Кукюмбер так кукюмбер. Тетя готова быть кем угодно, лишь бы племянница была довольна.
Эва – дочь моей сестры Каринэ. Четыре года назад она уехала на постоянное место жительства в США, матерью-одиночкой, с трехлетним ребенком на руках. Я бы в жизни на такую авантюру не решилась, но это я. Кто читал «Манюню», тот не даст соврать – если уж кто-то и способен на такое, то только Каринка!
Меж тем Эва, закончив скрести ложкой по дну тарелки, пересаживается ко мне, обнимает, смотрит в глаза, выговаривает с придыханием:
– Ты моя самая красивая тетя!
Поразмыслив, добавляет:
– Нет, ты немножко не самая красивая моя тетя. Все-таки самая красивая моя тетя – это мама!
Далее она сообщает мне доверительным шепотом, что буквально на той неделе они с мамой сходили в протестантскую церковь, послушали спиричуэл. И теперь Эва твердо намерена стать священником, «чтобы носить такой халат и петь песни». А заодно, чтобы мать не расслаблялась, она готовится в гимнастки. Сестра рассказывала, что соседские дети – тоненькие, изящные девочки, делали во дворе колесо. Эва понаблюдала за ними, разбежалась и красиво воткнулась головой в газон. Вот, говорит, я теперь тоже спортсменка!
Не то чтобы Бостон ассоциируется у меня только с племянницей, но первое, что приходит в голову, когда я вспоминаю об этом городе – ее умильная мордашка.
Позже отводим Эву в школу. Учительница мисс Купер (очки, строгий костюм, гладкая прическа) встречает детей у входа и предупреждает, чтоб они держались подальше от лестницы, ведущей на второй этаж.
– Перила слетели с опорной стойки и болтаются. Мы уже вызвали ремонтную бригаду, к перемене все починят, – успокаивает родителей мисс Купер и, почему-то ступая на цыпочках, лично сопровождает каждого ученика мимо опасной лестницы в класс. Дети семенят за ней утятами и делают страшные глаза. Родители оглядывают перила и обеспокоенно цокают языком. Настроение у всех тревожное.
И тут появляется мистер Сергеев. Он три месяца как переехал в Бостон из Саратова и потому чувствует себя немного слоном в лавке, торгующей викторианской посудой. У мистера Сергеева рост под два метра, синие глаза, большие квадратные руки, жеваный галстук и любимая дочь Маша. Мисс Купер, шепотом с ним поздоровавшись и объяснив ситуацию, берет Машу за руку и направляется в класс. Тишина такая, что можно услышать собственное дыхание. Вдруг школу сотрясает страшный грохот. Родители испуганно вскрикивают, из-за угла выбегает охрана, мисс Купер чуть не валится в обморок.
– I'm fixing! – извиняющимся басом поясняет мистер Сергеев и вторым ударом кулака вправляет обратно разболтанные перила. – Пока, конфетка! – нежно машет он дочери квадратной ладонью и уходит.
А далее произошло вот что: мисс Купер недоверчиво ощупала перила. Подергала их. Легла животом, немного покачалась и даже сделала попытку съехать вниз. Родители и охрана наблюдали за ней во все глаза. Опорная стойка держалась, словно приваренная. Мисс Купер наконец-то слезла с перил, поправила на переносице очки, одернула подол юбки, затянула в узел растрепавшиеся волосы и ушла проводить урок.
Хорошо жить в мире взрослых, которые не расстались с детством!
После встречи с читателями, на которой скучающая Эва успела протереть собой все полы и лестничные пролеты до четвертого этажа:
– Наринэ, ты писатель?
– Да.
– А это пришли люди, которые читали твои книги?
– Да.
– Бедные!
В датчике пожара живет Большой Брат, следит за Эвой. Пересмотрит она мультиков – ББ вырубает Интернет. Разбросает игрушки – он немедленно вызывает детей, которым этим игрушки нужней. Если Эва не соберет разбросанное за пять минут, дети приедут и заберут все себе. Эва Большого Брата уважает, но периодически испытывает на прочность. Встанет под датчиком дыма, бросит на пол игрушку, смотрит вверх.
– Ну как, вызвал детей?
Выжидает минуту, поднимает игрушку.
– А теперь позвони каждому и скажи, что это была ложная тревога!
Вертится перед зеркалом, изучает то свое круглое пузо, то надетые задом наперед штаны – завязки смешно болтаются на попе. Приговаривает одобрительно:
– Ай эм со бьютифул! Со перфект!
– Эва, чего тебе не хватает для полного счастья? – любопытствую я.
Отвечает без промедления:
– Пудреницы с круглым зеркалом. Чтоб я могла напудрить себе щечки, лицо, уши и все-все остальные органы!
В магазине, шепотом:
– Отвлеки маму, я баночку коку-колы возьму.
– Не стану.
– Почему?
– Во-первых, кока-кола вредная.
– А во-вторых?
– А во-вторых – я твою маму боюсь.
– Да кто ж ее не боится!
В Бостоне мне спокойно, там, где сестра, я дома. Каринка устроилась в ателье, учится шитью, вознамерилась стать второй Вивьен Вествуд. Я ее решение одобряю и горячо поддерживаю, она человек креативный, с потрясающим вкусом, своего обязательно добьется.
Пока же ее путь к вершинам модельного бизнеса усыпан испытаниями.
– Как работа? – спрашиваю, ставя перед ней тарелку с супом.
Каринка, смущенно:
– Испортила платье, случайно намертво пришила к молнии подол. Распарывала час.
– А начальница чего?
– Отчитала меня.
– А ты чего?
– Извинилась.
– А она чего?
– Она тоже извинилась.
– А она почему извиняется?
– По-моему она «Манюню» читала и немного меня побаивается!
Владелец дома, где Каринка снимает две комнаты, невысокий, буйно волосатый итальянец. Выращивает в кадках помидоры, паприку и инжир. В горшочках – розмарин и майоран. Делится урожаем с сестрой – ешьте, это органик.
– Может, хотя бы ты будешь моим папой? – приперла его как-то к стенке Эва.
Тот развел руками.
– Куда я тогда свою жену дену?
– Сдай в приют, усыновят!
Наша младшая сестра Сонечка присылает видео: ее крохотный сын Левон спит, подложив кулачок под круглую щечку.
– Марганцовочка моя, – приговаривает Сонечка, едва касаясь личика сына губами.
Сердце растекается ванильной лужей. Пока мы с Каринкой умиляемся, Эва сосредоточенно сопит в экран.
– Уот из марганцовочка?
Мы растерянно переглядываемся. Иди объясни практически американскому ребенку, что такое марганцовка.
Эва, сжалившись над нами:
– Я поняла! Марганцовочка – это армянский человек!
Так что назовем мой визит в Бостон «Каникулами Марганцовочки».
Эву пригласили на празднование дня рождения. Однокласснице Беатрис, закадычной подруге и соратнице, исполнялось семь. Кроме Эвы, на торжестве предполагались сэндвичи с индейкой и сыром, огуречный салат, торт со взбитыми сливками и ванильное мороженое. А также кузина именинницы Маргарет, десяти с половиной лет, умеющая левой ноздрей выдувать мыльные пузыри.
– А правой что она умеет? – заволновалась Эва.
Беатрис неопределенно пожала плечами и сделала страшные глаза.
Эва скинула матери таинственную смску: «Mommichka, i need many bubbles for my nose», снисходительно поколотила мальчика Гарри (снова лез целоваться) и, проигнорировав кружки танцев, художественной гимнастики и шитья, убежала играть в футбол.
Каринка явилась на продленку без «мени бабблз фор май ноз». За что и поплатилась. Расстроенная Эва заявила, что домой без мыльных пузырей не поедет, и вцепилась в футбольные ворота. Увещевать отцепиться прибегала вся продленка и даже охрана. Потерпели сокрушительное поражение. Земля бы налетела на небесную ось, если бы им удалось ее убедить.
Спустя час переговоров тренер готов был отказаться от ворот.
– Заберете ее домой с воротами, благо размеры вашего багажника позволяют!
– Зачем забирать ворота, если можно просто кого-то прямо здесь закопать и тем самым решить проблему? – задумчиво спросила Каринка.
Ехали домой в абсолютной тишине.
– Вообще-то за убийство детей сажают в тюрьму! – объявила за ужином Эва.
– Уверена, меня оправдают, – отрезала Каринка.
Спать легли рано.
Бостонское утро застало Эву за нанесением макияжа. Пудра, немного блеска для губ – нагнетать не нужно, мать от вчерашнего еще не отошла. Да и соседку миссис Марию жалко. На той неделе Эва довела ее до громкой икоты, намазюкавшись блескучими тенями по самые локти.
Наряд выбирала недолго – поджимало время, скоро зазвенит будильник: бархатное платье, лосины в горошек, мамины сапоги на каблуках, замшевые, мягкие, можно голенищем пыль с подоконника протирать, можно ножницами в меленькую лапшу покрошить, а можно серебристым фломастером накарябать запретное слово на букву «f», которому научил класс тихий мальчик Тимоти (веснушки, жеваные шорты, круглые очки, кто бы мог подумать). Мисс Малавайз чуть в обморок не грохнулась, обнаружив на доске это слово.
– Надеюсь, вы его не запомнили, – обратилась она к ученикам, до блеска оттерев доску.
– Конечно, запомнили! – по-военному браво прогремел класс.
На аксессуары ушла целая вечность. Эва остановила свой выбор на желтой кожаной сумочке и платке с белым павлином, который буквально вчера дорисовала мать. Платок был рождественским подарком для тети Наринэ, но Эва рассудила, что от тети не убудет, если она разочек выйдет в ее подарке в свет.
Набрызгавшись духами и нацепив на нос солнечные очки, она бесшумно выскользнула во двор.
– Не ну ты представляешь? – рассказывала мне вечером с негодованием Каринка. – Просыпаюсь от грохота – это, оказывается, входная дверь захлопнулась. Выбегаю в пижаме на улицу. Хорошо, что она в моих сапогах была, иначе я бы ее не догнала! Вообрази лица родителей Беатрис, к которым она бы явилась ни свет ни заря! За два дня до праздника! Вот ты мне скажи, почему она в меня пошла? Почему не в тебя, например? Или в какого-нибудь другого вареного веника?
Я мычу в ответ нечленораздельное. Вспоминаю, как Каринка и наша двоюродная сестра Сирануйш запустили целую флотилию цыплят в дождевую бочку. Из чистого интереса – выплывут или ко дну пойдут. К счастью, рядом оказалась тетя Жено, которая несла нам горячие пирожки. Закаленная выходками племянниц тетя опрокинула на грядку с кинзой угощение и, резво орудуя миской, вычерпала из бочки цыплят. Пирожки мы потом отряхнули и все равно съели (возмущение мамы прабабушка купировала убедительным «Надя, ну что ты так переживаешь, это чистая деревенская грязь, от нее одна только польза!»).