– Давай не будем так сурово осуждать беднягу. Сомневаюсь, что во всем Собрании найдется хоть один капитан, который не скрывает от команды вообще ничего – пусть даже речь всего лишь о бутылке треннигарского бренди. – Лагганвор оглядел комнату, слегка нахмурившись. – Я понял, что чего-то не хватает, но не сообразил, чего именно. Где наш пассажир?
– Я велела Вуге переправить его в лазарет.
– Надеюсь, никаких проблем?
– Нет, но мы хотим убедиться, что нет осложнений от слияния быстрого стекла и живой ткани. Вуга очень тщательно изучает швы, чем мы не осмелились заняться, пока Тазакнакак спал. На это уйдет некоторое время. Но все в порядке, мы можем говорить откровенно. – Адрана налила себе треннигарского бренди. Она держала бокал правой рукой; левая находилась под столом. – Вернемся к Верранвеллу. Думаешь, твой брат тоже был из тех, кто хранит секреты?
– У моего брата были свои личные заботы. В каком-то смысле это секреты. Но не думаю, что он намеренно скрывал их от команды.
– Он не рассказал про тебя.
Лагганвор пожал плечами:
– На то были причины. Если бы я мог прожить жизнь заново, то повел бы себя с ним иначе. – Он поморщился. – Пол и так достаточно настрадался, спору нет. Однако я не мог притвориться, будто забыл о своих предупреждениях. Я неоднократно говорил, что он спровоцирует катастрофу.
Адрана вспомнила то, что услышала от Прозор:
– Взяв с собой Иллирию в эти путешествия.
– Я понимал его привязанность к девочке. Она была живым воплощением своей матери, во многих отношениях – постоянным напоминанием о ней. Душевной болью и одновременно утешением.
– Что случилось с ее матерью?
– Умерла в эпидемию.
Адрана медленно кивнула:
– Тогда я сочувствую Иллирии сильнее, чем раньше. Так мы с Фурой потеряли мать, и нас в одиночку воспитывал отец на Мазариле.
– Выходит, последствия тебе знакомы. Отец способен очень сильно привязаться к ребенку. Дочь стала для Пола настоящим сокровищем.
– Тогда почему, ради всего святого, он рискнул взять ее в рейс по шарльерам?
– Сперва не брал. Он улетал, а я оставался дома в качестве опекуна Иллирии. Я немного моложе Пола и тогда еще не был уверен, что хочу потратить жизнь на экспедиции в шарльеры. Это не значит, что я не хотел повидать миры Собрания, но мне казалось, что этого можно достичь другими способами. – Он взглянул на маленький бокал в своей руке, как будто лишь теперь по-настоящему ощутил аромат треннигарского бренди. – В конце концов я решил присоединиться к коммерческим разведывательным службам. Пол уже отправился на поиски сокровищ, но мне предстояли годы учебы, и не было никаких причин, по которым Иллирия не могла остаться на моем попечении. Он виделся с ней достаточно часто, и я всегда старался разграничить наши роли. Она любила своего отца и восхищалась его профессией. Я бы сказал, даже слишком восхищалась. Она захотела отправиться с ним в очередной рейс. Пол сперва был против, но она уговорила, и никакие мои возражения не возымели действия. – Лагганвор вяло махнул свободной рукой. – Они улетели. В тот раз все обошлось. Они вернулись через несколько месяцев, и она осталась со мной, а он отправился в новый рейс. Но… Иллирия уже успела войти во вкус.
– И захотела стать полноценным членом команды?
– Пол уступил ей. Предоставил отдельную каюту и организовал дальнейшее обучение. Я… не одобрял. Это было совершенно бесполезно. Я… – Он поставил бокал на стол, разглядывая его со слабым, но растущим подозрением. – У меня какой-то туман в голове.
– Должно быть, подействовало успокоительное, которое я подлила в бренди.
Он воспринял эту новость с удивительным прагматизмом:
– Понятно. И для чего же понадобилось это… успокоительное?
– Чтобы ты не делал резких необдуманных движений. У меня под столом оружие, направленное на тебя.
Он кивнул:
– Я задавался вопросом, что у тебя в другой руке.
– Но вряд ли предположил, что я на самом деле собираюсь убить тебя. – Больше не было нужды играть роль, и Адрана подняла руку. Она держала изящный энергетический пистолет нефритового цвета. – Это я тоже нашла в вещах Верранвелла. Веерный клинок – очень специфическое оружие Восьмого Заселения. Слыхал о таком?
– Не исключено.
– Освежу твою память на всякий случай. Его второе название – кишкодёр. Он испускает пучок частиц с коротким периодом полураспада, которые очень быстро перемещаются туда-сюда по дуге в двадцать градусов. – Она причмокнула от восхищения. – Красиво, правда? Сдается мне, это половина дуэльного набора.
– Жаль, что у меня нет второй половины, – вздохнул Лагганвор.
Парнишка снова бормотал во сне, поврежденный язык превращал его речь в кашу. Рука Фуры замерла над страницей вахтенного журнала. Капитан напряженно вслушивалась: что-то о темнице, свече, деревянном люке в полу и о том, что под этим люком. Рутера все сильнее лихорадило, его отчаянные всхлипы перешли в стоны бессловесного ужаса, а затем в крик, такой громкий, что бедняга окончательно проснулся. Широко распахнув глаза и дрожа всем телом, еще не выбравшись из тисков кошмара, он окинул каюту растерянным взглядом.
Фура подошла к нему с кружкой воды:
– Пей.
Рутер прижался губами к кружке и отхлебнул, сперва осторожно, затем увереннее.
– Я ошень… – Он замолчал и уставился на нее круглыми от изумления глазами, затем сунул палец в рот и ощупал язык. – Што… Што со мной шлушилось?
– Ничего такого, что не заживет, Эддралдер это обещал твердо. Ты чуть не откусил себе язык, когда через череп связался с Инсером Сталлисом. Что-нибудь помнишь?
Рутер секунду-другую молчал, – казалось, причина бессознательного состояния попросту стерлась из его памяти, – а потом лицо напряглось, как будто он получил первый слабый укол боли и осознал, что тяжело травмирован и худшее впереди.
– Я не шмок… Не шмок его оштанофить.
– Ты не виноват. Похоже, он сильнее нас с Адраной, и я совершила глупость, возомнив, что его можно обмануть, подключив к черепу тебя. Он слишком умен, чтобы поддаться на такую уловку.
– Пошему… Пошему я сдесь?
– Очень уж ты шумел в комнате доброты. Тебе снились жуткие кошмары. И сейчас был такой.
Рутер трогал скулы и челюсть, изучал свое лицо, как будто оно могло измениться, пока он спал. Он запустил пальцы в белую прядь и взлохматил ее, словно собачью шерсть.
– Он пыл… Я пошуствовал, как он вошел в мою колову. – Парнишка снова глотнул воды. – Я мок ощущать его, как бутто штал ма’ионеткой или какой-то полой весью ис де’ева. Просто машкой… маской с ты’ками тля глас…
Фура кивнула, веря ему, но недоумевая, каким образом его воспоминания о контакте со Сталлисом связаны с кошмаром о подземелье. Она прокрутила эту головоломку в уме, не нашла приемлемого решения и не в первый раз пожалела об отсутствии сестры, на которую всегда можно было положиться в вопросах, требующих проницательности или наблюдательности. Не слишком ли поспешно она подарила Адране корабль? Нельзя ли было придумать что-нибудь еще? Одно дело раздражаться из-за непрошенных замечаний и придирок сестры, когда та рядом, и совсем другое – осознавать расширяющуюся пропасть между ними и прикидывать, как бы пригодился ей сейчас совет Адраны.
– Тебе пока не нужно говорить, – сказала Фура, пытаясь взять более добродушный тон и избавиться от резкости. – Пусть язык заживет. Эддралдер сшил его, но сказал, что отечность не спадет еще несколько дней. В любом случае ты оказал мне огромную услугу, и я не позову тебя в комнату костей, пока не буду уверена, что Сталлиса нет на другом конце.
– Моя колофа… – Рутер нахмурился, подыскивая нужное слово. – Как путто… г’ясная.
– Внутри тебя побывало что-то такое, что оставило неприятный след. Я чувствовала то же самое, когда контактировала со Сталлисом. Но ты сильный, Рутер.
Ее похвала вызвала у парнишки застенчивую улыбку. Он был моложе Фуры не больше чем на пару лет, и в последнее время повидал немало, однако она знала, что их разделяет пропасть жизненного опыта: ужасы, потери и добытые горькой ценой знания, которые уже не забыть.
– Фы… слишком фысокого мнения обо мне.
– Мы допустили ошибку, но и Сталлис тоже. Он слишком много о себе рассказал. Когда он завладел тобой, я почувствовала его личность гораздо четче, чем в прошлый раз. – Она оглядела каюту в поисках какого-нибудь несчастного жука, которого можно было бы размазать металлическим пальцем. – Я хочу отомстить. И отомщу.
Рутер кивнул, безоговорочно веря ее словам:
– Как толго… я пыл в отклюшке, капитан?
– Примерно двенадцать суток. Эддралдер очень внимательно следил за тобой, чтобы ты не зачах в коме. Мы плывем независимо от «Веселой кобылы» уже шестнадцать дней. И не бойся, что пропустил путешествие, – до конца еще около двух недель.
– Тфе нетели… Не так уш и плохо. Эш… эшкат’а кте-то ’ятом?
– Возможно. Но мы точно не знаем, да и она, похоже, не определила наше положение. Иначе почти непрерывно обстреливала бы нас парус-сечью.
– Он чувствовался ’ятом, капитан. Я не могу шкасать, как или почему, но так пыло. А мы не мошем как-то… п’офе’ить?
– Нет, Рутер, нельзя. Иногда стоит пожертвовать собственной невидимостью, чтобы узнать позицию противника, но игра не стоит свеч, если знаешь, что он превосходит тебя численностью и вооружением, как в нашем случае. Если бы я хотела тебя обмануть, то сказала бы, что в радиусе ста тысяч лиг от нас нет другого корабля, кроме «Веселой кобылы». Но правда в том, что Сталлис может находиться в десяти тысячах лиг, и мы этого не узнаем. У него хорошие корабли, очень послушные, и они будут плыть так тихо и незаметно, как только позволят погодные условия.
– Я… мок пы… – Он остановился. – Я имею ф фиду… Если пы мне п’ишлошь фе’нуться ф комнату… я пы штелал это, капитан.
– Да, Рутер, ты бы сделал, несмотря ни на что. Но мне дорого мнение доктора Эддралдера, и я не стану испытывать его терпение подобным образом. И если я заставлю тебя пройти через такое дважды… – Она покачала головой. – Кроме того, это бесполезно. Сталлис чересчур быстро забрался тебе в голову. В следующий раз ты не узнаешь ничего нового.