ы, озорница. Прямо настоящая леди, да? Ну, пойдём, пора ложиться спать.
Мистер Гамб любит ложиться спать и делает это по нескольку раз за ночь. Любит он и вставать, чтобы потом подолгу сидеть без света в одной из многочисленных комнат своего дома, или немного поработать, если вдруг придёт вдохновение.
Он собирается выключить свет, но замечает оставшиеся после ужина тарелки, собирает их и вытирает стол. Затем выходит из кухни, включает свет в подвале и спускается вниз, неся в руке тарелки. Запертая в кухне Красотка скулит и царапается в дверь.
— Ну хорошо, крошка. — Он возвращается, берёт пуделя на руки и несёт вниз. Тот пытается дотянуться до тарелок. — Нет, малышка, нельзя, ты уже и так съела слишком много.
Он ставит собаку на пол, и она бежит за ним по лабиринтам подвальных помещений. В комнате прямо под кухней находится глубокий сухой колодец. Его край, отделанный кирпичным кольцом, почти на метр возвышается над песчаным полом. Колодец закрыт тяжёлой деревянной крышкой с отверстием, вырезанным под размер ведра. Джеймс Гамб высыпает туда остатки пищи из тарелок.
Кости и недоеденные овощи исчезают в темноте колодца. Пудель садится на пол и тихонько скулит, выпрашивая кусочек.
— Нет-нет, видишь, уже ничего не осталось, — улыбается Гамб. — Хватит, и так ты у меня слишком толстая.
Он поднимается наверх, на ходу играя с собакой и не обращая внимания на громкий жалобный крик, доносящийся из тёмной дыры колодца:
— Пожа-а-алуйста…
Глава 21
В начале одиннадцатого вечера Кларис Старлинг вошла в балтиморскую Государственную клинику для душевнобольных преступников. Она была одна. Кларис надеялась, что в такой поздний час доктора Фредерика Чилтона не будет, но он ожидал её в своём кабинете.
На Чилтоне был спортивный пиджак английского покроя и белоснежная рубашка. На шее красовался шёлковый платок. Кларис с ужасом подумала, что он вырядился так специально для встречи с ней.
Кроме привинченного к полу стула перед письменным столом доктора, в кабинете не было никакой мебели. Кларис прошла в комнату, поздоровалась и остановилась возле стула.
Доктор Чилтон закончил, наконец, осмотр своей коллекции крошечных моделей локомотивов и поднял глаза на девушку.
— Хотите чашечку кофе?
— Нет, спасибо. Простите, что побеспокоила вас в такой поздний час.
— Всё ещё хотите раскопать что-нибудь новенького в деле с этой головой?
— Да. Окружной прокурор Балтимора сказал, что договорился с вами, доктор Чилтон.
— О, да. Я, знаете ли, всегда тесно сотрудничаю с властями. Кстати, вы пишите какую-нибудь статью или, может, диссертацию?
— Нет.
— А вы когда-нибудь уже публиковались в специализированных научных журналах?
— Нет, никогда. Это всего лишь услуга, которую прокуратура попросила меня оказать балтиморской окружной полиции, в частности отделу расследования убийств. Мы ведь фактически сами подбросили им это нераскрытое дело, так что сейчас пытаемся хоть как-то помочь связать концы с концами. — Кларис чувствовала, что неприязнь к Чилтону помогает ей врать легко и свободно, что называется «без запинки».
— Вы подключены, мисс Старлинг?
— Я что?
— У вас есть микрофон, чтобы записывать, что скажет доктор Лектер? Вообще «подключены» — это полицейский термин. Я думал, вы знаете.
— Нет.
Доктор Чилтон вытащил из ящика маленький диктофон и вставил кассету.
— Положите это к себе в сумочку. А потом я прослушаю и дам вам копию. Пригодится, когда будете писать отчёт.
— Нет, доктор Чилтон, я не могу это взять.
— Но почему? Власти Балтимора постоянно просят от меня анализа всего, что говорит Лектер по поводу дела этого Клауса.
Постарайтесь не ссориться с Чилтоном, вспомнились слова Кроуфорда. Мы, конечно, можем заставить его повиноваться через суд, но Лектер сразу же это учует. Ему достаточно одного взгляда на Чилтона, чтобы узнать всё, что он думает.
— В прокуратуре Соединённых Штатов считают, что вначале нужно попробовать способ обычного разговора. Если я тайно запишу нашу беседу, а он каким-то образом узнает, это будет означать… это сразу положит конец всей той рабочей атмосфере, которой мы уже достигли.
— Но каким же образом он узнает?
Да прочтёт в газете вместе со всей остальной информацией, которая станет тебе известна, старый козёл.
— Доктор, если нам нужно будет записать разговор с Лектером для представления в суд в качестве свидетельских показаний или ещё по какой-либо причине, вы будете первым, кто услышит эту запись. К тому же вас обязательно пригласят в суд засвидетельствовать её подлинность. А сейчас я бы хотела провести просто, так сказать, предварительную беседу.
— А вы знаете, почему он не отказывается разговаривать с вами, мисс Старлинг?
— Нет, доктор Чилтон.
Он обвёл взглядом развешанные на стене дипломы и сертификаты, как будто собрался начать речь в ходе избирательной кампании. И снова повернулся к Старлинг.
— Вы вообще, отдаёте себе отчёт, чем занимаетесь?
— Конечно.
У Кларис начали дрожать колени. Нет, не следует затевать сейчас ссору с этим Чилтоном. Нужно поберечь силы на доктора Лектера.
— Вы занимаетесь тем, что приходите ко мне в больницу, чтобы взять интервью, и отказываетесь поделиться со мной информацией.
— Я всего лишь выполняю инструкции, доктор Чилтон. У меня есть номер телефона Генерального прокурора Соединённых Штатов. Так что либо обсудите этот вопрос с ним, либо разрешите мне приступить к работе.
— Я здесь не просто надзиратель, мисс Старлинг. И прибегаю сюда среди ночи не просто для того, чтобы кого-то впустить и кого-то выпустить. Между прочим, у меня на сегодня был билет на оперетту.
Услышав слово «билет», Кларис вдруг тут же ярко представила себе всю его жизнь. Увидела его полупустой холостяцкий холодильник, усыпанный крошками журнальный столик, на котором он, сидя перед телевизором, устало ужинает в полном одиночестве, увидела все его вещи, месяцами стоящие на полках, ожидая, пока он снимет или хотя бы передвинет их, уловила всю тоску его бесцветной, скучной жизни. И сразу же почувствовала, что сейчас не нужно ни говорить, ни отводить глаз. Она чуть наклонила голову и посмотрела на него долгим взглядом, пока не поняла, что он больше не сможет продолжать разговор.
Через минуту Кларис уже спускалась в подвал вместе с санитаром по имени Алонцо.
Глава 22
Шагая рядом с Алонцо по лабиринтам психиатрической лечебницы, Кларис удалось отключиться, чтобы не слышать хлопанья дверей и криков сумасшедших, хотя она и чувствовала эти звуки всем своим существом. Было ощущение, что они всё глубже и глубже опускаются под воду.
Близость безумия — мысль о связанной по рукам и ногам Кэтрин Мартин, о маньяке, обнюхивающем её и лезущем в карман за каким-нибудь ужасным орудием пытки — подталкивала Кларис на то, чтобы во что бы то ни стало выполнить свою работу. Но ей нужна не просто решимость. Ей нужно быть спокойной, уверенной в себе, нужно превратиться в острое, тонкое орудие. Нужно суметь проявить терпение, зная, что необходимо спешить. Если доктор Лектер и в самом деле знает ответ на её вопрос, нужно суметь вычленить этот ответ сквозь все хитросплетения его речи.
Кларис вдруг поймала себя на том, что думает о Кэтрин Мартин как о ребёнке, которого она видела в выпуске новостей — маленькой девочке на борту огромной яхты.
Алонцо остановился у последней двери и нажал на кнопку звонка.
— …Научи нас быть терпимыми к ближним и нетерпимыми к врагам, научи владеть собой…
— Что, простите? — вскинул брови Алонцо, и Кларис осознала, что молится вслух.
Он оставил её на попечение громадного санитара, который открыл дверь.
— Добро пожаловать к нам снова, — прогремел санитар, закрывая засов на бронированной двери.
— Привет, Барни, — попыталась улыбнуться Кларис.
В руке санитар сжимал толстую книгу в мягкой обложке. «Чувства и восприимчивость» Джейн Аустен, быстро прочла Кларис.
— Как быть со светом? — спросил санитар.
Коридор между ровными рядами камер был погружён во мрак. Лишь последняя клетка светилась ярким светом.
— Доктор Лектер не спит.
— Ночью он никогда не смыкает глаз. Даже если выключить весь свет.
— Пусть всё остаётся как есть.
— Когда будете идти, держитесь середины коридора и не трогайте решётки, ладно?
— Я бы хотела выключить этот чёртов телевизор, — попросила Старлинг.
Телевизор стоял в дальнем конце и был развёрнут к центру коридора. Кое-кто из пациентов смотрел его, прислонив голову к решётке.
— Конечно. Выключите звук, но если не возражаете, оставьте хотя бы изображение. Некоторым из них нравится таращиться в этот ящик. Если захотите присесть, стул там же, где и раньше.
Стараясь не смотреть по сторонам, Кларис двинулась по тёмному коридору. Стук каблуков эхом отдавался в ушах. Единственным посторонним звуком был храп, доносящийся из одной камеры, и тихое бормотание из другой.
В камеру Миггса поселили новенького. Краем глаза Кларис увидела вытянутые на полу длинные ноги и голову у самой решётки. Человек сидел на полу, пытаясь сложить что-то из листа бумаги. Лицо не выражало абсолютно никаких чувств. В пустых зрачках отражался свет от экрана телевизора. Из угла рта на плечо стекла слюна.
Кларис не хотелось заглядывать в камеру доктора Лектера, не убедившись, что он увидел её. Она прошла мимо и выключила звук телевизора.
На Лектере была белая, такая же, как и вся его камера, пижама. Лишь его глаза, волосы, да красные губы придавали этому обиталищу хоть какой-то цвет. Он сидел за столом у самой сетки, отгораживающей его от железной решётки, и рисовал свою руку на куске туалетной бумаги.
Кларис подошла ближе. Лектер поднял голову.
— Добрый вечер, доктор Лектер.
Из его рта появился кончик языка, быстро лизнул верхнюю губу и снова спрятался.
— Кларис.