– Так вот оно что. Фотографии с непонятно чьего телефона. Будете меня шантажировать? По-видимому, таковы ваши методы.
– Эту фотографию сделала Моника. А теперь она мертва. Почему Монику убили, да еще таким способом? Вы не знаете – или вам это неинтересно?
– Будьте любезны, уберите это. Мы с вами, в отличие от Моники, люди воспитанные.
Элена засунула телефон в сумку и встала. Она выиграла первую схватку: судье Бельтрану пришлось признать свои отношения с Моникой.
– Как долго вы были знакомы с Моникой Сузой?
– Недолго, месяцев восемь или девять… В последний раз мы виделись больше месяца назад. И хорошо, потому что от нее были одни проблемы.
– Проблемы?
– Именно. Она была с червоточиной, во всем искала выгоду. Я перестал с ней встречаться. Конечно, я предпочел бы, чтобы ее не убивали таким жестоким образом, но не стану изображать горе, которого не испытываю.
– Вы так и не спросили, почему ее убили.
– Думаете, я не догадываюсь, инспектор? Несколько недель назад вы приезжали сюда в связи с убийством нескольких человек на ферме Лас-Суэртес-Вьехас. Думаю, вам удалось установить связь между Моникой и тем делом. Разве я не прав?
– Назовите хотя бы одну причину, по которой я должна делиться с вами информацией. Вы ведь так и не рассказали нам ничего о Монике.
– Господин Бельтран, – решил вмешаться Сарате. – Полагаю, вы в курсе того, что происходило в Лас-Суэртес-Вьехас. Это был нелегальный бизнес, на ферме держали суррогатных матерей. Нам удалось установить личности большинства мужчин, которые прибегали к их услугам. Почти все они мертвы. Но одного отца в нашем списке не хватает. Того, чью сперму привезла на ферму Моника Суза.
– Вы думаете, это был я? Что за безумие!
– Мы не так хорошо храним секреты, как вы, – вступила Элена. – Подумайте, что будет, если эта история просочится в прессу. Судья Национальной коллегии, транссексуал, нелегальный бизнес, услуги суррогатных матерей…
Бельтран встал с кресла, с недовольным видом пересек кабинет и сел за стол, снял очки и потер глаза. Сарате и Элена молча ждали, когда судья перестанет притворяться и наконец скажет правду. Как ни странно, в эту минуту Сарате был почти счастлив: совместный допрос напомнил ему о былой близости с Эленой. Как жаль, что теперь они так отдалились друг от друга. Ему захотелось рассказать ей все, что он узнал о смерти отца. Объяснить, что он должен восстановить справедливость. А потом обнять ее и спросить, как там Малютка… то есть Михаэла.
Элена не сводила глаз с судьи.
– Одна из матерей с фермы выжила. Теперь она мстит за то, что с ней сделали, и, если вы имеете к этому отношение, она доберется и до вас…
– Я не связан с этой фермой. По крайней мере, не так, как вы думаете. Полагаете, я дал бы сперму Монике? Вы правда считаете, что я на такое способен?
– В таком случае какую роль вы сыграли в этой истории?
Судья устало посмотрел на них.
– Я расскажу, но вы должны будете сохранить все в тайне. Вы согласны? – Элена и Сарате молчали, и судья продолжил: – Я делаю это не потому, что испугался ваших нелепых угроз, а потому, что из-за вашего вмешательства может погибнуть дело многих лет. Дело всей моей жизни.
– Что вы расследуете?
– Коррупцию в полиции. Вам это может показаться донкихотством, но я стремлюсь очистить нашу элиту от заразы, которая так вредит обществу.
– Как с этим расследованием связана ферма суррогатных матерей?
Бельтран, слегка улыбнувшись, посмотрел на Элену:
– Вы наверняка догадываетесь, инспектор. Ферму покрывала полицейская бригада из Вильяверде под руководством Анхеля Кристо. Вам известно это имя? Полагаю, что да. Я не считаю, что они плохо работают; они просто пока не поняли, что вершить правосудие – не их прерогатива. Я уверен, вам удалось выяснить, что погибшего Гильермо Эскартина внедрили в эту бригаду, чтобы провести внутреннее расследование.
– Это вы отправили Эскартина в Вильяверде?
Судья кивнул:
– Они называют себя Отделом. Эскартин проделал огромную работу; долгое время притворялся наркоманом и сумел завоевать доверие Кристо. Тот поручил ему возить лекарства на ферму в Сории… Лас-Суэртес-Вьехас. Эскартин просил меня вмешаться, но я сказал, что еще не время.
– И вы предпочли промолчать, когда он погиб. – Сарате не скрывал презрения. Эскартин, как и другие полицейские, работавшие под прикрытием, был для судьи не более чем разменной монетой. – Когда мы стали выяснять, кто его убил, перед нами захлопывались все двери. Если бы не вы, мы смогли бы предотвратить другие преступления…
– По-вашему, он первый погиб при исполнении? Я обязан соблюдать секретность. Если бы я рассказал все, что знаю… Вы представляете, сколько лет я занимаюсь этим расследованием?
– Мы могли бы сотрудничать. – В голосе Элены звучало отчаяние. – Эскартина убили не полицейские. Мы могли бы раньше выйти на ту ферму. Может, Рамиро Бейро и Даниэль Мерида были бы сейчас живы. Вы принесли их в жертву! Неужели ваше расследование того стоило?
– Отдел – лишь одно звено в этой цепи, инспектор Бланко. Не думайте, что я посвятил всю жизнь расследованию коррупции в одном полицейском участке. Следы из Вильяверде тянутся на самый высокий уровень. Я хотел добраться туда и разрушить эту порочную систему, хотел, чтобы она развалилась, как карточный домик… Я занимаюсь этим уже тридцать лет, с того дня, как пришел работать в Национальную коллегию. И однажды уже совершил роковую ошибку.
– Что вы имеете в виду под «самым высоким уровнем»?
– Лучше не будем об этом.
– И при чем тут Моника?
Бельтран признал, что некоторое время назад потерял голову из-за Моники. Он был женат и не гордился этой связью, но не смог устоять перед ее чарами. Он познакомился с ней в кафе на улице Галатеа, а позже узнал, что она жила неподалеку. Судья слишком доверял любовнице. Они встречались в «Пети-Паласе», и однажды он застал Монику за просмотром своих рабочих документов – она рылась в его портфеле. Так Суза узнала о существовании фермы Лас-Суэртес-Вьехас и о том, что она принадлежит мексиканцу по имени Ригоберто, который также владел борделем в отеле «Торребуэна».
Сарате не удавалось сосредоточиться на монологе судьи. Тридцать лет назад, сказал Бельтран. Тридцать лет назад он решил добраться до самой верхушки, но совершил ошибку. Неужели судья Бельтран стоял во главе расследования, в ходе которого погиб Эухенио Сарате?
Судья тем временем рассказал, что Монику интересовали только деньги; она пыталась шантажировать его при помощи компрометирующих фотографий. Та, с пенисом, – пустяк, на ней нет его лица, но были и другие.
– Я рассказываю вам все это, инспектор Бланко, чтобы вы поняли: в этой истории я не злодей. Да, я совершал ошибки, а кто их не совершал?
– Вы расследовали дело «Мирамар»?
Элена непонимающе посмотрела на Сарате. Бельтран, казалось, тоже был озадачен.
– Так называлось мое первое дело.
– Почему вы закрыли его, не вынеся приговор?
– Сарате, о чем ты? Что еще за дело «Мирамар»?
– Я не закрыл его. – Судья проигнорировал вопрос Элены. – Меня отстранили.
– Гильермо Эскартин – не единственный агент, погибший в ходе вашего расследования. В девяносто первом по вашему распоряжению под прикрытием работал еще один полицейский. В официальном отчете говорится, что он погиб во время облавы на наркоторговцев, но это неправда. В это не верил даже Вальес, сотрудник, который составлял тот отчет. Дело отправили в управление собственной безопасности, и через некоторое время о нем забыли… Так же, как вы пытаетесь забыть о гибели Гильермо Эскартина.
– Иногда приходится мириться с поражением и готовиться к следующим битвам.
– Вы помните, как звали того полицейского? Или его имя вы уже забыли?
– Сарате, ради бога… Что происходит?
Анхель вдруг подскочил к судье и схватил его за грудки.
– Я вызову охрану! Отпустите меня!
– Как звали того агента?
Элена попыталась оттащить Сарате от Бельтрана, но он оттолкнул ее и швырнул судью на стол. Оторвавшиеся от рубашки пуговицы застучали по полу.
– Его звали Эухенио Сарате. Это был мой отец. Кто его убил?!
– Если хочешь жить, прекрати задавать этот вопрос!
Сарате был вне себя. Он не слышал ни криков Элены, ни шума, поднятого охранниками, – в конце концов тем удалось вытолкать его из кабинета. Последнее, что увидел Анхель: судья Бельтран сидит за столом в рваной рубашке, закапанной кровью, и с разбитой губой. Ярость захватила Сарате целиком. Он не мог ни говорить, ни думать и рвался обратно в кабинет, чтобы избивать Бельтрана до тех пор, пока тот не скажет, кто убил его отца.
– Да что с тобой такое, ты совсем рехнулся?! – негодовала Элена. – Ты все запорол! Бельтран наконец заговорил, а ты набросился на него!
Сарате шагал туда-сюда по тротуару, сжимал и разжимал кулаки, не поднимая глаз от земли и прерывисто дыша. Рядом кипела обычная городская жизнь: таксист кричал на курьера, обогнавшего его справа, мальчик пинал дверь дома, а его усталый отец молча стоял рядом, из магазина одежды доносилась электронная музыка.
– Мне пришлось пообещать, что мы будем хранить в секрете его отношения с Моникой, иначе он отправил бы тебя в тюрьму, слышишь, Анхель? Из-за твоего идиотского припадка единственный человек, который мог помочь во всем разобраться, больше не скажет нам ни слова.
– Он мерзавец. Бельтрану плевать, что будет с агентами, ему нужна только слава, вот почему он хочет довести это расследование до конца…
– Что ты несешь? Он тридцать лет борется с коррупцией в полиции.
– И ты в это веришь? – Он наконец остановился и посмотрел Элене в глаза.
– Мы пешки, Сарате. Смерть Эскартина – кошмар, как и смерть твоего отца. И если что-то случится с Рейес, это тоже будет кошмар. Но все трое – полицейские, они знали, на что идут: это тяжелая работа, на которой приходится рисковать жизнью.
– Кому и зачем было нужно, чтобы они умерли?