– Кофе? Сейчас опять подсядет на наркоту. Якобы она переживает из-за смерти брата. Кто хочет, тот всегда повод найдет, – жаловалась ее мать.
В детстве Антония вместе с матерью продавала каштаны – от этого и пошло ее прозвище. Многие ее соседки жарили орехи и продавали их в кульках из газетной бумаги или из желтых страниц справочников.
– Моя мать стояла на улице Аточа, около рынка Антон-Мартин, пока ее не прогнала полиция. Ох и наголодались мы тогда! Поэтому я, когда выросла, и бросила торговать – решила, что найду себе любое другое дело, да хоть прислугой пойду.
Теперь они с Иоландой держали в Алуче, на улице Валье-Инклана, на первом этаже красного кирпичного здания маникюрный салон. Маленький, недавно отремонтированный, хоть и со странным дизайном. В гигантском зеркале на стене отражался истошно фиолетовый цвет стен и постеры с причудливыми разновидностями маникюра. Антония, сидя за столиком, мрачно оглядела свои владения:
– Торчишь тут весь день, красишь, а денег не хватает: все загребают китаянки, эти что хочешь тебе изобразят, хоть цветок, хоть фигурку, хоть что… Или буквы свои китайские. Они все придумывают, я уверена: нарисуют какую-нибудь завитушку и говорят, что это значит «счастье», а на самом деле – «говна поешь». Дочка половчее меня, когда не трясется от ломки. Только попробуй удержи ее от героина. Однажды я обратилась за помощью, так соцработник сказал, что я сама виновата: не сумела правильно воспитать детей. Представляете? Я чуть очки этому козлу не разбила.
Элена и Сарате поняли, что направить беседу в нужное русло не удастся и придется выслушивать жалобы Антонии в надежде, что потом она сообщит им хоть что-то полезное.
– Я знала, что Блас плохо кончит. Ему было лет шесть или семь, когда он сжег живьем кота. Бедное животное; мы звали его Дон Хулиан. Я спросила Бласа, зачем он это сделал, а он сказал: для развлечения. Если бы только я могла выгнать их из дома, и Бласа, и его сестру. Но матери такое не под силу. Сколько я к ним в тюрьму ездила – вы даже не представляете.
Она обращалась исключительно к Элене, словно не замечая Сарате.
– А их отец?
– Да кто ж его знает, где он шляется. Нам от него осталась только фамилия эта дурацкая, Герини. Говорят, итальянская, но кто знает… Отец моих детей был никакой не итальянец, подлец он был. Я с ним познакомилась в Карабанчеле. Откуда в Карабанчеле взяться итальянцу? Он в модной группе играл, называлась «Черные глаза», и я, конечно, клюнула на него, как дурочка.
– Чем в последнее время занимался ваш сын?
– Когда в последний раз вышел из тюрьмы, устроился охранником на какую-то дискотеку. Говорил, что исправился, но вы сами видите: ничего он не исправился, отсидел – и опять за свое… Кто его убил?
– Мы не знаем.
– Ну и не ищите особо: он заслужил.
– Вы знаете, что это за дискотека?
– Тут неподалеку, на улице Македа. Как называется, не помню, по мне, они все одинаковые.
– А ваша дочь вернется?
– Вряд ли. Бросит всех клиентов на меня, а прибыль от них такая, что проще сразу закрыться.
– В таком случае нам придется приехать еще раз. Нам очень нужно с ней поговорить. Пожалуйста, передайте ей это.
Дискотека Black Cat явно знала лучшие дни – худшие было трудно себе представить. Косоглазого управляющего визит полицейских явно не обрадовал, и он яростно отрицал, что Блас Герини работал на него. Впрочем, Элена и Сарате не сомневались в том, что он лжет: предварительно они зашли в ирландскую таверну неподалеку, и официант опознал Герини как охранника Black Cat.
– Подозреваю, что он не был у вас официально оформлен, но нам это неважно, мы не из службы занятости. Герини мертв, он на вас в полицию не заявит, а мы должны выяснить, кто его убил.
– Этого-то? Да кто угодно, – не задумываясь, отозвался управляющий. – И сестру его тоже могут. Если у вас есть хоть капля здравого смысла, держитесь подальше от семейки Герини. Они те еще подонки, уж я-то знаю.
Он рассказал, что Герини каждую ночь ввязывался в драку. Свою сестру он устроил в гардероб, и клиенты несколько раз жаловались, что у них что-то пропало из сумки или кармана пальто. А еще Блас приторговывал таблетками.
– Почему вы его не выгнали?
Управляющий печально улыбнулся:
– Я хотел, но Герини заявил, что ко мне зайдут его друзья.
– Что за друзья? – Сарате надеялся узнать имена, нащупать хоть какую-то ниточку, за которую можно потянуть.
– Понятия не имею. У охранников своя мафия. Там есть разные группировки: румыны, испанцы, болгары, латиносы… Они тебе угрожают, а ты терпишь, потому что, если избавишься от одних, сразу придут другие. Слава богу, он ушел.
– Давно?
– Пару месяцев назад; в один прекрасный день просто не вышел на работу. И сестра его тоже.
– С тех пор вы его больше не видели?
– Видел мельком два-три дня спустя. Я притормозил на светофоре, а он сидел в соседней машине, белой «фиесте».
– Вы не запомнили номер?
– С какой стати? – Управляющий нахмурился, как будто вопрос инспектора его обидел. – Кто вообще запоминает номера? Такое только в кино бывает. Белая «фиеста», он сидел сзади, а впереди – пара качков, небось тоже охранники.
Сарате оставил управляющему визитку – на случай, если тот вспомнит что-нибудь еще.
– Как он тебе? – спросила Элена уже на улице.
– Интересный персонаж. Странно, что он сразу не раскусил Герини, хотя тот был типичным бандитом. И есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя.
– Какая? Любопытно, об одном мы с тобой думаем или нет?
– Смотри, Герини вытаскивают из тюрьмы, и он тут же находит работу на дискотеке. Управляющий, видимо от страха, соглашается принять и его сестру. И вдруг Блас исчезает. Почему?
– Очевидно, нашел работу получше.
– Ты имеешь в виду убийство этих женщин?
– Почему нет? Не забывай, что он был киллером. Кто-то мог его нанять.
– Возможно. Тебя это тоже насторожило?
Элена улыбнулась и покачала головой:
– Не это. У Герини было много судимостей, он сидел за убийство. Как ему с таким послужным списком удалось освободиться досрочно? Надо поговорить с судьей Национальной коллегии, который его выпустил. Его решение стоило как минимум шести жизней.
Глава 30
К заброшенному зданию на улице Ресина в Колонии-Маркони тянулась вереница мужчин и женщин. Большинство – худые, в толстовках с капюшоном, чтобы спрятать лица. Они исчезали за дверью, словно тени. Ордуньо припарковался в сотне метров от входа. Раньше в этом здании располагался склад, но после набега «термитов», которые вынесли все, что можно продать, оно превратилось в наркопритон. Жалобы соседей, требовавших его сноса, не давали результатов, и наркоторговля продолжала процветать.
Вдруг в окно машины постучали. Африканка с обнаженной грудью предложила Ордуньо минет за двадцать евро.
– Я дам тебе пятьдесят, если скажешь, где искать эту девушку.
Ордуньо прижал к окну фотографию Дели, скопированную из ее дела, немного опустил стекло и просунул наружу купюру. Африканка жадно взглянула на нее и нервно покосилась на заброшенное здание.
– Не бойся, я просто хочу с ней поговорить.
– Там кого только нет, – ответила девушка, выхватила купюру, спрятала ее в трусы и, стуча каблуками, удалилась.
Этого ему было достаточно. Ордуньо оказал Рейес услугу, о которой та просила: позвонил Марине и попросил уговорить Дели встретиться с ним. Но Марине не удалось увидеться с Дели: хоть та и ждала суда за убийство, ей разрешили покинуть Сото-дель-Реаль.
«Я знаю, где ее искать, – сказала Марина. – Дели наркоманка. Как только она выйдет за ворота тюрьмы, отправится в наркопритон на улице Маркони. Она мне как-то говорила, что там один африканец продает ей в кредит».
Прежде чем положить трубку, Ордуньо пообещал проведать ее, как только выдастся свободный день. Если понадобится, он использует свои связи, чтобы добиться свидания наедине. Он не лицемерил: ему и правда хотелось заняться с Мариной любовью на простынях в цветочек. Правда, он предпочитал не задумываться о причинах своего нетерпения: возможно, дело было вовсе не в Марине, а в воспоминаниях о Рейес и туалете отеля «Веллингтон».
Один из входов в здание преграждала гора мусора. Второй располагался неподалеку и был наполовину скрыт буйной растительностью, захватившей часть тротуара. Туда и проскальзывали тени, которые Ордуньо видел из машины. Он засунул руки в карманы куртки и нащупал рукоятку пистолета. Это придало ему уверенности, и он последовал за тенями.
В зале, некогда служившем вестибюлем, воняло экскрементами и гнилью. Высокий потолок, полупровалившаяся крыша, оконные проемы с выбитыми стеклами. Закат окрашивал помещение в медные оттенки. На второй этаж вела лестница без перил. Внизу не было никого, кроме женщины, спавшей на полу в позе эмбриона.
«Термиты» вынесли даже балки, поддерживавшие своды здания, чтобы продать на металлолом. Ордуньо поднимался по ступенькам и думал, что этот карточный домик может в любой момент рухнуть. Стена у лестницы почернела от пожара; темное пятно тянулось на второй этаж, где, очевидно, и вспыхнул огонь. Наверху Ордуньо попал в огромное пространство без стен; повсюду валялся мусор. Напоминавшие трупы люди лежали на полу; кто-то курил крэк, кто-то спал на собственных экскрементах. До Ордуньо донесся сдавленный шепот какого-то старика: у того уже не осталось сил громко жаловаться на боль. Около металлического бака, из которого вырывалось пламя, стояли несколько африканцев; они пили и смотрели в телефоны. Один из них заметил Ордуньо и направился к нему со стальной балкой наперевес.
– Чего приперся? – прошипел он с сильным акцентом.
– Мне проблемы не нужны, я просто ищу одного человека. Я знаю, что она где-то здесь, и хочу увести ее… на пару ночей в отель. Мы с ней друзья.
Ордуньо достал фотографию Дели. Африканец улыбнулся, обнажив мраморные зубы:
– Повезло твоей шлюхе. Да, она где-то тут, ты и сам знаешь. Но смотри, не спускай с нее глаз. А то опять сюда прибежит.