личные вещи, изъятые у него при задержании. Сам он выходить не хочет!
— Почему?
— Видимо, боится твоих новых заданий или решил немного прийти в себя. Он все-таки совершил не увеселительную прогулку по парку развлечений. Ричард сказал, что тюрьма пока самое безопасное место для него.
— Да мне больше ничего не надо, правда! — округлила честные глаза Яна.
— Это радостная новость, я передам ее Ричарду. В принципе ничего серьезного ему предъявить нельзя. Доказано, что украсть из гроба он ничего не мог, у старушки ничего ценного не было, да и у Ричарда не обнаружили никаких сокровищ. Обвинить его в надругательстве над телом тоже нельзя, там был захоронен полуобгоревший труп.
Яну стало подташнивать.
— Так что любой адвокат, а Ричард и сам в прошлом неплохой адвокат, через десять минут и камня на камне не оставит от обвинения. Кроме того, он же может внести за себя любой залог, Ричард просто не хочет этого делать.
Евгений Павлович высыпал из пакета перед Яной вещи, изъятые у Ричарда: пачка сигарет, зажигалка фирмы «Зиппо», ручка «Паркер» с золотым пером, визитница, портмоне с документами, фотопленка в пластмассовом черном чехле, доллары, рубли, носовой платок, жевательная резинка без сахара.
Глаза Яны вернулись к фотопленке в чехле, и ее сердце радостно застучало. Ричард все-таки достал то, что ей было так нужно, поэтому он и попросил, чтобы ей отдали его личные вещи. Он знал, что Яна заметит пленку.
«Да, видимо, Дмитрий Иванович все-таки сфотографировал нечто важное фотоаппаратом, который передала ему Алиса от меня…» — подумала Яна.
Кстати, фотоаппарат Дмитрия Ивановича потом обнаружен не был. Яна тогда решила, что он сгорел в огне вместе с другими вещами, но кое-что все-таки осталось, и это «кое-что» лежало перед ней.
— Что это ты так обрадовалась? — подозрительно спросил Евгений Павлович.
— Радуюсь, что среди вещей мужа нет любовных записок и презервативов. Значит, не все еще потеряно! Надо почаще делать так, чтобы его задерживали и изымали все личные вещи, отдавая их потом на проверку законной жене.
— Ну-ну, — хмыкнул следователь, выписывая ей пропуск.
Через пятнадцать минут фотограф по имени Данила уже не знал, куда деваться от высокой молодой женщины, протягивающей ему пленку дрожащими руками и кричащей звонким голосом, от которого закладывало уши:
— Скорее! Прошу вас, скорее проявите ее и напечатайте! Я ехала по улицам в поисках первой попавшейся фотомастерской. Ею оказалось ваше заведение! — кричала Яна.
— Успокойтесь, девушка! У меня много работы! Все в порядке общей очереди!
— Я заплачу, сколько вы скажете! Только напечатайте ее скорее!
— За срочность двойная оплата, а фотографии получите завтра утром.
— Нет!! — оглушила его Яна. — Сегодня!! Сейчас!!!
— Не командуйте! Если вы не угомонитесь, я вызову кого следует!
— Давай! Валяй! Вызывай! — взорвалась Яна. — Я скажу, что вы мешаете следственным органам в раскрытии преступления! И, может быть, по вашей вине еще сегодня убийца найдет новую жертву! На этой пленке наверняка снято его кровожадное лицо! Необходимо срочно ее отпечатать!
Глаза молодого парня испуганно забегали, плечи ссутулились, словно он почувствовал груз огромной ответственности на себе.
— Вы нервируете меня, девушка!
— Это вы меня нервируете! Мой напарник сгорел заживо, а муж сидит в тюрьме за осквернение могил на кладбище, а какой-то фотограф, возомнивший себя вершителем судеб, не хочет отпечатать несколько снимков!
Фотограф — молодой, светловолосый парень — затрясся мелкой дрожью, вырвал из рук Яны кассету с пленкой и исчез за занавеской, бросив ей на прощание:
— Никем я себя не возомнил!
Яна мерила небольшую приемную фотоателье семимильными шагами, но нервы ее не выдержали. Она перемахнула через ограждение-прилавок, словно скаковая лошадь, и устремилась в узкий коридор, который вел в лабораторию. Услышав за черной портьерой лязгающий шум, Яна прильнула к шторе.
— Э… фотограф, вы там?
— Девушка, что вы тут делаете? Немедленно покиньте служебное помещение и не вздумайте входить, вы все засветите!
— Расскажите, что вы делаете?! Вы уже видите лицо злодея?! — не унималась Яна.
— О боже! Я еще только печатаю! Выйдите, пожалуйста, а то мне влетит!
Яна взяла себя в руки, вышла в приемную и принялась ждать. С каждой минутой сердце ее стучало все сильнее, ведь на этой пленке наверняка снято что-то очень важное. Там мог быть ключ к разгадке. Снова не выдержав, Яна рванула к заветной занавеске.
— Фотограф, что ты сейчас делаешь?! Там снято преступление?
— Опять вы здесь! Что же вы такая нетерпеливая?! Я сушу фотографии.
Яна сорвала занавеску с колец и влетела в лабораторию с диким криком:
— Сушите?! Вы что, издеваетесь надо мной?! Я тут с ума чуть не схожу, а он сушит их! Да я посмотрю их мокрыми и высушу своим дыханием!
— Вы просто ненормальная! — не выдержал парень.
— Вы не первый, кто это отмечает! — парировала Яна и, оттолкнув фотографа, ринулась к развешанным на веревке на специальных клеммах фотографиям. С первой фотографии на нее смотрело белоснежное, какое-то прозрачное лицо Алисы в обрамлении темных густых волос. Она была чертовски красива.
— Эта фотогеничная девушка и есть маньяк-убийца? — засопел ей в ухо фотограф.
— Не обольщайся, она — первая подозреваемая, — отрезала Яна, перемещаясь дальше.
На второй фотографии Алиса была запечатлена с улыбающимся Дмитрием Ивановичем. Ее голубые глаза в окружении густых черных ресниц светились добротой и весельем.
«Ох, не верю я таким ангельским девушкам, этаким эфемерным созданиям», — про себя подумала Яна.
— Кого эта красавица должна убить? — ехидно поинтересовался парень. — Не этого ли милого дедушку, которого она обнимает и, по-видимому, ухаживает за ним, судя по ее форме медицинской сестры?
— Ты прав, этого дедушку уже убили, — ответила Яна, расстегивая «молнию» куртки, так как в лаборатории было ужасно душно.
Парень ахнул, в один момент став серьезным.
— Что, правда?
— Сожгли заживо, — пояснила Яна, разглядывая следующую фотографию.
Фотограф помрачнел на глазах. С третьей фотографии на них смотрело сморщенное личико старушки с хитрой улыбкой и венчиком седых волос, напоминающих шапку одуванчика.
— Моя знакомая… — протянула Яна, — тоже уже нет в живых…
— Сожгли? — уточнил фотограф.
— Сама умерла, не выдержало сердце перенесенного стресса.
С четвертой фотографии на Яну смотрела пожилая женщина, видимо, сильно молодящаяся, с ярким макияжем и молодежной прической. Одета она была в цветастый халатик выше колена и в туфельки на каблуках.
— Я не знаю, кто это, а я ведь видела всех жильцов пансиона… хотя, наверное, это и есть новая и последняя подружка Дмитрия Ивановича, сгоревшая вместе с ним.
— Слушайте, девушка…
— Яна.
— Яна, вы что, в крематории работаете? Где это видано, чтобы столько людей сгорело в огне? Что за галерею покойников я вам напечатал?! — не выдержал фотограф.
Его вопросы повисли в воздухе. На пятой фотографии была запечатлена Алиса, склонившаяся над инвалидом в коляске. Три последующие фотографии отображали все тот же сюжет. Из чего Яна сделала вывод, что это чем-то заинтересовало Дмитрия Ивановича и насторожило. По всему было видно, что его подопечная уделяла слишком много времени этому инвалиду. Уж не из-за него ли Алиса устроилась работать в пансион? Яна посмотрела на лицо инвалида, хорошо видное на одной фотографии, и чуть не закричала. В отблеске красной лампы на нее смотрела физиономия Сергея. Именно его они с Асей засекли в сауне, но только он так в этом и не признался! Яна смотрела на эту фотографию и не могла поверить своим глазам.
— Он-то что там делает?!
— Кто? Этот лысый инвалид? — спросил уже сильно заинтересованный фотограф. — Не он ли давит всех несчастных своей инвалидной коляской, а затем спихивает в огонь?
— Я сама его задавлю, когда доберусь до него, — хмуро пообещала Яна, обводя глазами пустые веревки. — И это все?
— Была еще одна фотография… — разглядывая носки своих ботинок, ответил парень.
— Что значит — была? Где она?! — спросила Яна, застегивая «молнию» на куртке, так как в результате перенесенного нервного стресса ее начало знобить.
— Я ее засветил, — смущенно ответил фотограф.
— Как засветил?!! — взорвалась Яна. — Вы в своем уме?! Это же улики!!
— Вы сами виноваты! Метались за портьерой, нервировали меня, потом испугали меня, я и разлил реактив и сжег оставшуюся часть пленки, — оправдывался фотограф.
— Не может быть! — На лице Яны отразилось такое искреннее отчаяние, что фотограф пожалел ее.
— Там, честное слово, был только один кадр! Остальная пленка была недоснята, клянусь вам!
— То, что ты напечатал, не дает никаких улик против женщины, которая давно должна уже гнить в тюрьме! Я пообещала ей это и не могу не сдержать слова, но нет никаких доказательств, только мое твердое убеждение, что она занимается преступной деятельностью! Возможно, что самое главное и было заснято на последнем кадре, после чего мой напарник даже прекратил съемку за ненадобностью! — чуть не плача, проговорила Яна. — А ты испортил этот кадр!
— Я же мог вам вообще не признаться, что запорол один кадр, — сопел парень.
— Лучше бы и не признавался, по крайней мере я избежала бы обширного инфаркта, который у меня сейчас будет по твоей милости. — Яна расстегнула куртку. — Его никак нельзя напечатать, даже с плохим изображением?
— Нет, я полностью испортил негатив…
— Какой ужас!
— Да на этой пленке не было ничего важного! Какая-то галерея лиц!
— Однако человек, снявший их, спрятал ее, значит, он считал, что сфотографировал что-то важное! Точно! И этим важным был последний кадр! Дмитрий Иванович был профессионал своего дела, и он выполнил свою работу, а я не могу ее понять, дурочка! Ужас! Главное, все люди, которые мне могли помочь, умерли, но каждый дал мне подсказку с того света, а я на этом свете не могу обезвредить банду! Позор мне, позор! Мой муж, жертвуя своей репутацией честного бизнесмена, вскрыл могилу, чтобы достать эту улику, а ты легким движением руки все испортил! Теперь, если кого-то из несчастных стариков убьют, виноват будешь ты!