– Не рассказывайте мне сказки, господин судья. Моника сказала…
– Моника была лгуньей и обманщицей. Посмотри на меня! Ты что, не видишь, сколько мне лет? Да я почти старик, зачем мне ребенок от суррогатной матери?
– Все мужчины лгут. Все. Моника тоже была мужчиной, так что я не удивлена… но, думаю, на этот раз она не солгала. Перед смертью человек не отваживается лгать… Ты отец моего сына.
– Она меня шантажировала… Я не хотел. Тебе не понять… Многие люди мечтали расправиться со мной: если не убить, то хотя бы разрушить мою карьеру. Это полицейские, я всю жизнь расследую их преступления, и они меня боятся. Они крышуют бордели и нелегальные казино; на них работают киллеры, благодаря ним процветал бизнес на этой ферме… Ты слышишь меня? Я пытался положить этому конец!
Виолета опустилась рядом с ним на колени, по-прежнему держа ребенка на руках.
– Это не объясняет, как твоя сперма оказалась внутри меня…
– Я слабый человек. – Рыдания душили Бельтрана. – Не стоило мне связываться с Моникой, но я не смог устоять… «Каждый день воскресать, каждый день начинать с начала. Пусть вас не терзают совершенные ошибки, если есть добрая воля начать заново». – Бельтран попытался поймать взгляд Виолеты. – Так проповедует святой Хосемария… И, клянусь тебе, я каждый день пытался начать новую жизнь. Я говорил себе, что больше не подойду к Монике, что это не по-христиански. Я женат, у меня двое детей, у каждого из них семья, они – моя жизнь…
– Ийями Ошоронгу не трогают твои слезы… правда?
Виолета посмотрела в темноту родильного зала. Казалось, она кого-то видела там.
– Я говорю правду! – Бельтран отчаянно забился на полу. – Монику использовали, чтобы шантажировать меня. Она передала сюда мою сперму, чтобы покончить с моей карьерой, с моей жизнью! Ты понимаешь, что со мной сделает «Опус Деи», если всплывет, что я…
– Он спрашивал, кто носит сына Сузы… В тот день, когда всех убил… – Виолета положила ребенка на пол. Воспоминания вдруг захватили ее. – Тот, кто убил нас, кто вырезал наших детей. Он спрашивал, кто носит сына Сузы, но мы не знали, и тогда он решил убить всех.
Паника Бельтрана вдруг сменилась набожностью:
– «И так обновляешься, так побеждаешь себя: каждый день – воскресение, вера, что в конце пути нас ждет любовь».
– Ты знаешь, что твоего бога нет?
«Ибица» Виолеты стояла около дома с включенным двигателем и открытыми дверцами. Фары освещали бесплодную землю. Сарате убедился, что машина пуста, и осторожно вошел в прихожую; было темно, только тусклый свет убывающей луны просачивался в окна. Он сразу заметил уходящие вниз ступеньки. Из подвала доносился нежный женский голос. Лестница была в два пролета. Сарате спустился на несколько ступенек и остановился там, где она делала поворот. Оттуда он видел Виолету; ее освещал фонарик в телефоне.
– Скажи мне, что это неправда!
– Я не хотел, но Герини… Он был просто чудовищем…
– Он был чудовищем?! А ты тогда кто?! Это ты его послал!
– Я очень раскаиваюсь! Клянусь, каждую ночь я молю Бога о прощении…
Виолета резко наклонилась к Бельтрану, послышался странный звук. Сарате не мог разобрать, что происходит, пока девушка не поднялась. В руке у нее блеснул нож. Она распорола Бельтрану живот. Кровь заливала пол.
– Отойди от него! – крикнул Сарате.
Виолета не удивилась и не испугалась. Она смотрела на полицейского, который наставил на нее пистолет, как на голограмму, не имеющую никакого отношения к ее реальности.
– Брось нож на пол!
– Ийями Ошоронга замкнет круг. Судьбе нужно, чтобы все вернулось к началу; тогда порядок вещей будет восстановлен. Каждый ребенок вернется к отцу. Я вернусь к началу.
Сарате медленно преодолел последний пролет лестницы. Бледные губы судьи шептали молитву.
– Препоны, что встречаются на твоем пути, сложи к ногам Христовым, чтобы Он был высоко и восторжествовал, и ты вместе с Ним. Никогда не бойся, исправляйся, начинай заново, пробуй снова и снова, и в конце, если у тебя не будет сил, тебе поможет Господь. Он облечет тебя святостью.
Виолета встала на колени рядом с Бельтраном, отложила нож и взяла на руки ребенка.
– Мой маленький Зенон! – Она поцеловала трупик в лоб. – Мне придется оставить тебя с папой.
Она положила ребенка в истекающее кровью чрево Бельтрана и подняла глаза на Сарате, который все еще целился в нее.
– Почему ты не стреляешь? Я закончила.
– Уходи. Меня интересует только он. – Сарате опустил оружие. – Я скажу, что, когда я приехал, тебя тут уже не было.
Виолета смотрела на него непонимающе. Она привыкла, что мужчина удерживает и принуждает… Мужчина никогда не отпустит тебя просто так.
– Ну же, уходи!
Она все еще колебалась. Наконец в последний раз погладила Зенона, не торопясь встала, прошла мимо Сарате, поднялась по лестнице и скрылась в темноте.
Анхель перерезал стяжки, которыми Виолета стянула руки и ноги Бельтрана, вынул плод, снял рубашку и попытался заткнуть ею кровоточащую рану.
– Ты нужен мне в сознании. Клянусь, я вызову скорую, как только ты расскажешь то, что я хочу знать.
– Я грешник. Я, как и ты, считал себя лучше других… Думал, всему, что я делаю, есть оправдание, думал, мне нельзя проиграть… Я был нужен обществу, но я всего лишь грешник.
Сарате дал ему пощечину.
– Кто убил моего отца?! Кто стоял за делом «Мирамар»?!
– Если я скажу тебе… я передам тебе… свой крест…
– Говори!
– Клан…
– Что за Клан?
Но судья больше не мог говорить.
– Что такое Клан?
Бельтран подумал, что так, должно быть, умирали мученики. Его взгляд затуманился, в ушах свистело. Он больше не слышал криков полицейского. Судья вспомнил о жене и мысленно попросил у нее прощения. Бельтран надеялся, что тьму рассеет свет Всевышнего и Господь примет его, простив ему все грехи.
Глава 66
После Усеро качество дорожного покрытия ухудшилось; из-за рытвин и плохой видимости Элене пришлось сбросить скорость. Вместо «Лады» она взяла один из автомобилей ОКА и всего за полтора часа добралась из Мадрида до Сории. Конечно, проще было бы связаться с местной гражданской гвардией, но Элена боялась за Анхеля. Она не знала, что тот собирался делать с Бельтраном, но понимала: Сарате готов на все, чтобы узнать правду об отце.
После крутого поворота ее ослепили фары встречного автомобиля. Машина мчалась на бешеной скорости с включенным дальним светом. Дорога была узкой, а деревья на обочине не оставляли пространства для маневра. Элена несколько раз нажала на клаксон, предупреждая об опасности, но водитель встречного автомобиля только прибавил скорость. Столкновение было неизбежным. Элена понимала: развернуться не получится, а сбросить скорость – значит подвергнуть себя еще большей опасности. Оставалось надеяться только на прочность и надежность своего автомобиля. За миг до столкновения она узнала марку встречной машины – «сеат ибица», и различила внутри женский силуэт.
Ремень впился Элене в грудь, выскочила подушка безопасности. В шее что-то хрустнуло. Ее завертело, и она уже не понимала, где верх, а где низ. Фары «ибицы» продолжали слепить глаза, стекла у обеих машин вылетели. Элена чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. В ушах звенело, голова раскалывалась, спину пронзила острая боль, но ей все же удалось остановить машину и поставить ее на ручной тормоз.
Ощутив во рту металлический привкус крови, Элена поняла, что разбила губу, ударившись о руль. Она отстегнулась и попыталась открыть дверь, но та не поддавалась. Элена дернула сильнее, и снова почувствовала боль в спине. В конце концов ей удалось выбраться. Она с трудом держалась на ногах и не понимала, где находится.
Постепенно мир вокруг перестал вращаться. Ее машина стояла на обочине, в нескольких сантиметрах от дерева. В осколке бокового окна инспектор увидела свое отражение – бледная, с губы капает кровь. Элена попыталась выпрямиться, но по спине вновь будто пропустили ток.
В нескольких метрах позади она увидела «ибицу» – она была перевернута и дымилась; колеса все еще крутились. Элена с трудом подошла к автомобилю. Задние двери выбило, а водительская сложилась гармошкой. Элена наклонилась и заглянула в окно. На груде железа лежало тело женщины. Она была не пристегнута.
– Виолета! Ты меня слышишь? Виолета!
Ответа не было. Элена влезла в машину через заднюю дверь и схватила Виолету за руку, пытаясь нащупать пульс. Виолета не могла погибнуть вот так, это было бы несправедливо. Если во всей этой безумной истории хоть кто-то заслуживал второго шанса, то это она. Что перевесит, когда ее станут судить: ее страдания или совершенные ею жестокие убийства?
Элене удалось протащить тело между передними сиденьями: вместо лица – кровавое месиво, одна нога согнута под невероятным углом. Она с трудом выволокла Виолету из машины. Пахло бензином, и инспектор боялась, что «ибица» вот-вот взорвется. Она без сил упала на асфальт, закрыв глаза. Все тело горело, было больно дышать, возможно, она сломала ребро. Надо вернуться в свою машину, взять телефон, позвонить в скорую…
Вдруг Элену ударили в живот, и она почувствовала рвотный позыв. Виолета пришла в себя. До того как Элена успела отреагировать, девушка села на нее сверху и крепко схватила за запястья. У Виолеты был сломан нос, на лбу зияла рана, кровь заливала лицо. Откуда в ней столько сил? Она должна была умереть! Неужели кто-то из ее богов вдохнул жизнь в истерзанное тело?
– Она солгала мне! – крикнула Виолета, и изо рта у нее брызнула кровь. – Ийями мне солгала!
Уставившись на Элену безумным взглядом, она зашлась в исступленном крике.
– Она обещала, что все вернется на круги своя! Она обещала, что все будет как раньше! Где теперь ее птицы?!
– Виолета, позволь мне помочь тебе…
– Мне никто не поможет! Ийями – лгунья. Все боги лгут. Служат мужчинам, а над женщинами насмехаются…
Собрав последние силы, Элена ударила Виолету ногой, и та упала на бок. Несмотря на боль, Элена поднялась, вытащила пистолет и наставила его на Виолету.