Кларис Старлинг была очень молода.
Фургон телекомпании УПИК скрипнул тормозами и замер. Джонетта Джонсон быстро вставила в уши золотые серёжки, припудрила хорошенькое коричневое личико и оценила обстановку. Её фургон, перехватив сообщение балтиморской полиции, прибыл на место происшествия раньше патрульных машин.
Фары и прожектора фургона освещали лишь мокрую от дождя Кларис Старлинг, стоящую у приподнятой двери ячейки с фонариком и удостоверением в руке.
Джонетта Джонсон с первого взгляда распознала в ней новичка. Она подхватила камеру, выбралась из кабины и в сопровождении остальных членов группы подошла к девушке.
Спрятавшись в своём «бьюике», мистер Йоу так низко опустился на сидении, что снаружи была видна только шляпа.
— Меня зовут Джонетта Джонсон, новости УПИК. Вы уже сообщили в отдел по расследованию убийств?
Старлинг не очень-то походила на сурового стража закона и прекрасно понимала это.
— Я из федеральных органов, — отрезала она. — И нахожусь на месте преступления. Поэтому мне необходимо сохранить его в неприкосновенности пока власти Балтимора…
Ассистент оператора схватился за дверь и попытался поднять её повыше.
— Отойдите! — крикнула Кларис. — Я вам говорю, сэр. Отойдите, отойдите, пожалуйста. Я не шучу. Не приближайтесь к двери.
Вот когда пожалеешь, что у тебя нет формы, значка и дубинки.
— Прекрати, Гарри, — бросила Джонетта и снова повернулась к Кларис. — Видите, мы готовы сделать всё, что вы скажете. Только, понимаете, вся эта команда стоит немалых денег, поэтому я просто хотела бы узнать, есть ли вообще смысл держать их здесь до приезда властей. Может, хотя бы скажете, есть там труп или нет? Камера выключена, так что не волнуйтесь, всё будет между нами. Скажите, и мы подождём. Мы будем хорошо себя вести, тихо-тихо, как мышки, обещаю. Ну так что?
— На вашем месте я бы подождала, — кивнула Кларис.
— Спасибо, вы не пожалеете, — обрадованно оживилась Джонетта Джонсон. — Знаете, у меня тут есть кое-какая информация об этих «Мини-хранилищах Сплит-Сити», может, вам пригодится. Идите сюда, посветите мне, пожалуйста, фонариком в кабину, я попробую найти.
— Только что в ворота въехал фургон УИТИ, — объявил тот, которого звали Гарри.
— Так, сейчас попробую найти, где же это… ага, вот. Два года назад здесь был крупный скандал, эту контору хотели обвинить в том, что она хранит и перевозит что-то там незаконное, боеприпасы, что ли? Или какое-то оружие? — Джонетта Джонсон лепетала без умолку, то и дело поглядывая через плечо Кларис.
Старлинг обернулась и увидела, что оператор уже наполовину пролез под дверь ячейки, а ассистент присел на корточки и уже собрался передавать ему портативную камеру.
— Эй! — закричала Кларис, и подпрыгнув к оператору, схватила его за рубашку. — Что вы делаете? Это нельзя. Эй! Не смейте туда лезть!
Оператор, похоже, даже не слушал, потому что всё то время, пока она говорила, тихо и монотонно бормотал своё:
— Да мы ничего там не будем трогать. Мы ж профессионалы, так что можешь не переживать. Полиция всё равно нас туда пустит. Да что ты так нервничаешь, всё нормально, золотко.
Его идиотское поведение в конце концов вывело Кларис из себя. Она подбежала к одному из домкратов и нажала на рычаг. Дверь слегка опустилась. Она нажала ещё. Дверь опустилась ниже и коснулась груди оператора. Убедившись, что бедняга не сможет пролезть ни назад, ни вперёд, она вытащила из домкрата рычаг, и подошла к распростёртому под дверью оператору. В глаза бил свет уже нескольких телевизионных фургонов, примчавшихся в надежде на сенсацию. Кларис громко постучала рычагом по двери над самой головой оператора.
— Прошу минутку внимания, — крикнула она. — Послушайте, что я вам скажу. Убирайтесь отсюда все. Живо. Даю минуту. Оставшихся арестую за сопротивление властям.
— Успокойся, детка, — спокойно сказал ассистент, положив руку ей на плечо. Кларис резко стряхнула её и обернулась. Стоящие у фургонов телевизионщики зашумели. Вдалеке послышался вой сирен.
— Убери руки и уматывай, козёл. — Она наступила на ногу оператору и бросила испепеляющий взгляд на ассистента. В опущенной руке был зажат рычаг от домкрата. Кларис так и не подняла его. Хватило и взгляда. Когда позже эту сцену показали по телевизору, она сама испугалась собственного вида.
Глава 9
Запахи, источаемые жуткой камерой, в полумраке казались ещё более тяжёлыми. В коридоре беззвучно работал телевизор. Свет от экрана отбрасывал тень Кларис Старлинг на решётку клетки доктора Лектера.
В темноте, за металлическими прутьями, не было видно абсолютно ничего, но она не стала просить санитара включить свет. С его пульта камеру можно было осветить в одно мгновение, и за час до неё следователи балтиморской полиции уже использовали такой приём, безуспешно пытаясь допросить Лектера. Тот наотрез отказался говорить, а в ответ на все вопросы сделал им бумажного цыплёнка, который мог клевать, если нажимать на хвост. Взбешённый старший следователь, выйдя в вестибюль, разорвал цыплёнка на мелкие клочки и приказал Старлинг попробовать самой поговорить с Лектером.
— Доктор Лектер! — Она слышала собственное дыхание, дыхание из других камер по всему коридору, — и никаких звуков из пустой клетки Миггса. Она почти физически ощущала её страшную пустоту.
Кларис знала, что Лектер наблюдает за ней из темноты. Прошло несколько минут. После борьбы с дверью ячейки Распейла у Старлинг ныла спина и просто отваливались руки. Одежда была ещё мокрой от дождя и пота. Она подстелила куртку и села на пол в полуметре от решётки, подобрав под себя ноги и откинув назад влажные, перепачканные волосы.
За её спиной на телеэкране размахивал руками какой-то проповедник.
— Доктор Лектер, мы оба знаем, что к чему. Они считают, что со мной вы не откажетесь говорить.
Молчание. Где-то в конце коридора какой-то сумасшедший начал насвистывать весёлую мелодию. Через пять минут она заговорила снова:
— Знаете, в прошлый раз, когда я приходила сюда, то чувствовала себя очень странно. Когда-нибудь я хотела бы поговорить с вами об этом.
Из камеры Лектера вдруг выехал поднос, заставив Кларис подпрыгнуть от неожиданности. На подносе лежало чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она не слышала, как он положил его туда.
— Спасибо, — пробормотала Кларис, и взяв полотенце, вытерла мокрые волосы.
— Почему вы не спрашиваете меня о Буйволе-Билле? — Голос звучал совсем близко, примерно на её уровне. По всей вероятности, Лектер тоже сидел на полу.
— А вы что-то знаете о нём?
— Знал бы, если бы посмотрел дело.
— У меня его нет, — покачала головой Кларис.
— У вас не будет и этого, когда они используют вас до конца.
— Понимаю.
— Вы могли бы достать дело Буйвола-Билла? Отчёты, фотографии? Я хочу посмотреть.
— Может, теперь вы расскажете мне об этом человеке в «паккарде»?
— Вы что, нашли там целого человека? Странно. Я лично видел только голову. Откуда же взялось всё остальное, как вы думаете?
— Ну, хорошо. Так чья это голова?
— А что вы сами можете сказать?
— Проведена только предварительная экспертиза. Белый мужчина, примерно двадцати семи лет, зубы лечил в Европе и в Америке. Кто это был?
— Любовник Распейла. Нашего флейтиста-гомосексуалиста.
— Каковы же обстоятельства его… Как он умер?
— Решили перефразировать вопрос, курсант Старлинг?
— Нет, я…
— Можете не тратить зря время. Скажу вам сразу: я его не убивал. Это сделал сам Распейл. Знаете, ему нравились моряки. Этот был как раз из них. Скандинав, по имени Клаус или что-то в этом роде. Распейл никогда не называл мне его фамилии.
Голос Лектера теперь звучал откуда-то снизу. Должно быть, он лёг на пол, подумала Кларис.
— Клаус списался со шведского судна в Сан-Диего. Распейл в то лето как раз преподавал там в консерватории. Увидел парня и тут же почувствовал себя рядом с ним неустрашимым древнескандинавским витязем. Швед посмотрел на такие дела, да и сбежал с судна. Они купили какой-то ужасного вида трейлер и гарцевали по лесам в неглиже. А потом Распейл рассказал, что парнишка оказался неверным и он задушил его.
— Распейл сам вам это рассказал?
— Да, на конфиденциальных сеансах психотерапии. Но я думаю, он наврал. Вечно любил всё приукрашивать. Хотел казаться страшным и романтичным. Скорее всего, швед просто задохнулся во время какой-нибудь банальной половой экзальтации. Распейл был слишком хилым и слабым, чтобы задушить его.
— Понимаю.
— Голубая мечта Распейла о счастье растаяла, как дым. Он положил голову Клауса в лабораторный сосуд со спиртом и вернулся на восток.
— А что он сделал с телом?
— Закопал где-то в горах.
— Он показывал вам эту голову в машине?
— Да, после нескольких терапевтических сеансов он так расчувствовался, что уже мог рассказывать мне всё, что угодно. Он часто приходил к Клаусу, садился рядом с ним в машину и показывал ему «валентинки».
— А потом и сам Распейл… умер. Почему?
— Честно говоря, я жутко устал от его постоянного хныканья. Это лучшее, что можно было для него сделать, поверьте. Терапия не давала никаких результатов. Я думаю, у большинства психотерапевтов есть парочка-другая пациентов, которых бы они с радостью отослали ко мне. Я ни с кем ещё не разговаривал на эту тему, да и скучно всё это.
— А потом этот ваш обед для руководителей оркестра.
— Разве вы никогда не встречали людей, у которых просто нет времени бегать по магазинам за продуктами? Вот и приходится обходиться тем, что оказалось под рукой, Кларис. Вы разрешите называть вас Кларис?
— Конечно. А я буду называть вас…
— Только доктор Лектер. Это более всего соответствует вашему возрасту и моему положению.
— Хорошо.
— А что вы чувствовали, когда попали в эту ячейку? — вдруг спросил он.
— Омерзение.
— Из-за чего?
— Из-за мышей и пауков.