енив, – заметил о нём один англичанин, который в течение четырёх лет был поглощён работой над написанием чрезвычайно ничтожного романа, который затем отослал в Лондон для публикации и который ни один издатель не принял. – Он никогда ничего не напишет. Я знаю этих местных ребят!» Но, невзирая на его предсказание, он это сделал и так хорошо, что трактат стал предметом живого интереса и восхищения в мировой научной среде. И этот самый трактат по современной астрономии как раз и был одной из причин, почему миссис Эннсли хотела ввести его в общество. Но не главная причина – ни в коем случае. Эта главная причина была совершенно человеческой, в особенности, женской: миссис Клод Эннсли желала произвести впечатление на всех соседей демонстрацией своего богатства, важности, влияния и вообще положения. И она выбрала именно это время, потому что.. Что ж, это «потому что» требует особенного пояснения, которое приведено ниже. Давным-давно, задолго до того как прекрасная Лаура Эгертон, ныне миссис Клод Эннсли, вышла замуж за Колонеля Клода Эннсли, когда ещё выступала бравой красавицей на лондонских приёмах, она завела серьёзное знакомство с девушкой несколькими годами младше неё – бледной, худенькой, опрятной, золотоволосой девушкой с серыми жалобными глазами на маленьком личике, похожими на звёзды, но слишком большими для своего положения. Это эльфийского вида создание произвело особенное впечатление на энергичную «Лолли», отчасти своей неземной внешностью, за которую её порой звали «La Belle Dame sans Merci» после душещипательной поэмы Китса, отчасти из-за её наивных и фантастических суждений о мужчинах. Имя её было Идрина, и преимущество его заключалось в необычности и очаровании тягучести произношения гласного звука.
Идрина любила говорить своим нежным, дрожащим голоском, что мужчина, согласно её представлениям о том человеке, которого она могла бы «любить, почитать и слушаться», должен быть героем, как нравственно, так и физически; что она рисует его себе как храброго и нежного, благородного и честного. Великое создание, взгляд на которого порождает уважение, преданность и обожание! Потерять свою собственную личность, растворившись в страсти к такому, пожертвовать всем ради достойного повелителя и властелина – стало бы величайшим счастьем, гордостью и славой для женщины! Когда она рассуждала таким образом, то всё её существо трепетало от воодушевления. И «Лолли», тогда бывшая в окружении пёстрого общества, могла слушать, как зачарованная, с сострадательной усмешкой, совершенно поражённая, гадая в душе, что же станется с этой самообольщающейся фантазиями маленькой девушкой, когда она узнает мир: когда мода и свободомыслие набросятся, подобно пьяным клоунам, на священную чистоту её девичьих фантазий и с дьявольским смехом и пошлостью сорвут розовую вуаль с её глаз и заставят её увидеть общество без прикрас, а мужчин – какими они есть. «Лолли» обычно не страдала сентиментальностью; и единственная действительно болезненная атака такого сорта приключилась с нею во время знакомства с этой странной маленькой Идриной.
А теперь Идрина была замужем уже чуть более трёх лет за капитаном ле Марше, чей полк был расквартирован в Индии, но в весьма мрачном месте, довольно далеко от «счастливой долины», где миссис Клод Эннсли содержала свой общественный эскорт; и так случилось, что две дамы больше не встречались после их честного замужества. Но теперь они должны были встретиться. Миссис Эннсли пригласила капитана и миссис ле Марше к себе, и через несколько дней капитан получил увольнительную на месяц, и приглашение было принято. Как раз после этого миссис Эннсли задалась целью заполучить Махараджа. «Это поразит супругов ле Марше», – было её первой мыслью. – «Это порадует богатое воображение Идрины», – было второй. Вероятно, если бы возможно было проследить эти мысли до самого корня, то там обнаружилась бы простая страсть покрасоваться перед старой подругой и доказать, что её положение жены не было безупречным. Ей было известно, что La Belle Dame sans Merci сделала не самую удачную партию в финансовом плане, и слышала (лишь по дружеским сплетням, конечно), что капитан ле Марше, хоть и был человеком славным, но имел скверную привычку напиваться до смерти при случае. Но едва ли она верила в это. «Если бы так, то Идрина, с её сказочными представлениями о мужчинах, никогда бы не вышла за него», – думала она. Хотя и допускала в душе, что было весьма вероятным, что Идрина, как и прочие женщины со сказочными представлениями, могла оказаться обманутой.
По этой причине миссис Клод Эннсли испытывала сильное любопытство и волнение в ожидании супругов ле Марше в тот день, когда они прибыли. А прибыли они за несколько дней до назначенной даты приезда Махараджа, и, ввиду старых дружеских симпатий миссис Клод Эннсли, было заметно, что она уделила гораздо больше внимания приготовлениям комнат для Идрины и её мужа, чем украшению тех царских покоев, лучших в её роскошной резиденции, которые предназначались Махараджу. Она была искренне рада видеть свою маленькую подругу прошлых дней и гадала, насколько изменил её брак: рассталась ли она с теми исключительными идеями, что когда-то выделяли её из круга обычных женщин.
«Её волосы были длинны, её ноги были легки, и глаза её были дикими!» – напевала миссис Эннсли себе под нос, перемещаясь из одной комнаты в другую, расставляя цветы там, зеркала тут и придавая всему окончательный налёт женской заботы, который наделял даже бездушную мебель чувством, придавал уют и гостеприимный вид. «Что она подумает обо всех нас, гадаю я?» Понятие «все мы» включало её саму и огромное количество слуг и гостей, женатых и холостых – «мальчиков», как она их называла. Жёны других мужчин не входили в эту категорию, равно как и Колонель Эннсли не входил в число «мальчиков». Фактически, он не принадлежал ни к одной особенной общественной роли; он не был в полной мере «мальчиком»; и, поскольку в некотором роде находился в зависимости от своей жены, то не был и в полной мере мужчиной. Это говоря об общественной позиции. И хотя в своём полку он и прослыл человеком надёжным, но коль скоро эта история не имела ничего общего с его полком и ни в коей мере не касалась его военной карьеры, то не было и причин останавливаться на мыслях о его полковых заслугах. Это были устаревшие идеи, весьма грубые и затёртые, так что вовсе не занимали миссис Эннсли, как часть существования Колонеля. Они итак были весьма широко известны и вспоминались ежедневно.
– Что она подумает обо всех нас? – повторила миссис Эннсли с улыбкой, бросая взгляд на свою нарядную фигуру, проходя мимо зеркала. – Она всегда была такой донкихотской, любопытно увидеть, какого мужа она себе выбрала.
Её любопытство было удовлетворено почти немедленно, поскольку, когда она вошла в свою гостиную, завершив финальный осмотр апартаментов для гостей, капитан и миссис ле Марше с их слугами, сумками и багажом как раз прибыли и ожидали немедленного донесения о себе.
– Моя дорогая Идрина! – воскликнула миссис Эннсли, быстро подходя, чтобы обнять маленькую, худенькую фигурку женщины, которая теперь входила в дверь. – Сколько лет прошло с нашей последней встречи! – И затем снова: – Моя дорогая Идрина!
Маленькая женщина улыбнулась довольно серьёзной и неоднозначной улыбкой.
– Приятно видеть тебя снова, Лаура, – сказала она тихим голосом. Затем добавила с намёком на некое смущение: – Позволь мне представить тебе своего мужа.
Высокий, тяжеловесный мужчина, с тоненькими усами, красивыми глазами и несколько красноватым лицом поклонился.
– Очарован видеть вас! – протянул он. – Давняя подруга моей жены – великолепно! Как любезно с вашей стороны было пригласить нас сюда!
– Уверяю, я счастлива принимать вас у себя! – страстно восклицала миссис Эннсли, желая поскорее покончить с первоначальным смущением от знакомства и нервно сознавая, что капитан ле Марше ей отчего-то резко не понравился. – Ты всё такая же милая! Положительно, моя дорогая, ты выглядишь совсем ребёнком; никто бы не догадался, что ты уже замужняя дама. Присядем и выпьем чайку, прежде чем вы отправитесь в свои комнаты. Клод! Клод!
Колонель Эннсли, одной из обязанностей которого было всегда находиться в зоне досягаемости при появлении гостей, вошёл в комнату с веранды.
– Это мой муж, – сказала миссис Эннсли с неожиданным приливом необычайной гордости, заметив, что «бедный Клод» выглядел исключительным красавцем на фоне ле Марше, – Колонель Эннсли, капитан ле Марше; а это, Клод, моя маленькая подруга юности – Идрина.
Колонель Эннсли кивнул не без некоторой грации. Одним острым взглядом он составил себе впечатление об этих супругах.
«Муж – довольно грубый, с бычьей шеей, – внутренне отметил он, – а его жена – несчастное создание!»
То были лишь его немые замечания; он привык скрывать свои чувства. Он присел рядом с миссис ле Марше, завязав с ней разговор, то и дело спрашивая её мужа о подробностях их поездки и прочих мелочах, чтобы вовлечь того в диалог. Неожиданно миссис Эннсли почувствовала благодарность к «бедному Клоду». Он упрощал то, что ей далось бы нелегко. Ведь она не только невзлюбила капитана ле Марше, но ещё и поразилась тому выражению, что хранило на себе лицо миссис ле Марше. Идрина всё ещё оставалась красивой с её копной золотистых волос и маленьким нежным личиком – она оставалась всё той же совершенной La Belle Dame sans Merci, но при этом теперь она стала La Belle Dame, странным образом оскорблённой и возмущённой. Молчаливая трагедия читалась в её огромных глубоких глазах; намёк на неё сквозил в гордом изгибе верхней губы; следы её читались на паре складок вокруг рта и на лбу. Одета она была со вкусом, хоть и просто. Она внимательно слушала разговор Колонеля Эннсли и отвечала на его вопросы с той вежливостью и изяществом, которые характерны представителям высшего общества; и после окончания чаепития она отправилась в сопровождении миссис Эннсли в свою комнату, оставив мужа покурить с хозяином на веранде. Оставшись наедине, две женщины пристально присмотрелись друг к другу. Затем миссис Эннсли порывисто заговорила: