– Мне надо ехать, но ты не волнуйся, о тебе позаботится Уго. Он испанец, но парень неплохой. Поможет тебе найти работу. Хочешь стать моделью? У такой красотки точно не будет недостатка в предложениях. Дашь мне паспорт? Я тебя зарегистрирую, а ты иди к себе, ты же, наверное, устала? У тебя 207-й номер. Я заеду через несколько дней, расскажешь, как идут дела. Я помогу с документами, чтобы не было проблем с иммиграционной полицией. Уго принесет тебе паспорт. Все, что понадобится, можешь попросить у него.
Виолета собрала последние силы и дошла до ресепшен, который оказался просто деревянным столиком у лестницы, отдала Ригоберто паспорт, поблагодарила его за помощь и попрощалась. Она еле держалась на ногах.
Девушка поднялась на второй этаж и направилась по коридору, застеленному узорчатым ковром, к своей комнате. Нашла номер 207, вошла и без сил упала на кровать. Комната оказалась небольшой: раковина, встроенный шкаф и кровать. На окне массивные, пожелтевшие от старости портьеры, которые неоновая вывеска подсвечивала красным.
Ее одолела усталость. В голове беспорядочно кружились мысли. Она представила, как станет моделью в Испании, и вновь ощутила на губах последний поцелуй Нестора в аэропорту. Он правда любит ее, говорила себе Виолета. Он хотел уберечь ее от этого ада на ранчо Санта-Касильда, от жутких ритуалов и дона Альбертито.
– Раздевайся.
Виолете казалось, что этот голос – часть ее сна. Кто-то схватил ее за запястья и рывком вытащил из кровати. Перед ней стоял, сально улыбаясь, мужчина лет пятидесяти, от которого несло потом.
– Уго?
Ничего не ответив, он попытался сорвать с нее платье. Виолета отпихнула мужчину.
– Ты что делаешь, козел?
В ответ он дал ей пощечину. Она упала обратно на кровать и ощутила во рту привкус крови.
– Заруби себе на носу. Еще раз тронешь меня – тебе не жить. Сейчас я должен опробовать товар.
Она пыталась отбиваться, но он стащил с нее одежду, замахнувшись для нового удара, поднял на ноги и внимательно оглядел. Затем, расстегнув ремень на джинсах, обошел ее кругом, сунул руку себе в трусы и стал мастурбировать.
– Ты должна нам кучу денег за перелет и фальшивый паспорт, который нам придется тебе сделать, потому что с твоим тебя завтра же отправят обратно в Мексику. Это помимо комнаты и еды. Будешь работать тут, пока не отдашь долг, потому что не знаю, как там у вас в Мексике, а у нас тут бесплатно ничего не бывает.
– Ригоберто сказал, ты поможешь мне найти работу…
– Вот твоя работа.
Стоя у Виолеты за спиной, Уго толкнул ее. Она упала на колени перед кроватью и сразу почувствовала на талии его мозолистые руки. Потом он вошел в нее. Было больно, она кричала и яростно отпихивала его, но он быстро кончил и ушел, а она осталась, сжавшись, лежать на полу. Она чувствовала на бедрах липкую жижу, на глазах выступили слезы. Собственная слабость бесила ее. Веки горели, но она не позволяла себе разрыдаться. Они не сделают из нее шлюху.
Наивная.
Ее насиловали снова и снова. Уго сменили другие. Весь следующий день ее не пускали в душ и не давали ни крошки еды. Поначалу она кричала, царапалась, сопротивлялась, но ей повторяли, что не дадут еды и не выпустят из комнаты, пока она не отработает долг. Наконец силы покинули ее.
Она лежала в полуобмороке, не чувствуя, что делают с ее телом. Думала о подругах, погибших на холме Кристо-Негро, о Несторе и его прощальном поцелуе в аэропорту. О том, как был с ней любезен Ригоберто. О странной тени, скользившей по стене на ранчо Санта-Касильда. Крылатая женщина, которую Виолета видела там, стала ее судьбой. Теперь она хохотала над девушкой. «Ийями Ошоронга, куда ты несешь меня?» Виолета погрузилась во тьму, думая, что умирает.
Она очнулась в трясущемся фургоне и попыталась встать. Через окошко была видна дорога, вся в ухабах, из-за которых ей никак не удавалось подняться. Она не знала, сколько прошло дней, а может, недель. От голода и боли она совсем утратила чувство времени, но помнила крики: «Жри, шлюха! А то еще сдохнешь тут!» Помнила воду на губах и отчаянное желание пропасть во тьме, из которой ее пытались вырвать. Ей хотелось погрузиться на самое дно, где сердце перестанет биться.
– С ней трахаться – все равно что с трупом.
– Вы мне ее угробите. За что я тогда столько денег отвалил?
Во втором голосе, доносившемся через стенку фургона, она уловила мексиканский акцент. Похоже, это Ригоберто. А первый, должно быть, Уго… Больше ей ничего не удалось разобрать. Фургон остановился. Она высунулась из окна и увидела пустое поле, тянувшееся до горизонта.
Дверь кузова открылась, и ее ослепил яркий свет. Уго вытащил ее из машины и поволок к дому, стоящему посреди поля. Около дома бегали куры. Он швырнул ее на диван и ушел, не сказав ни слова. Она видела, как на улице он разговаривает с каким-то мужчиной.
К ней подошла девушка, на вид лет двадцати, как и сама Виолета. Она откинула Виолете волосы со лба и улыбнулась:
– Мы позаботимся о тебе. Меня зовут Серена, а это Мария. Хочешь есть? Росаура испекла хлеб.
Виолета узнала мексиканский акцент. К ним подошли другие женщины, четыре или пять. Они выглядели хорошо и пахли чистотой. Женщины рассматривали ее с опасливым любопытством, как школьницы новую одноклассницу. Одна из них была беременна и, судя по огромному животу, не сегодня завтра должна была родить.
Глава 19
Установить личность жертвы оказалось нетрудно, хотя при погибшем не было личных вещей. В полицию позвонила его жена, обеспокоенная тем, что муж вечером не вернулся домой.
– Рамиро Бейро Мартинес, шестидесяти четырех лет, уроженец Беиги – это в нескольких километрах отсюда, – доложил Мигель Кастинейра, комиссар Ла-Коруньи. – Он был налоговым консультантом.
– Работал с крупными предприятиями?
– Напротив, с мелкими: барами, магазинчиками, мастерскими. Обычный человек. Приводов в полицию не было. Женат. Сыну двадцать три года. Жил рядом с пляжем Орсан.
– Как-то связан с верфью?
– Вроде бы нет. Мы поговорили с соседями Бейро, кое с кем из его клиентов… Все сходятся во мнении: он не из тех, кто станет впутываться в сомнительные делишки.
Они стояли у пляжа Риасор, возле Института судебной медицины. Буэндиа уже начал вскрытие.
– Наркотики, долги, любовница? – Сарате задавал вопросы комиссару, но не сводил глаз с Элены, которая стояла чуть поодаль и смотрела на океан.
– Насколько нам известно, он чист. Разве что у него была интрижка на стороне, о которой мы не знаем… Но, честно говоря, я в этом сомневаюсь.
Сарате поблагодарил комиссара и простился с ним, попросив создать Ордуньо все условия для осмотра места, где был обнаружен труп. Элена все так же стояла, не двигаясь, на берегу; ветер трепал ее каштановые волосы. Они решили дождаться первых результатов вскрытия, а потом отправиться к семье погибшего. По крайней мере, им не придется сообщать страшную новость вдове и сыну: это уже сделали полицейские психологи. Волны шумно разбивались о берег. Мальчишки играли на песке в футбол. Когда кто-то забивал гол, радостные вопли заглушал рев волн.
– Они должны быть как-то связаны, Бейро и Эскартин.
Элена машинально кивнула, соглашаясь с Сарате. По берегу, борясь с порывами ветра, медленно шел старик с тростью. Несколько девчонок счастливо хохотали, устроившись на лавке; одна из них пыталась зажечь сигарету. Элене вдруг захотелось плакать, но она тут же устыдилась своей слабости. Она понимала: сейчас дать волю слезам – все равно что расплакаться на дешевом фильме, который давит на эмоции. И все же от картин обычной жизни, которая продолжалась, несмотря на произошедшую трагедию, у нее теснило в груди. Как быстротечно время. Мы не замечаем, как оно утекает сквозь пальцы, пока не станет слишком поздно. Пока на смену улыбкам не придет горе.
– Ты как?
Элена уткнулась в плечо Сарате, он обнял ее.
– Ты любишь море? Кажется, я никогда не спрашивала тебя об этом.
– Я живу в Мадриде, – улыбнулся он. – Какой мадридец не любит море?
– Когда все закончится, давай съездим на море? Ты был когда-нибудь на Амальфитанском побережье?
– Я даже не знаю, где это.
– На юге Италии.
– Мог бы и догадаться: итальянские песни, лазанья, граппа…
Сарате было неуютно, он чувствовал себя предателем. Упоминание об Италии вызвало в памяти ночь, проведенную с Мануэлой. Он понимал: нелепо вести себя как подросток, изменивший своей девушке; нужно выбрать подходящий момент и рассказать обо всем Элене. Не та ночь, а обман может погубить их отношения.
– Хоть раз в жизни попробуешь настоящую, а не замороженную лазанью.
Нет, сейчас он не станет начинать этот разговор. Зачем портить такой прекрасный момент? Обнявшись, они стояли на берегу; перед ними яростно вздымались волны. Все остальное казалось неважным; ни прошлого, ни будущего, грозящего разлучить их, словно не существовало.
– У него вырезали те же органы, что и у Гильермо Эскартина: печень, мочевой пузырь, почти весь толстый кишечник и часть тонкого… Очевидно, у убийцы свой метод. И зашили его так же, как Эскартина: грубо и неумело, но при помощи хирургической нити и иглы.
Они с Буэндиа встретились у входа в Институт судебной медицины. Буэндиа опустился на лавку. Он выглядел усталым. Под глазами, в которых обычно светилось любопытство, появились иссиня-фиолетовые круги. Сарате задавал вопросы, но Элена догадывалась, что ответит судмедэксперт, и уже думала о другом.
– Такой же нитью?
– Результаты исследований будут чуть позже, но пока складывается впечатление, что такой же, даже из той же партии.
– Жертва защищалась?
– Под ногтями нет фрагментов чужой кожи. На костяшках пальцев никаких повреждений. Убийце не пришлось его связывать. – Буэндиа сжал пальцами переносицу и прикрыл глаза. – Могу предположить, что его усыпили. Жду результаты токсикологических анализов. Полагаю, найдут следы скополамина, как и у Эскартина.