающих звезд всевозможных оттенков.
Крик – его исторгало чье-то горло, а не машина – зародился на уровне двадцатого этажа. Фура увидела открытое окно – высокое, одностворчатое, выходящее на нелепо узкий балкон. Крошечная бледная фигурка, судорожно схватившись за нижнюю стеклянную панель, смотрела вниз, на толпу, на краю которой теперь стояли сестры Несс. А собралась толпа вокруг того, кто миг назад выбросился в это окно.
На плечо Фуры легла рука. Что-то холодное и острое коснулось шеи.
– Кажется, удача на моей стороне. Вы согласны, капитан Маранс?
Фура медленно повернулась. Холодное острие продолжало прижиматься к коже.
Адрана, Прозор и Лагганвор стояли в стороне с выражением беспомощности на лицах. Они были застигнуты врасплох. Только Лагганвор был вооружен, но не мог пустить свой глаз в ход даже для простой угрозы насилием, поскольку в этом случае привлек бы именно то внимание, которого они пытались избежать.
– Вы никогда не встречались с моим отцом, – сказала Фура.
Зеленоволосая капитанша усмехнулась:
– Я, вообще-то, не уверена, что с ним встречалась ты.
Женщина уже сняла скафандр, избавилась от перчаток. Она провела черным ногтем по своей щеке, покрытой шрамами, огрубелой и морщинистой, как корешок старой книги. Задумчиво склонила голову набок и усмехнулась:
– Хоть что-то было правдой?
Фура на секунду задумалась.
– Справедливости ради, Индрагол – действительно выгребная яма.
– Ну да, с этим не поспоришь.
Фура кивком указала на толпу, которая с момента их прибытия увеличилась на треть. Люди были настолько поглощены происходящим, что напряженное противостояние двух экипажей прошло совершенно незамеченным. Наверху кто-то все еще кричал. Казалось совершенно невероятным, что одна пара легких способна издавать такой долгий душераздирающий вопль.
– На что они смотрят?
– На размазню, – сказала зеленоволосая. – Это сейчас модно – считай, востребованная специальность. Все Собрание сходит с ума. Ты что, совсем за новостями не следишь?
– Я же сказала: мы только что из Пустоши.
Острие чуть отстранилось.
– Тогда я немного введу тебя и остальных в курс дела. Полгода назад каждый пистоль в Собрании – в каждом кармане, в каждом кошельке, в каждом банке, в каждом инвестиционном фонде, в каждой торговой палате – подвергся спонтанной переоценке номинальной стоимости.
– Я что-то такое слышала.
– Было бы трудно не услышать. Это самое большое финансовое бедствие, которое обрушилось на Собрание с начала нынешнего Заселения. По сравнению с такой катастрофой любой экономический спад или кризис кажутся высосанными из пальца. Банки называют случившееся Корректировкой. Слово такое отчужденное, абстрактное, будто никак не связанное с реальными людьми и реальной жизнью. – Тон капитанши стал задумчивым. – Хотя, разумеется, это надо было как-то назвать.
– Да уж.
– Есть один… любопытный нюанс. – Капитанша покачала головой. – Форменная глупость, ага. В общем, ходят слухи, что к Корректировке каким-то образом причастны две сестры.
– Две сестры?
– Две чопорные и благопристойные мамзели с Мазариля. Сбежали из дома, заполучили корабль – очень быстрый темный корабль – и сунули нос туда, куда не стоило его совать. И вот вам результат.
– Об этом я ничего не знаю, – сказала Фура.
– Ну конечно, – сказала капитанша, оценивающе глядя на нее. – Я и не думала, что знаешь.
Наступила тишина. Фура подняла руку и очень осторожно отодвинула лезвие:
– Ты бы выдала этих сестер, узнав, где они находятся?
– Зависит от обстоятельств. Многие на моем месте выдали бы. Корректировка сильно ударила по людям, и не только по тем, кто мог не заметить небольшую потерю. Пусть немалый срок прошел с тех пор, как все случилось, но банки еще не закончили ревизию счетов и не всех клиентов известили о судьбе их сбережений. Если бы проблема свелась к изменению количества мер, которое соответствует каждому пистолю, это было бы само по себе скверно, однако обычная бухгалтерия справляется с такими задачами. Подлинная засада в том, что сейчас никто толком не понимает, какова реальная ценность одной меры. Стоит ли десятимерный пистоль сегодня больше, чем десятимерный шесть месяцев назад? Или меньше? – Она кивком указала поверх толпы. – Одно я знаю точно: этот парень получил весьма неприятные новости.
– Банкротом может стать любой, – сказала Фура.
– Что ж, это правда. Суровая, но бесспорная правда. И дело в том, что, хоть банки и посулили небольшое состояние тому, кто разыщет сестер Несс, эти заведения изначально не пользовались любовью народа. Сама знаешь, как бывает: ты отчаянно нуждаешься в кредите, чтобы поддерживать корабль в исправном состоянии, но никто не желает пойти навстречу.