– Виолета! Что ты здесь делаешь?
На пороге стояла обеспокоенная Дорита.
Виолета погладила живот.
– Он что-то сегодня вертится.
– Лусио тебя видел?
– Нет, не волнуйся.
Лусио в это время обычно дремал под кондиционером у себя в машине после обильной трапезы и возлияний.
– Чимита, пойдем, сынок. А ты, Виолета, будь осторожнее, как бы тебя не увидел Паночо. Лучше возвращайся в дом. Знаешь ведь, он не любит, когда вы выходите на улицу в самую жару.
Мальчику не хотелось уходить, и, перед тем как сесть в машину, он в последний раз изо всех сил пнул мяч. Мяч укатился в кусты. Виолета посмотрела на облако пыли, которое поднял «фиат» Дориты, и оглянулась по сторонам в поисках тени. Прошла мимо курицы – та взъерошила перья и нервно заквохтала: боялась, что Виолета заберет ее яйцо.
Виолета села в плетеное кресло на веранде и закрыла глаза. Ее мутило от ощущения, что внутри шевелится новая жизнь; пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от мыслей о ребенке.
Она не знала, как долго так просидела. Вдруг на дороге появилась синяя машина. Лусио ездил на красной, которая сейчас стояла во дворе, Виолета видела это. У доктора – спортивный автомобиль, у Ригоберто – «порше». Херардо, возлюбленный Серены, водил «сеат панду». Значит, это кто-то незнакомый, подумала Виолета и даже обрадовалась: кто бы ни приехал на ферму, он внесет разнообразие в их монотонную жизнь.
Она заметила, как из своей машины вышел заспанный Лусио. Появление гостя ему явно не понравилось. Они обменялись парой фраз, а через несколько секунд раздался выстрел, и Лусио рухнул на землю. Виолета в ужасе спряталась за курятником, а незнакомец быстрым шагом направился к дому. Оттуда выскочила напуганная выстрелом Елена; она была на четвертом месяце.
– Это у тебя ребенок Сузы? – спросил мужчина.
И тут же, не дожидаясь ответа, выстрелил ей в лицо. Потом зашел в дом, и раздались еще два выстрела: видимо, он убил Исабель – она была на шестом месяце, и Марию – та была на седьмом. На улицу выбежали Галина, прибывшая на ферму последней, и Серена (она была уже на девятом месяце); обе кричали, хоть и знали, что никто их не услышит. Далеко убежать им не удалось: мужчина спокойным шагом последовал за женщинами и меткими выстрелами в затылок убил обеих: они упали на землю, а брызги крови на мгновение зависли в воздухе.
Виолета, тяжело дыша в своем укрытии, инстинктивно прижала ладони к животу. Ей вдруг отчаянно захотелось спасти этого ребенка, дать ему жизнь. Она молилась: только бы убийца не знал, сколько женщин живет на ферме! Но тот уже обходил дом, внимательно глядя по сторонам: он все знал и искал ее. Мужчина решительно зашагал к курятнику; у Виолеты закружилась голова. Пытаться бежать бесполезно: с таким животом далеко не уйдешь, а потом, вокруг чистое поле. Тогда она решила выйти из укрытия и молить о пощаде.
– Прошу вас, пожалуйста, я ничего не знаю…
Но мужчина не опустил оружие, и она бросилась бежать. Успела сделать всего несколько шагов – и получила выстрел в спину. Тело пронзила острая боль. Последнее, что она видела перед тем, как потерять сознание, был мячик Чимиты. Затем ее окутала странная горячая тишина. Это Ийями Ошоронги накрыла Виолету своими крыльями. Две яркие точки в темноте – глаза ориша. Та что-то ей говорила. «Это месть». Слова еще звучали в голове Виолеты, когда темнота внезапно отступила, будто кто-то поднял жалюзи. Солнечные лучи расплавленным свинцом лились на дом; Виолета заморгала, не понимая, происходит все это на самом деле или она бредит.
Чужак, весь в крови, вонзил нож Серене в живот, сунул руку в рану, пошарил там и вырвал из мертвого тела ребенка. Его плач, возвещавший рождение новой жизни, разнесся по пустошам, окружавшим ферму Лас-Суэртес-Вьехас.
Виолета испытывала нечто большее, чем просто ужас. Она не хотела смотреть, но не могла отвести взгляд, и страшные образы оседали в ее сознании. Мужчина вспорол живот всем женщинам, вырвал из чрева каждой ребенка и швырнул его на землю, к ногам мертвой матери. Плач ребенка Серены стих, теперь до Виолеты доносился душераздирающий крик ребенка Марии, но и тот вскоре смолк.
Виолета знала: она следующая. Она ощупала спину и почувствовала, что из раны течет кровь. Во чреве шевелился ребенок, требуя, чтобы она выполнила приказ Ийями Ошоронги. «Это месть». Чужак опустился рядом с ней на колени. Он отложил нож, чтобы сорвать с Виолеты одежду, а когда снова потянулся за ним, не нашел: Виолета действовала быстрее. Она схватила нож и вонзила его в шею мужчины, пониже кадыка; кровь фонтаном брызнула ей в лицо.
Все вокруг окрасилось в алый цвет, вопли матерей и детский плач слились в голове Виолеты в безумный хор.
Глава 38
– Мой муж не виноват, – уверяла Дорита. – Он мне сто раз говорил, что надо позвонить в полицию, а у меня смелости не хватило… Конечно, эти бедные женщины такого не заслужили… Я трусиха, но боялась не столько за себя, сколько за сына, за Чимиту. «Надо восстановить справедливость». Так считает Виолета, и, наверное, она права.
– Кто такая Виолета?
Дорита не ответила. Она закрыла лицо руками. Прическа у нее растрепалась.
После задержания Дориту и ее мужа Бениньо отвезли в полицейский участок Сан-Леонардо-де-Ягуэ. Здесь не было даже камеры для допроса, поэтому они сидели в кабинете под мигающей лампочкой. Снаружи завывал ветер, дождь никак не утихал.
– В тот день я закончила работу. Все было в порядке, женщины легли поспать, а я поехала домой. На полпути Чимита спохватился, что забыл мяч. Игрушек у него немного, и я решила вернуться на ферму. Такого кошмара я не ожидала.
Сарате и Элена молча слушали Дориту. С ребенком остался Ордуньо; они ждали соцработника. Ночевать Чимите предстояло в детском доме.
– Паночо лежал на земле. Вместо лица у него было кровавое месиво. А на крыльце лежали женщины: Серена, Исабель, Мария, Елена и Галина. Все мертвые. Им вспороли животы и… и выпотрошили. Чуть поодаль лежал еще один мужчина, его я никогда не видела, тоже мертвый. А Виолеты нигде не было. Я говорила с ней незадолго до того… Она была не такая, как остальные. Когда приехала, подружилась с Росаурой, кубинкой… Они обсуждали всякое шаманство, своих богов. Имена у этих богов странные… Но девушки друг друга понимали… А потом Росаура умерла при родах, и Виолета осталась совсем одна. Болтала иногда с Сереной, та тоже была мексиканкой, но я видела, что Виолете плохо, поэтому всегда старалась перекинуться с ней парой слов. Мне было ее жаль, такая она была потерянная…
– А остальные что, были счастливы? Трудно поверить, что женщина, которая живет в рабстве и бесконечно рожает, зная, что ее детей купят незнакомые люди, может выглядеть довольной.
У Дориты не было ни сил, ни аргументов, чтобы спорить с Эленой. По ее толстым щекам бежали слезы; она шмыгнула носом.
– Может, и не были, но кто вообще счастлив в этой жизни? А может, и были, по-своему…
Элена и Сарате холодно смотрели на нее. Они не испытывали ни капли сочувствия к женщине, хранившей в холодильнике замороженных младенцев.
– Вам удалось найти Виолету?
– Сначала я решила, что все это ее рук дело, но потом вошла в дом и… Никогда не забуду эту картину… Дети, все в крови и грязи, лежали на диване. Их выложили в ряд, по размеру… Самый маленький совсем еще зародыш, это, должно быть, Галины, она была всего на пятой неделе… а остальные…
– Вы утверждаете, что кто-то играл с ними… как с куклами?
Дорита кивнула.
– Но это же безумие. Кто способен на такое? – вмешался Сарате.
Эта картина – мертвые дети на диване – полностью завладела его воображением. Он даже представил, как тот, кто их раскладывал, подражал их голосам.
– Виолета. Она лежала на полу в луже крови.
– Живая?
– Она лежала без движения. Но потом тело свело что-то вроде судороги. Я подошла ближе и увидела рану на спине, но ребенка у нее не вырезали. Думаю, от пережитого у нее начались роды, и от схваток она очнулась. Я даже в родзал ее отвести не успела, она родила прямо там, в гостиной… Я приняла много родов, больше пятидесяти, но это был безнадежный случай. Ребенок родился мертвым.
Им больше не пришлось задавать вопросы. Дорита сама рассказала обо всем. Она спустилась в подвал за медицинскими инструментами и лекарствами и оказала Виолете первую помощь. Та говорила, не умолкая, описала мужчину, который приехал на ферму, убил матерей и вырвал из их животов детей. Дорита извлекла пулю и остановила кровотечение. У Виолеты поднялась температура, она бредила. Дорита хотела увезти ее к себе домой и там спокойно решить, как быть дальше, но Виолета отказывалась: не хотела бросать детей. Так она их называла. Она стала агрессивной. Чтобы успокоить Виолету, Дорита согласилась забрать с собой в Усеро пять детских трупиков: взяла побольше льда и сложила их в чемодан. Она не помнила, как добралась до дома; мозг кипел, как скороварка. В отеле Дорита спустилась в погреб, выкинула все из морозилки и спрятала там тела детей. Виолета не хотела с ними разлучаться, бормотала что-то бессвязное. Позже Дорита разобрала мантру, которую, не переставая, твердила девушка: «Это месть. Ийями Ошоронга хочет, чтобы я восстановила справедливость, судьба требует, чтобы все вернулось на круги своя».
– Она уснула прямо в погребе. Мы с мужем глаз не сомкнули, я все ему рассказала. Он хотел идти в полицию, даже позвонил туда, но я заставила его повесить трубку. Вы не думайте, я испугалась не того, что меня осудят за работу на Лас-Суэртес-Вьехас. Я думала о сыне, потому что он мне сын, и неважно, кто его родил. Никто не позаботится о нем так, как я. А если бы я пошла в полицию, его бы точно забрали. Так ведь в итоге и вышло: его у меня забрали.
Лампочка погасла, и несколько секунд они сидели в темноте, слушая всхлипывания Дориты. Когда свет, мигнув несколько раз, зажегся снова, Сарате пристально посмотрел на Элену – то ли с ужасом, охватившим его от этой истории, то ли с упреком. Возможно, он считал, что, желая во что бы то ни стало удочерить Михаэлу, Элена уподоблялась Дорите. Элену захлестнула волна печали: как сложно смириться с тем, что взгляд Анхеля, раньше полный любви, теперь выражал лишь ненависть. И все же, сделав над собой усилие, она продолжила допрос: