Сарате практически не появлялся в офисе ОКА. Марьяхо и Буэндиа так и не обнаружили ни одной ниточки, потянув за которую можно было бы распутать дело Гильермо Эскартина. Они не нашли новых данных ни о его работе под прикрытием, ни о пропавшей матери ребенка. Сотрудники ОКА словно уперлись в глухую стену, и злость Сарате разгоралась все сильнее. Спасение от нее он искал за барной стойкой «Синего лебедя» или в Колонии-де-лос-Картерос, в тишине гостиной Сальвадора Сантоса. Сарате, конечно, знал, что Сантос не в состоянии понять его, но все же рассказывал наставнику об убитом полицейском и его возлюбленной, из чрева которой кто-то вырвал ребенка. Говорил о бессилии, охватившем его, когда Рентеро отказался предоставить сведения о задании Эскартина, и даже жаловался, что для внедрения в Отдел Элена выбрала не его, а неопытную Рейес.
Мануэлу он избегал – или это она его избегала. Он знал, что она очень занята: Мануэла разбирала архив Буэндиа, груду документов, скопившихся за долгие годы работы.
Сарате обедал в «Синем лебеде», бесцельно шатался по Вильяверде, однажды даже забрел в барбершоп Бирама. Поговорил со множеством людей, но никто не видел Гильермо с девушкой.
– Ты не против, если я к тебе присоединюсь?
Рейес находилась на задании уже больше недели.
Мануэла подсела к Сарате за стол под телевизором, тот же, который они занимали в прошлый раз. Она так же широко улыбалась и снова заказала фуа-гра с белыми грибами.
– Не могу удержаться, – призналась она.
– Надо было нам раньше поговорить… – пробормотал Сарате.
– О чем? – безмятежно спросила Мануэла, но тут же широко распахнула глаза, словно поняла, что допустила промах. – Ой, прости… Я думала, это был просто секс, ничего больше. А для тебя разве нет?
– Да, именно так. Я просто хотел убедиться, что мы смотрим на это одинаково. Секс, и ничего больше.
Мануэла сделала глоток «Аквариуса» и, как ни в чем не бывало, заговорила о старом деле, на которое наткнулась в архиве Буэндиа. Двенадцать лет назад на стройке нашли мертвую собаку. Никто не придавал этому особого значения, пока труп не вскрыли и не обнаружили внутри пакет с килограммом кокаина. Вскоре полиция вышла на сеть наркоторговцев. Под видом активистов благотворительной организации они отлавливали бродячих псов якобы для отправки в приют, но в действительности использовали их для передачи товара клиентам. Бедные животные!
Сарате слушал ее молча. Ему нравились ее энтузиазм и принципиальность. В юности он и сам был таким… Способен ли человек, осознав свои ошибки, вернуться на развилку, где когда-то свернул не в ту сторону, и исправиться? Сарате подумал об Элене: как хорошо им было вместе… И как он страдал, когда после дела «Пурпурной Сети» она от него отдалилась. Почему люди, недовольные собой, так часто барахтаются в болоте собственных разочарований, ничего не предпринимая? Сарате знал: Элена рядом, она любит его, он может опереться на нее, чтобы снова стать собой. Не знал он одного: почему не решается принять от нее помощь.
Элена разговаривала с Рейес дважды, и та уверяла, что все идет отлично: ее позиции в Отделе постепенно укрепляются, хотя случая обсудить с коллегами Гильермо Эскартина пока не представилось.
Элена продолжала ездить к Михаэле. Часы, проведенные с девочкой, пролетали незаметно, и на это время инспектора покидало ощущение, что все ее поступки лишены смысла. Алисия, соцработница, сказала, что биологический отец Михаэлы больше не давал о себе знать. По телефону он обещал приехать в Мадрид в середине недели, но так и не появился. С ним пытались связаться, но абонент Григоре Николеску был недоступен. Это означало, что Михаэлу могли передать в патронатную семью, что радовало Элену. Впрочем, она ни с кем не поделилась этой новостью. Элена опасалась неодобрения Марьяхо и небрежной снисходительности матери, судившей обо всем свысока. Она не поставила в известность даже Сарате – из страха, что этот шаг приведет к окончательному разрыву.
От Баркильо до дома Элена пошла пешком – через квартал Уэртас, мимо караоке-бара Cheer’s. Было четыре часа, и заведение еще не открылось. Инспектор нередко бывала здесь, но не испытывала ни малейшего желания заглянуть внутрь и совсем не скучала по временам, когда проводила в баре ночи напролет, распевая песни Мины Маццини. Среди посетителей караоке у нее не было ни одного настоящего друга. У нее вообще было мало друзей.
Ракель, школьная приятельница? На звание подруги она явно не тянула: они не общались уже лет пять, а недавно перестали даже обмениваться поздравлениями на Рождество. Абель, бывший муж? Раньше их связывала крепкая дружба. Элена доверяла Абелю и иногда навещала его и Габриэлу, его жену-бразильянку, в Уруэнье, но после трагической гибели общего сына они отдалились друг от друга: слишком много боли причиняли воспоминания о прошлом.
Выйдя на Пласа-Майор, Элена вернулась мыслями к Михаэле. Они могли бы стать семьей, она могла бы заменить Михаэле мать. Элена не обманывала себя: конечно, будет трудно; материнство – это не только нежности да поцелуи. Михаэле предстояло проделать огромный путь, чтобы если не забыть об ужасах прошлого, то хотя бы научиться жить дальше. Элена чувствовала себя достаточно сильной, чтобы помочь девочке. Не сдаваться, если не все будет гладко. Взять на себя ответственность за беззащитного ребенка, любить его, заботиться и опекать, пока он не встанет на ноги.
– Я тебя ждал.
В полумраке подъезда она различила фигуру Сарате.
– У тебя же есть ключи, мог и зайти.
Элене вдруг стало не по себе. Она почувствовала неизбежность разговора, который так долго откладывала. Они молча зашли в лифт и поднялись в квартиру, где Сарате не был уже две недели.
– Ты пришел поговорить? – спросила Элена.
– А нужно? – На лице Анхеля появилась легкая улыбка. Элена не видела его таким уже давно. – Я бы лучше тебя раздел…
Забытое за последние месяцы желание вдруг вспыхнуло в ней с новой силой. Сарате поцеловал ее, и она ответила на его ласку. Они поспешили в спальню и рухнули на постель; их тела переплелись, и они ощутили, как вновь становятся единым целым.
Глава 17
Постепенно Рейес смогла завоевать доверие Фабиана и остальных членов группы. Правда, она до сих пор не понимала, в чем состоит ее работа; создавалось впечатление, что бригада не ведет никаких расследований. Ее новые коллеги либо играли в карты в кладовке у Курро, либо разъезжали по району на полицейской машине, либо принимали звонки с жалобами на мелкие потасовки, домашнее насилие или магазинные кражи.
Рейес нравилось проводить время с Фабианом; она узнала, что он женат, живет в скромной квартире в Колонии-Маркони, а его сыну четыре года. О маленьком Раулито, названном в честь футболиста, он говорил с неподдельной нежностью и, кажется, сам поражался, сколько счастья приносит ему ребенок. Фабиан рассказывал Рейес забавные истории. Например, о том, как форточник по кличке Гриб, убегая от преследователей, спустился в канализацию, заблудился там и вызвал на помощь пожарных. Рейес хохотала. Каждый их совместный обход заканчивался у Курро – они пили пиво и смотрели футбол (совоокий Номбела притащил в кладовку телевизор). Кристо появлялся на работе редко: у его матери после операции на бедре возникли осложнения, и он не отходил от ее постели.
В тот день у Курро были только Ричи, Фабиан и Рейес. Рейес подумала, что до сих пор не слышала от Ричи ни слова и не видела ни одну из женщин, которые вроде бы входили в Отдел. Она даже не знала, как их зовут.
– Сегодня вечером мы дежурим, – вдруг объявил Фабиан, не глядя на нее, и отхлебнул пива из бутылки.
– Что будем делать?
– Увидишь. Едем в штатском, в обычной машине. Надевай удобную обувь, например, кроссовки. Знаешь, как поется в песне про Педро Наваху? Чтобы если что – лететь пулей.
– Если что? Будут какие-то проблемы? – Рейес напряглась.
– Надеюсь, что нет. Но проблемы заранее не предупреждают, просто появляются. А ты, я смотрю, любопытная.
– Есть что-то еще, что я должна знать?
– Если захватишь термос с кофе и пару бутербродов, ты королева.
Рейес решила, что так и поступит. Она надеялась, что теперь ей наконец-то представится возможность узнать хоть что-то про деятельность Отдела. Пока что она не решалась расспрашивать Фабиана и ни разу не упомянула имени Гильермо Эскартина, не сомневаясь, что рано или поздно оно само всплывет в разговоре, и тогда она сумеет вытянуть из новых коллег подробности. Девушка понимала, что Элена и весь ее отдел ждут этой информации, чтобы продолжить расследование.
– А, вот еще: оружие не бери, оно не понадобится.
Фабиан произнес это как бы между прочим, но Рейес поняла: работа им предстоит «сверхурочная», выходящая за рамки обычных обязанностей, и следов оставлять не стоит. Это была не первая странность, на которую она обратила внимание за недолгое время работы в Вильяверде. К Кристо здесь относились с безмерным уважением, переходившим в обожание. Рейес удивляло, что полицейские явно не перетруждались, хотя дел по охране порядка в районе хватало. Она заметила, что коллеги носили при себе неожиданно много наличных: доставали из кармана пачки купюр и тратили деньги не считая. Обедать ходили не на бизнес-ланч в ближайшую забегаловку, а в заведения поприличнее, хоть и не самые шикарные. Носили новую брендовую одежду и дорогие часы, которые, впрочем, не слишком бросались в глаза, как будто их владельцы старались не выпячивать, что могут позволить себе такое.
Без десяти одиннадцать вечера Рейес ждала Фабиана в условленном месте, у выхода из метро «Принсипе де Вергара». Она надела джинсы, старые кроссовки, черную футболку и джинсовку; захватила рюкзак с термосом и бутербродами. Рейес нервничала, не понимая, что за дежурство им предстоит, и жалела, что не поставила в известность Элену, лишив себя надежды на помощь.
– Ты так замерзнешь, ночью дубак. Сзади есть свитер.
Как только она села в видавший виды белый «форд фиесту» без опознавательных знаков, Фабиан протянул ей пистолет – «Глок Г-43», такие используют в испанской армии. Приклад заклеен пластырем, магазин заполнен: шесть патронов, плюс еще один в патроннике.