– Опускается? Я надеялась, что мы начнем подниматься.
– Могу солгать ради вашего душевного спокойствия.
– Нет, предпочитаю голую правду. И раз уж мы заговорили о правде, да к тому же ты упомянул свой мир…
– К чему вы ведете? – осторожно спросил Тазакнакак.
– Окажи мне услугу – ведь я выполнила мою часть сделки, пусть и не лучшим образом. Ответь откровенно или хотя бы притворись честным.
– Постараюсь.
– Ты согласен с тем, что мозаичники – продукт передовых методов ксенотрансплантации?
– Согласен. В этом утверждении нет ничего спорного.
– Тогда подумай вот о чем, Зак. Я повидала уйму диковин с тех пор, как покинула Мазариль. Ловчую ткань, оружие призрачников, мигальные башки, шарльеры и костяные флюгера. Я видела ящик, который исчезает; я видел пистоли, которые светятся и поют. Но я не видела ничего, что невозможно объяснить в рамках рационального мышления, которое привила мне – так уж вышло – разумная машина Двенадцатого Заселения. Итак, я привыкла к странностям и намекам на науку и философию, непостижимых для обезьян, но мне не дают покоя вещи, в которых нет смысла, вещи, которые просто не могут существовать, – и мозаичники как раз из этой категории. Ксенотрансплантация немыслима, как и эти существа: таков мой вывод.
– Тогда вы в тупике. И не только метафорически. В этом месте туннель разделяется. Я не вижу никаких указаний на то, какой маршрут следует предпочесть.
– С какой стороны дует ветер?
– С обеих.
– Один рукав туннеля уходит вниз?
– Да.
– А второй?
– Тоже, но выглядит более крутым. Пожалуй, этот вариант кажется мне более сомнительным.
– Тогда его и выберем. Не хочу идти самым легким путем, когда за нами топают мозаичники или сообщники Квиндара.
– Это извращенная логика, даже по меркам вашего вида. Но я подчиняюсь.
Адрана почувствовала, как уклон сделался более крутым; до сих пор он был почти незаметным, но теперь стало еще труднее удерживать в руках щелкуна.
– Буду с тобой откровенна, Зак. Я понятия не имею, сколько нам еще идти и как долго я смогу тебя нести. Ты в состоянии идти сам, одновременно генерируя звукообразы?
– Да, но совсем не так быстро, как мы продвигаемся сейчас, и возникнет новая проблема – вы будете видеть, куда я направляюсь. Могу я сообщить о том, что вряд ли вас обнадежит?
– Да, пожалуйста.
– Я почувствовал сквозняк. Дуло сзади и очень недолго, но я полагаю, кто-то открыл и закрыл дверь в потайной ход.
– Тогда нам лучше помолчать… Но это не значит, что ты прекратишь мне помогать.
Адрана вынудила себя ускорить шаг, хотя ее инстинкты этому противились. Все равно что ходить по знакомой комнате с завязанными глазами, уверенно двигаясь к стене с намерением остановиться в шаге перед ней. Хуже того, она полностью зависела от щелкуна, понимая при этом, что его звукообразы ненадежны. Он мог определить размеры туннеля в общем и направить ее по центру, а вот что случится, если в полу откроется дыра?
– Я уважаю прямоту, капитан Несс. – Его голос звучал тихо, и Адране пришлось наклонить голову, чтобы расслышать. – Вы задаете трудные вопросы, но только что сами, в сущности, ответили на один из них. Поскольку мозаичники явно реальны – никто из нас не стал бы утверждать обратное – и поскольку они не могли быть созданы путем ксенотрансплантации, отчего бы не предположить, что их произвели на свет как-то иначе?
– Не верю, что я первая додумалась задать этот вопрос, Зак.
– Скорее всего, вы не первая… А впрочем, происхождение мозаичников не относится к числу популярных тем для светской болтовни. Готов поспорить, что самое большее один из десяти тысяч ваших сородичей знает о существовании этих монстров и еще меньше тех, кто видел мозаичника собственными глазами.
– Это не отменяет того факта, что мозаичники создаются не путем ксенотрансплантации, а как-то иначе. – Она нахмурилась в темноте. – Точнее, что суть процесса ксенотрансплантации должна быть совсем не такой, как принято считать. Если из биологических компонентов обезьян и инопланетян можно собрать существо, то инопланетяне…
– …не могут быть настоящими инопланетянами.
– Или обезьяны не могут быть настоящими обезьянами.
– Или так.
Она прошла несколько шагов, размышляя над ответом Тазакнакака. Откровенный или нет, он был дан с поразительной легкостью. Но услышанное противоречило одному из главных постулатов ее мировоззрения. Существуют обезьяны и инопланетяне. Они непохожи. У них нет и не может быть ничего общего, если не брать в расчет случайные выверты конвергентной эволюции[5].
– Но ведь ты сам говорил, что ваша история неизмеримо старше нашей. Как можно примирить одно с другим?
– Нельзя, – решительно заявил Тазакнакак. – Разве что одна из этих историй не соответствует истине.
– Но ты не скажешь, какая именно.
– Я не стану утверждать, что мне это известно. Однако замечу, что такие вопросы нельзя задавать без всестороннего понимания последствий, которые они за собой повлекут. Вы, должно быть, заметили мою сдержанность, когда пытались получить от меня интересующую вас информацию. Дело не в том, что я чего-то не знаю или не интересуюсь какими-то вещами. Если бы подобные темы не волновали меня до глубины души, я бы не попал в такую передрягу. Я просто сомневался в серьезности ваших намерений, капитан Несс. Полагал, что у вас заурядное дилетантское влечение к этим тайнам, как и у многих до вас. Теперь я вижу, что был неправ. Ваш интерес искренний; этим он и опасен. Он уже стоил жизни вашим друзьям, а вы не намерены останавливаться.
– Прямо сейчас, Зак, меня интересует только собственное выживание.
– Как и меня. Но давайте будем честны друг с другом. Оба мы сегодня можем умереть. Но если фортуна будет благосклонна к нам и продлит нашу жизнь, заслуженно или нет, – мы ведь не угомонимся. То, что всколыхнулось в нас, нельзя снова усыпить. Мы должны получить ответы, чего бы нам это ни стоило.
– Хочется верить, что ты прав.
– Вы сомневаетесь в моей оценке?
– Я сомневаюсь в собственной решимости. Меня разлучили с сестрой, Зак, и с ней может случиться что-то очень плохое. Если еще не случилось. Вполне вероятно, что она мертва.
– И что это меняет?
– Все, что мы когда-либо делали, было общим. Наши игры, охота за сокровищами, истории, которые мы придумывали или слышали от Паладина. Фура всегда была со мной, пусть и заботилась о роботе лучше, чем я. И когда мы сбежали, это тоже был общий поступок. Примкнув к команде капитана Ракамора, мы сделали это как сестры. И когда Фура увлеклась темой пистолей, а я – Заселений, это были не свойственные нам по отдельности проявления тщеславия, но элементы общей структуры, в каком-то смысле две стены, которые обязаны сойтись где-то в вышине. Я знала, что каждая из нас нуждается в другой; что без искреннего интереса Фуры мой был бы ущербным, и наоборот. Но теперь кажется, что я смотрю в пустоту. Мне все еще хочется получить эти ответы: это не изменилось. Но они не заполнят вакуум, который возник в моей душе.
– Вы не знаете наверняка, что она погибла.
– Я не получала никаких известий, доказывающих обратное.
– Она о вашей судьбе тоже ничего не знает. Сейчас ее, возможно, мучают схожие мысли. Такая же безнадежность, такое же чувство тщетности. Но сама-то она жива. Вы бы посоветовали ей не сходить с пути?
– Конечно.
– Тогда окажите такую же любезность себе, дорогой капитан, – сказал он и почти сразу ойкнул.
– Что случилось?
– Впереди непроницаемая поверхность.
Адрана ненадолго отпустила его и расслабила мышцы, пока водила пальцами по поверхности, простирающейся от пола до потолка. Звукообраз ввел Тазакнакака в заблуждение: это была не сплошная стена, а нечто вроде каминной решетки из горизонтальных и вертикальных прутьев. Преграда была надежная: Адрана могла просунуть в щель между стержнями палец, но не руку. Если в решетке и была дверь или какой-то механизм, позволяющий сдвинуть ее целиком, она не смогла ничего обнаружить на ощупь.
– Пропади оно пропадом! Свернули не туда. – Поддавшись гневу, Адрана ударила кулаками по решетке.
Та громыхнула, но не поддалась ни на йоту.
– Надо вернуться. До развилки идти всего лишь несколько минут.
– Но ведь за нами гонятся.
– Знаю. Но я не буду торчать тут, как загнанная в угол крыса. – Адрана снова подхватила пришельца, и все ее суставы, все связки протестующе заныли в унисон. Но она загнала эти протесты в мысленную бутылку, а потом зашвырнула ее далеко-далеко. – Веди меня. Скорее.
Они вернулись в кромешную тьму. Адрана поклялась, что будет думать только о возвращении к развилке и не позволит себе мыслей о вероятности того, что другой маршрут точно так же перекрыт. Пережить настоящий момент, затем другой, затем следующий, и рано или поздно все эти моменты сложатся в жизнь. Именно так люди вроде Прозор или Ласлинга преодолевают многие опасности своего ремесла. Беспокоиться о чем-либо, кроме насущной проблемы, значит напрасно тратить жизненную энергию, когда она необходима для дела.
Адрана так не поступит.
– Ты прав, Зак, – пробормотала она. – В смысле, прав насчет моей сестры. Я должна все время вести себя так, будто она жива. Потому что это ведь не кто-нибудь, а Арафура! Она захватила «Рассекающую ночь»! Она одолела Босу Сеннен! Почему я должна сомневаться, что она справится с горсткой кораблей и ничтожеством вроде Инсера Сталлиса?
– Значит, вы не откажетесь от поиска знаний. Это похвально. Я вознагражу ваше мужество небольшим разоблачением.
– Вот уж не думала, что тебе есть что еще сказать о прошлом наших народов.
– Я не собираюсь читать лекцию. Но вернусь к вопросу о пистолях и небольшой демонстрации, которую устроил для вас на борту «Веселой кобылы». Вы, конечно, ее не забыли.
Адрана вспомнила шлюз и одинокий пистоль, который выплыл из корабля и целеустремленно двинулся к Старому Солнцу.