— По-хорошему мне его не отдали, значит, я его похищаю, — самодовольно ответила Яна, помогая старику поудобнее усесться в кресле.
— Похищение — это статья, — забеспокоилась Ася.
— Меня этим не остановишь, в чем меня только не обвиняли! — беззаботно тряхнула длинным хвостом Яна, покатив коляску к выходу.
Ася заметила, что Борис Ефимович занервничал из-за того, что Яна может испугаться обвинения в похищении и передумает его забирать. Ася поспешно добавила:
— Ладно, если что, я возьму вину на себя, я пока что на хорошем счету в милиции, к тому же я адвокат и смогу сама себя защитить.
Старик с облегчением вздохнул. Хорошо, что выход в этом корпусе был снабжен спуском для инвалидных колясок, и Яна, открыв дверь, вывезла кресло с беглецом на свежий воздух. Ася поправила теплый плед на старике, и они вдвоем покатили кресло в сторону забора, откуда они пришли, стараясь не думать о том, как они будут перетаскивать старика через высокий забор. Колеса инвалидной коляски завязали в грунте, размытом ежедневными дождями, девушки с трудом протаскивали кресло, оставляя за собой две глубокие колеи. Они вышли на открытый участок, где их могли заметить из домика охраны. На улице уже начало светать.
— Сейчас проползти с каталкой мы не сможем… — прошептала Ася, отдувая длинную челку со лба.
— Была не была, все равно обратного пути нет. — Яна напряглась. — Давай рванем как можно быстрее.
— Бог в помощь, — перекрестился дед дрожащей, слабой рукой.
Девушки вцепились в инвалидное кресло и, увязая в грунте, побежали, если это можно было назвать бегом, через опасный участок. Руки просто свело от чрезмерных усилий. Пот струился по спине.
— Вроде не заметили… — прошептала Ася, когда они достигли затененного участка сада и не услышали за собой шума погони и свиста пуль преследователей.
— Сейчас главное унести ноги подобру-поздорову, — ответила ей Яна, не снижая темпа.
— Как мы перелезем с Борисом Ефимовичем через забор, если сами еле-еле это сделали? — поинтересовалась подруга, вытирая лоб.
— Что ты за человек такой? Я вот никогда не думаю о плохом до последнего момента.
— Кажется, он настал.
— Кто?
— Твой плохой момент, — невозмутимо ответила Ася, указывая рукой на высокий забор, к которому они уже подъезжали.
— Вот сейчас и будем думать о препятствии, — почесала затылок Яна, — я залезу на забор и попробую втащить его.
— Ты о чем?! У тебя не хватит сил!
— Я попробую, а ты подтолкнешь Бориса Ефимовича сзади.
— У меня очень плохо действуют руки, — забеспокоился старик.
С огромным усилием Яна подтянулась на руках, села на заборе, еле удерживая свой вес. Ася рывком подняла старика под мышки и прислонила его к забору, так как сам он не стоял.
— Что дальше?
— Протяни мне его руки, — попросила Яна.
— Я не могу поднимать его руки и одновременно держать его самого!
— Ася, постарайся! Дай мне только зацепиться за его руки!
Ася долго пыхтела перед тем, как ей удалось ценой нечеловеческих усилий поднять руки старика вверх. Яна, угрожающе накренившись на заборе, зацепила холодные, сухие кисти Бориса Ефимовича и… все… Он повис в ее руках безжизненной тряпкой, сама Яна еле удерживалась на заборе. О том, чтобы поднять немощного человека наверх и при этом никого не покалечить, не могло быть и речи. Внезапно сквозь завывающие порывы ветра подруги услышали женский истеричный голос:
— Караул! Мальчики, на помощь! Убили! Украли! Скорее ищите!
У Яны закружилась голова, она прошипела сквозь зубы Асе:
— Держи Бориса Ефимовича, — и разжала затекшие руки.
Ася подхватила повалившегося старика и, отдуваясь, усадила его обратно в кресло.
— Черт, очнулась медсестра, она сейчас поднимет на уши охрану, и нас в один момент обнаружат… — грустно проговорила Ася.
— Я погубила вас всех! — сокрушенно покачала головой Яна.
— Девочки, спасибо вам за попытку, — проговорил Борис Ефимович, — а теперь бегите сами, спасайтесь!
Старик морщился от боли во всем теле, которую причинила ему эта безуспешная попытка вырваться на свободу. Яна протянула руку подруге:
— Давай я помогу тебе забраться, а сама останусь с Борисом Ефимовичем. Я не оставлю бедного старика на растерзание пьяным охранникам.
Борис Ефимович запаниковал:
— Яна, хуже, чем мне сейчас, уже не сделают, а вас могут покалечить! Уходите!
— Нет. — Яна была непреклонна.
— Я останусь с вами, — сказала Ася, — в конце концов, ты моя лучшая подруга, помирать — так вместе! Ведь ты из-за меня приехала сюда.
— Я и сама бы приехала сюда по своим делам, — ответила ей Яна. — Уходи, зачем вдвоем погибать? Ну, может, нас и не убьют, конечно, но избить могут. Я все-таки приложила их девушку по головке. Уходи, Ася, ты вызволишь меня потом отсюда.
— Я боюсь, Яна.
— Мы будем отбиваться, — не очень уверенно ответила Яна.
Где-то вдали раздавались ругань, грубые мужские голоса, хлопанье дверей и топот ног.
— Ася, давай! — подбодрила ее Яна. — Если мы сейчас вдвоем попадемся здесь, нам это не поможет! Поезжай к Ричарду и скажи, чтобы он вытащил нас отсюда!
Ася, хлюпая носом, протянула руку Яне и взобралась на забор, затем, не смотря на подругу, спрыгнула на землю и, прихрамывая, понеслась к припаркованной неподалеку машине. Яна с облегчением вздохнула, думая о том, что, хоть Ася спаслась, она была ее подругой и к тому же матерью двоих маленьких девочек. О своей заброшенной семье Яна старалась не думать. Она спустилась на территорию пансиона и приготовилась встретиться лицом к лицу с врагами. К ним уже неслись во всю прыть преследователи. Среди обгорелых яблонь мелькали два здоровенных охранника, и еще дальше мельтешила толстыми икрами женская грузная фигура в белом медицинском халате. Судя по тому, с какой скоростью они приближались, и по тому, какие угрозы выкрикивали, Яна поняла, что бить ее будут, возможно, даже до смерти.
— Стоять, мерзавцы! — прохрипел один из охранников, высокий, плотный детина в наспех накинутом поверх неглаженой белой рубашки пиджаке. — Улизнуть хотели?
Они приблизились к Яне и старику, один из парней грубо схватил Яну за руку:
— Иди сюда, сейчас мы с тобой поговорим!
Яна вжала голову в плечи и заорала, решив напугать их своим пронзительным криком. Борис Ефимович вдруг встрепенулся, вышел из оцепенения и наехал своей инвалидной коляской прямо на охранника, схватившего Яну. Он решил заступиться за Яну, сбил охранника с ног и подмял его под колеса своей каталки.
— Ах ты, чертов дед! — закричал тот жутким голосом, легко сдернул Бориса Ефимовича с кресла и повалил его на землю. — Я тебе сейчас покажу, гадкий старикашка!
— Не смей бить инвалида! — вскричала Яна и накинулась на парня с кулаками. Он грубо отпихнул ее, Яна отлетела как пушинка и снова кинулась в бой.
— Прекращай возню, — гаркнул, видимо, старший из охранников более молодому, — скручивай всех, его в палату, ее в подсобку, а дальше разберемся!
Более молодой охранник как-то виновато посмотрел на валявшихся в грязи Яну и Бориса Ефимовича. Наверно, в нем происходила внутренняя борьба, заговорили остатки совести, что нехорошо бить женщин, детей и инвалидов, то есть более слабых, чем ты.
— Врешь, не возьмешь! — извивалась Яна ужом в руках старшего охраны. Она изловчилась и достала из кармана электрошок. Медсестра, отдуваясь, наконец-то догнала своих «мальчиков» и сразу же накинулась на воюющую Яну.
— Вот ты где, гадюка! Ребята, вот она! Это она стукнула меня по голове! Получи сдачу!
Разъяренная медсестра навалилась на Яну, схватив ее за волосы. Яну обдало волной перегара и пота, она бы задохнулась от этого запаха, если бы вовремя не ткнула электрошоком в толстый бок медсестры. Та взвизгнула и отпустила волосы Яны.
— Она ужалила меня! Точно — змея!!
На Яну навалился молодой охранник, видимо, распростившись с остатками совести, заломил ей руки за спину и вдавил ее лицо в грязь. Яна замерла, так как поняла, что если сделает лишнее движение, то он ее удушит на полном серьезе. Движения у него были грубые и плохо скоординированные из-за принятого на грудь спиртного. Яну проволокли за волосы по земле, обдирая лицо, руки и ноги о землю. Полная медсестра, бежавшая рядом, била ее правой ногой с размеренностью метронома. Когда Яну доволокли до какого-то сарая, она уже почти лишилась чувств.
— Мерзавка! — всю дорогу обзывала ее медсестра. — Самозванка! Ворюга! Она чуть было не убила меня! Ничего, пусть посидит в мертвецкой, подумает. Скоро придет заведующая и решит, что с ней делать! — И стукнула Яну в очередной раз ногой.
— Ладно, хватит, — осадил ее молодой охранник, — не ровен час, забьешь насмерть.
— Имею право! Это она забралась сюда к нам и первая подняла на меня руку! Только тогда она мне показалась более темненькой и с короткими волосами, видимо, от удара по голове у меня потемнело в глазах! Так что я просто-напросто защищалась!
— Говорю тебе, Зинаида, не кипятись! Она свое получила, а ты лучше займись своим подопечным, который хотел удрать! Лилия Степановна нам бы этого не простила!
— А, этот резвый старикашка?! Сама не ожидала от него такой прыти! Надо будет давать ему большую дозу снотворного и успокоительного! Вы, мальчики, пока займитесь этой метелкой, а я пойду всыплю дяде Боре и поставлю ему капельницу часов на пять, чтобы больше не рыпался, а утку давать не буду.
Яну, дернув за разбитые, вывернутые руки, заволокли внутрь холодного, полутемного помещения, пахнущего какими-то медикаментами и затхлостью, и кинули вниз с приличной высоты. Больше Яна ничего не помнила, так как сразу же сильно стукнулась головой, вернее, шишкой на лбу об пол и потеряла сознание.
Очнулась Яна от жуткого холода, который пробирал ее до костей. Она сразу же вспомнила свое первое впечатление, когда охранники открыли дверь и она почувствовала исходящий отсюда холод, как из могилы. Яна лежала на ледяном, сыром каменном полу, прислонившись пульсирующей болью шишкой к стенке, выложенной кафельной плиткой. Все тело ее болело и ныло. Яна оторвала спутанные, ссохшиеся от крови и грязи волосы от лица и с трудом осмотрелась. Единственное окно в этом помещении с толстым, мутным, желтоватым стеклом находилось высоко и было совсем маленьким, к тому же заделанным железной решеткой.