Следы на шее почти незаметны; это две небольшие ссадины, одна из которых имеет дугообразную форму, очень типичную для случаев, когда в ход пускают ногти. Ссадины идут по обеим сторонам шеи. На мое счастье, спасатели все еще здесь: они попросили у меня разрешения присутствовать при внешнем осмотре, и я, не без внутреннего удовлетворения, разрешил им, предварительно заручившись согласием судьи.
– Это вы оставили повреждения на шее?
– Нет, мы не трогали щитовидный хрящ, так как введение интубационной трубки не вызвало никаких затруднений.
Здесь необходимо пояснить, что ввести в трахею интубационную трубку не так просто, и иногда спасателям приходится с силой воздействовать на щитовидный хрящ, но сейчас в этом не было необходимости. Тогда я поворачиваюсь к полицейским:
– Муж покойной все еще у вас? Вы можете спросить у него, делал ли он что-нибудь с шеей жены?
Быстро приходит ответ: нет, он не прикасался к шее, у него в этом нет никаких сомнений.
Кроме того, в ходе внешнего осмотра обнаруживаются ушибы на обоих коленях, гематома в области правого подвздошного гребня (это край тазовой кости, которая находится прямо над тазобедренным суставом) и гематома немного ниже макушки головы сзади. Все эти травмы совместимы с падением с лестницы, но ни одна из них не позволяет точно определить причину смерти. Предварительные данные ректальной температуры говорят о том, что время наступления смерти соответствуют показаниям мужа.
За неимением правдоподобного объяснения происхождения следов на шее и невозможностью установить точную причину смерти я звоню судье и прошу его прислать экспертов-криминалистов и следователей по уголовным делам. Естественно, он идет мне навстречу. В ожидании прибытия специалистов я осуществляю забор крови и мочи. Иммуноферментный тест не выявляет присутствия токсинов в организме погибшей. Употребление некоторых веществ может снижать концентрацию внимания и затормаживать скорость реакции, что создает благоприятную почву для падения. Но я не нахожу ничего такого в анализах Мелины.
Через час специалисты криминалистической лаборатории и следователи уже на месте. Эксперт не собирает материал для ДНК-экспертизы из-за большого количества людей, прикасавшихся к телу и одежде Мелины. Зато он фотографирует все, что имеет отношение к трагедии. Следователь обращается ко мне с просьбой объяснить, чем мотивировано мое решение привлечь к работе уголовную полицию. Я говорю, что на шее у покойной две ссадины, одна из которых с высокой степенью вероятности осталась от ногтя, и уже вижу по взгляду следователя: он считает, что приехал сюда зря.
– И это доказательство убийства?
– Необязательно, но дело в том, что я встречал живых со множественными ссадинами на шее после того, как их кто-то душил, хотя есть и другие, у которых нет таких следов, но они все же умерли от удушения. Более того, ни одна из травм не позволяет мне установить точную причину смерти.
Проще говоря, асфиксия – одна из самых сложноустановимых причин смерти[15]. Это можно сделать в основном методом исключения, то есть на полном основании асфиксию можно указывать в качестве причины смерти только после исключения остальных – по результатам вскрытия и детальных химико-токсикологических анализов.
– Так ты хочешь вскрывать ее? – спрашивает судья. На самом деле он уже знает ответ.
– Это единственный способ разобраться с причиной смерти.
– Когда?
– Завтра утром, в девять часов.
– Хорошо, но я не приду на вскрытие. Ты можешь сообщить мне о результатах по телефону.
На следующий день сотрудники похоронного бюро привозят мне тело, и я приступаю к вскрытию. Как обычно, начинаю со спины и уже вижу с правой стороны, на уровне одного из ребер, геморрагический инфильтрат[16], который не удалось выявить в ходе внешнего осмотра, а также кровоподтек на уровне правого подвздошного гребня. Эти травмы совместимы с падением на лестнице на правую сторону. Я продолжаю вскрытие и перехожу к черепу: делаю надрез на коже головы от одного уха к другому. Теперь я вижу гематому около восьми сантиметров в диаметре немного ниже макушки сзади. Убрав ткани, мешающие обзору всех костей черепа, я констатирую отсутствие переломов, но это еще ни о чем не говорит, поскольку гематома может быть внутри самой черепной коробки, даже если кости черепа целы. Тогда я вскрываю черепную коробку пилой для гипса и обнаруживаю, что гематомы нет. В области головного мозга нет никаких повреждений. Падение как причина смерти начинает вызывать у меня все большие сомнения. Внутренняя черепно-мозговая травма была бы идеальным кандидатом на причину смерти в результате падения с лестницы. Так бывает приблизительно в 90 % случаев. Но еще рано делать окончательные выводы – сначала нужно посмотреть, есть ли травмы других жизненно важных органов, и если да, то какого рода.
С этой целью мы с ассистентом переворачиваем тело, и, пока он вскрывает грудную клетку и брюшную полость, я изучаю повреждения в области шеи, которые, несмотря на свою незначительность, сразу же привлекли мое внимание из-за локализации в этом очень специфическом с точки зрения судебной медицины месте.
Мне нравится проводить разрез шеи.
Это та область, которую мне надо было разрезать на занятиях по анатомии, когда я был студентом третьего курса медицинского факультета. У нас не было возможности проводить полное вскрытие тела из-за недостатка времени, ведь студентов было очень много. Поэтому каждому отводили определенный участок, и однажды мне досталась шея с правой стороны. С тех пор мне очень нравится эта область, и я знаю о ней все вплоть до мельчайших деталей составляющих ее структур. В данном случае кровоизлияния в толще мышц с обеих сторон шеи позволяют прийти к заключению, что на этом участке было произведено сильное сдавление, хотя поверхностные повреждения действительно очень незначительны. Продолжая вскрытие, я не обнаруживаю больше ничего заслуживающего внимания: все остальные структуры шеи, включая щитовидный хрящ и подъязычную кость, не повреждены.
Тем временем мой ассистент и коллега по обучению судебной медицине в одном лице значительно продвинулся в своей работе. Мы всегда проводим вскрытия вдвоем, чтобы создать благоприятные условия для столкновения мнений, чего нам иногда явно не хватает. Между тем следует учитывать и обсуждать каждое мнение, независимо от статуса высказывающего его человека.
Итак, мой ассистент заканчивает извлекать все органы из своих полостей для более тщательного исследования. Кровоподтек, обнаруженный на задней стороне грудной клетки, соответствует переломам ребер. Переломы не привели к смещению последних, поэтому очень маловероятно, что легкое пострадало в результате разрыва костной ткани. С учетом отсутствия крови в этой плевральной полости при вскрытии грудной клетки можно прийти к заключению, что переломы не являются причиной смерти.
Я заканчиваю внутреннее исследование на позвоночнике, в то время как мой ассистент внимательно изучает каждый орган и ни на одном из них не находит повреждений, которые могли бы привести к смерти. Как мы и предполагали, легкие не пострадали. Также не пострадал и позвоночник – нет перелома его шейного отдела, той его части, которая идет от грудной клетки к черепу и формирует костную структуру шеи. Такой перелом мог бы привести к смещению позвонка и травматическому повреждению спинного мозга, которое вызвало бы смерть. Это так называемый «удар кролика», или whisplash (хлыстовая травма), – немедицинский термин, означающий повреждение позвоночных связок в результате резкого разгибания шеи с последующим резким сгибанием. Так бывает при лобовом столкновении автомобилей. В результате «удара кролика» наступает позвоночная травма на уровне второго шейного позвонка с повреждением спинного мозга.
Когда тело позвонка сломано и его обломки повреждают спинной мозг, все функции немедленно прекращаются. В лучшем случае человек выживает, но остается полностью парализованным. В худшем – поражается стволовой отдел головного мозга, из-за чего происходит блокировка дыхательного центра, и человек быстро умирает. Я почти убежден в том, что шейный отдел позвоночника не сломан, потому что прощупывал его в ходе внешнего осмотра. На самом деле шейный отдел доступен для пальпации в глубине рта, в той его части, которую принято называть гортанью. Ее можно увидеть, если широко открыть рот, – это задняя стенка гортани. Проводя вскрытие, я ввожу умершему два пальца в рот и просовываю как можно глубже, пока не коснусь стенки гортани. Там под тонкой слизистой оболочкой находятся шейные позвонки, и они очень легко пальпируются.
Вскрытие подходит к концу, а у нас все еще нет явной причины смерти, если только это не механическая асфиксия, которая, как мы уже знаем, может диагностироваться методом исключения. То есть диагноз в таком случае ставится после того, как будут исключены все остальные возможные причины смерти. Я думал о внутренней черепно-мозговой травме, кровоизлиянии в грудной клетке из-за повреждения легочных сосудов в результате перелома ребра, которое могло бы привести к такому повреждению, и переломе шейного отдела позвоночника, но все эти гипотезы были исключены. Остается асфиксия путем удушения.
Если это действительно так, то почему тогда так мало повреждений? Обычно жертва защищается, и в этом случае на теле остаются следы самозащиты на предплечьях и кистях рук. Также обнаруживаются другие удары, нанесенные по голове или в лицо, чтобы оглушить жертву. На шее можно увидеть больше следов, так как преступнику приходится предпринимать несколько попыток нападения, ведь жертва защищается, а также потому, что его пальцы немеют из-за сжатия и он вынужден ослаблять хватку, чтобы потом с новой силой вцепиться в шею жертвы. Так что классическое удушение не такое простое дело, как может показаться. Но соответствует ли это общее описание нашему конкретному случаю? Разумеется, нет. Мелина упала с лестницы, в результате чего у нее на голове образовалась гематома, поэтому велика вероятность того, что смерть наступила из-за этого падения.