Откуда-то мигом появился котелок с горячей солдатской кашей, а у офицера нашлась даже фляжка с водкой. Не дожидаясь, пока белоглазое чмо утолит голод, Савелов приступил к допросу:
– Как ты оказался здесь?
– Где здесь, в стране Лимонии и в городе Кенгуру, что ли? – основательно хлебнув из фляжки, нахально поинтересовался репортер.
– Не корчи идиота, плохо кончится! – еле подавил охватившую его ярость Савелов. – Слышишь, в борт волны бьют.
– Понял – не дурак, – заглянув в его глаза, кивнул тот. – Вы сами во всем виноваты, не знаю, какая у вас там кликуха… Зачем было в Саратове вешать на меня статью за измену родине… Я подумал, на хрена козе баян, и в ту же ночь дал деру из их подвала.
– Как дал деру?
– Как в кино, попросился в нужник. По дороге сопровождающему салаге-первогодку погладил крышу кирпичом – и в кусты. Через забор лезть побоялся: пристрелят еще козлы впотьмах, и через их КПП ломиться – дохлый номер… Слышу, собаки лают. С перепугу я, как заяц, сиганул на платформу и в танке затырился. Кто знал, что перед отправкой башенные люки снаружи задраивают. Эшелон тронулся – я туда-сюда – и все мимо… Поискал штатный инструмент, чтоб гайки у нижнего люка открутить, а его, видать, кто-то из пузатых прапоров скоммуниздил. Еду, еду в какую-то страну Лимонию и чувствую себя, как последний фраер без жратвы и без сортира…
– Что теперь делать с тобой прикажешь? – заорал Савелов.
Тот, хмелея на глазах, ухмыльнулся и развел руками:
– Говорил тебе, начальник, что с Аркашей Колышкиным связываться себе дороже выйдет.
– Чмо ты малахольное, а не Аркаша Колышкин. Неужели еще не дошло, что в дерьмо по уши ты вляпался! – и отвернувшись в ярости, Савелов поднес к губам рацию: – Купавна, Купавна, я Щербинка… Срочно ко мне в трюм.
Купавна появился через несколько минут. Савелов, пояснив ему ситуацию, озабоченно спросил:
– Посоветуй, Купавна, как избавиться от говнюка – не в море же его топить.
– Топить грешно и отпустить – лажа выйдет, – задумался тот. – Репортеры – народ ушлый. Доберется до связи с Москвой, считай – вся операция псу под хвост. Пусть уж лучше уплывает, говнюк, подальше от земли нашей грешной.
– Ты в своем уме?.. Он же за бугром хай поднимет.
– Той стране, которой груз адресован, не с руки будет его хай… Мои мужики в пути ему популярно объяснят, что к чему. Ежели поймет, глядишь, через месячишка два мужики ему ксиву нарисуют и на обратную дорогу билет купят.
– А если не поймет?
– Извини, Щербинка, тогда выбора у них не будет…
– Спасибо, Купавна! Камень с души снял.
– А-а, брось! – отмахнулся тот. – У самого растет такой же недоумок – все ковбоями и прериями бредит.
Через несколько минут в трюме появились неулыбчивые мужики в одинаковых черных куртках. Они молча запихнули орущего благим матом, захмелевшего Аркашу Колышкина в башню танка и следом – рюкзак с сухим пайком.
– Еще ведро с крышкой не забудьте ему поставить, вместо параши, – напомнил Савелов и протянул одному из них бутылку водки: – Способ варварский, но, как известно, память отшибает.
Тот понимающе кивнул и, не обращая внимания на бурные протесты Колышкина, влил в его горло всю бутылку, без остатка. Через несколько минут Аркаша спал сном праведника в жестком кресле пушкаря-наводчика.
– Если крыша в этой мышеловке у пацана не поедет, в конечный пункт мы его доставим без проблем, а там не взыщите – по обстоятельствам, – сказал Савелову мужик, после того как спустил в танк ведро с крышкой и задраил люк башни.
Выбравшись из трюма корабля, Савелов направился к эшелону, из которого стрелы трех портальных кранов один за другим выдергивали танки. У эшелона его чуть не сбил с ног взволнованный бригадир такелажников.
– Ищу, ищу, начальник, а ты как сквозь землю! – заорал он. – Моим ребятам, бляха-муха, четверо каких-то крутых стволы в нос суют. Куда, мол, груз и кто отправитель, говори, мол, бляха-муха, а то порешим на месте?
– Говоришь, четверо их?
– Ага, бляха-муха. Да еще четверо за проходной в машине кантуются. Знай я такое дело, ни в жисть, бляха-муха, с твоим грузом не связался бы, начальник.
– Ты их раньше когда-нибудь видел?
– Не-а. По говору и по номерам на машинах – не наши. Мабудь, рэкетиры на порт наехали, мать их Клавдю, суку неумытую!
– Задержи, Иван, гостей у вагонов минуты три, сейчас моя служба узнает, кто они и откуда, – попросил Савелов, хватаясь за рацию.
– Лады! – без особого энтузиазма согласился тот. – Только, начальник, скажи своей службе, чтобы по-черному их не мудохали. Вы уедете, а нам жить тут, и, почитай, у каждого ребятишки малые.
– Купавна, Купавна, я Щербинка, откликнись, прием, – повернувшись спиной к ветру, заорал Савелов в рацию.
– Я Купавна, что стряслось, Щербинка?
– Гости пожаловали, Купавна, со стволами… Принимай меры.
– Сколько их?
– Четверо у вагонов и четверо в машине за проходной.
– Понял. Конец связи…
Трое в штатском заломили бригадиру руки и прижали его к буферу между вагонами, а четвертый, видимо, старший из них, наотмашь ударив в лицо, заорал ему в ухо:
– Кто отправитель и кто получатель груза, отвечай, козлятина?
– А я почем знаю! – рвался от них тот.
– Наряд на погрузку бронетехники от кого получал?
– Узнай в конторе, начальник! Мое дело, бляха-муха, грузить, а на остальное клал я с прибором.
Старший всадил ему в живот кулак.
– Отвечай, сука, не тяни время!
– Убива-а-а-ают!.. Помогите-е-е-е!!! – заорал бригадир, увидев заплывающим взглядом выползающую из темноты «вахтовку».
– Закинчуй базар, козел! – зажал ему рот один из державших. – Як шо мудацьки мозги нэ варять, зараз Мыкола влупыть тоби, будэшь всэ остання життя кровью ссаты.
Вислоносый амбал Мыкола для острастки сплюнул в кулак, но замахнуться не успел – сзади на его голову опустился приклад автомата. Закатив глаза, Мыкола спелым снопом рухнул на шпалы, а выпрыгнувшие из «вахтовки» люди в черных масках наставили на остальных кургузые «АКСы», потом, развернув захваченных лицом к вагонному борту, выхватили из их подмышечных кобур табельные «макаровы».
– Урою, суки! – не унимался старший. – Утром в ИВС вы у меня на коленях ползать будете, свое говно жрать, долбаные отморозки!
Широкоплечий человек в летной кожаной куртке – а теперь еще и в маске – хмыкнул и коротким посылом кулака впечатал его лицо в металлический угол вагона. Бригадир отшатнулся от упавшего ему под ноги человека и в страхе попятился.
– Вы чо, мужики, по полной программе мудохаете-то?.. Может, они и впрямь, бляха-муха, из Конторы?..
– Рэкет, – бросил ему подошедший Савелов. – Обыкновенное бандитское говно, Иван, а говно учить надо. Что с теми, за проходной? – спросил он человека в кожаной куртке.
– Отдыхают на дебаркадере, – ответил тот спокойным голосом.
– Вам видней, но на бандюков они не похожи! – повернулся к Савелову совсем ошалевший бригадир, увидевший, что люди в масках тащат четверых «пленных» к «вахтовке». – Бляха-муха, куда они их?
– На кудыкину гору, – жестко бросил Савелов. – Не трясись, бугор, в твоем городе они больше не появятся. Время поджимает, – посмотрев на часы, озабоченно добавил он, – до рассвета кровь из носу успеть надо.
– Этот состав, почитай, разгружен, – ответил тот. – Гони следующий, начальник.
Разгруженный состав с погашенными огнями уполз в тупик, а на его место сразу же вполз следующий. И снова с треском стали отваливаться от вагонов доски-горбылины и грозные боевые машины одна за другой, раскачиваясь в стропах, поплыли в ночном воздухе, чтобы через несколько минут скрыться в трюмах корабля.
В его рубке, напичканной под завязку навигационной аппаратурой, Савелов протянул офицеру-пограничнику кипу проштампованных таможенником накладных. Бегло ознакомившись с ними, офицер кинул руку к козырьку зеленой фуражки и повернулся к капитану сухогруза.
– Посторонних людей и грузов на вверенном вам судне пограничным нарядом не обнаружено, – сказал он, не глядя тому в глаза. – Документы на груз в порядке – можете выходить в море, товарищ капитан. Семь футов под килем вам и попутного ветра!
– Спасибо, майор! – кивнул моряк и склонился над переговорным устройством: – Палубной команде авра-а-ал! Всем стоять согласно швартовому расписанию! Приготовиться к выходу в море! – разнесся его хриплый голос над затянутой сизым дымом палубой сухогруза.
Савелов проводил пограничника до трапа и, убедившись, что остальные его подчиненные уже покинули причал, сунул в карман офицера запечатанную пачку долларов.
– Приказано, майор, передать вам это.
– Мать твою, так и знал! – выдохнул тот и со злостью вложил пачку обратно в руку Савелова. – Мне приказали, гражданин кооператор, – я перепутал комбайны с танками. Тупой, понимаешь, я. Тупой, как сибирский валенок. Не могу отличить тяжелую бронетехнику от сенокосилок и культиваторов… Не могу, блин, и все – хоть режьте меня, хоть ешьте меня!..
– Не выкобенивайся, майор…
– Мне приказали не отличить – не отличил. Приказали молчать – буду молчать, как пионер на допросе, как карась в пруду. Что еще надо от меня?
– Мне тоже приказали…
– Пошел ты!.. – совсем вышел из себя майор. – У музея Айвазовского болтается на приколе ресторан – шхуна «Алые паруса», спусти там на московских проституток свои сраные баксы.
– Спасибо.
– За что?..
– За московских проституток спасибо.
– Честь имею! – козырнув, бросил пограничник и сбежал по трапу на причал.
К Савелову, оставшемуся стоять у борта, подошел капитан корабля.
– Пора отваливать, господин хороший, – просипел он простуженным голосом. – Будь ласка, покинь к ядреней фене борт.
– В нейтральных водах, капитан, сразу поднимите либерийский флаг, – не обращая внимания на его отчужденный, почти враждебный тон, напомнил Савелов и показал на поднимающихся по трапу семерых мужчин в черных куртках с тяжеленными рюкзаками за спинами. – Нравится вам или нет, капитан, но мои люди будут сопровождать груз до самого порта назначения.