В его голосе по-прежнему звучал металлический скрип. Интересно, сколько он не разговаривал?
— Поздновато для школьницы.
— Будем считать, это у меня вечерняя школа, — ответила Кларис, тут же подумав, что голос прозвучал недостаточно уверенно. — Вчера я была в Западной Вирджинии.
— Вы поранились?
— Нет, я…
— У вас свежая повязка, Кларис.
— Ах, да, — удивлённо вспомнила она. — Я поцарапалась сегодня, когда плавала в бассейне.
Повязку под брюками совсем не было видно. Очевидно, он просто унюхал её.
— Вчера я была в Западной Вирджинии. Там нашли тело. Последнюю жертву Буйвола-Билла.
— Не совсем последнюю, Кларис.
— Предпоследнюю.
— Да.
— У неё был снят скальп. Как вы и говорили.
— Не возражаете, если я буду продолжать рисовать, пока мы с вами беседуем?
— Нет, пожалуйста.
— Видели останки?
— Да.
— А предыдущие видели?
— Нет. Только фотографии.
— И что вы почувствовали?
— Страх и тревогу. А потом была слишком занята, чтобы что-то чувствовать.
— А потом?
— Потрясение.
— Но это не отразилось на качестве вашей работы?
— Нет. Работала, как надо. Даже лучше.
— Для Джека Кроуфорда? Или он сидел дома и только звонил по телефону?
— Нет, он был там.
— Уделите мне одну секунду, Кларис. Наклоните, пожалуйста голову, как будто вы спите. Да-да, вот так. Задержитесь, на мгновение… Спасибо. Присаживайтесь, если хотите. Вы говорили Джеку Кроуфорду о моей просьбе?
— Да. Но, по-моему, он не обратил особого внимания.
— А после того, как нашли это тело в Западной Вирджинии?
— Он говорил со своим начальством, из университета…
— Аланом Блумом.
— Да, точно. Доктор Блум сказал, что Буйвол-Билл пытается соответствовать образу, созданному газетчиками. А снятие скальпов — это всего лишь игры бульварной прессы. Доктор Блум считает, любой мог догадаться, что такое рано или поздно произойдёт.
— А сам доктор Блум предвидел, что такое произойдёт?
— Он говорит, что да.
— Значит, предвидел, но никому не говорил. Понятно. А вы что думаете, Кларис?
— Я не уверена.
— Вы немного разбираетесь в психологии, знакомы с судебной медициной. Помогает вам это в вашем деле?
— Вообще-то, честно говоря, дело продвигается не особенно быстро.
— Но что две эти дисциплины говорят вам о Буйволе-Билле?
— Ну, согласно книгам, он обыкновенный садист.
— Жизнь — довольно скользкая штука, Кларис, чтобы её можно было изучить по книгам. Гнев и злоба очень часто проявляются как страсть, волчанка проявляется обыкновенной крапивницей. — Доктор Лектер закончил рисовать левую руку, переложил в неё уголь и принялся рисовать правую. — Вы имеете в виду учебник доктора Блума?
— Да.
— Вы читали там обо мне?
— Да.
— Как он описывает меня?
— Чистый социопат.
— Как вы считаете, доктор Блум всегда прав?
— Я всё ещё ожидаю, что аффект только поверхностный.
Доктор Лектер улыбнулся, обнажив маленькие белые зубы.
— У нас везде полно экспертов и специалистов, Кларис. Везде, куда ни плюнь. Доктор Чилтон, например, говорит, что Сэмми из соседней камеры — типичный гебефренический шизофреник и безвозвратно потерян. Он поместил его в камеру старины Миггса, потому что думает, что Сэмми конец. А вы знаете что-нибудь о гебефрениках? Не бойтесь, он не услышит.
— Почти не поддаются лечению, — ответила Кларис. — Временами страдают аутизмом и раздвоением личности.
Доктор Лектер вытащил что-то из груды наваленных на столе бумаг и положил на поднос. Старлинг вытащила его наружу.
— Вчера Сэмми передал мне это вместе с ужином, — сказал Лектер.
На клочке обёрточной бумаги цветным мелком были выведены строчки:
ХАЧУ ПАЙТИ К ИСУСУ
ХАЧУ ПАЙТИ С ХРИСТОМ
СМАГУ ПАЙТИ С ИСУСАМ
ЕСЛИ БУДУ ВИСТИ СИБЯ ХАРАШО
СЭММИ
Старлинг невольно оглянулась. Сэмми сидел на полу, прислонив голову к решётке, и с отсутствующим видом тупо смотрел в стену.
— Не могли бы вы прочесть это вслух? Он не услышит.
— «Хочу пойти к Иисусу, хочу пойти с Христом, смогу пойти с Иисусом, если буду вести себя хорошо.»
— Нет-нет. Более напористо, более уверенно. Пылко, напряжённо, понимаете? «Хочу пойти к Иисусу, хочу пойти с Христом.»
— Понимаю, — кивнула Кларис, кладя бумагу обратно на поднос.
— Да нет, вы вообще ничего не понимаете. — Доктор Лектер вдруг вскочил на ноги и гротескно, словно гном, запрыгал по камере, отбивая хлопками ритм и выкрикивая: «Хочу пойти к Иисусу…»
Вдруг из-за спины Кларис совершенно неожиданно раздался громкий голос Сэмми, просунувшего лицо между прутьями решётки и напрягшегося так, что на шее вздулись вены:
— ХАЧУ ПАЙТИ К ИСУСУ
ХАЧУ ПАЙТИ С ХРИСТОМ
СМАГУ ПАЙТИ С ИСУСАМ
ЕСЛИ БУДУ ВИСТИ СИБЯ ХАРАШО-О-О.
Молчание. Кларис только сейчас заметила, что стоит, отбросив назад раскладной стул. Бумаги упали с колен и рассыпались по полу.
— Прошу вас, — проговорил доктор Лектер, указывая Кларис на стул. Потом сам опустился на табурет и подпёр подбородок руками. — Нет, ничего вы не понимаете, — повторил он со вздохом. — Сэмми очень религиозный человек. Он просто расстроен, что Иисуса так долго нет. Можно я расскажу Кларис, почему ты здесь, Сэмми?
Сэмми ухватил себя за нижнюю челюсть и выпучил глаза.
— Ну, пожалуйста, — попросил доктор Лектер.
— Угу, — промычал Сэмми, не открывая рта.
— Сэмми принёс в баптистскую церковь голову своей матери. Они пели «Отдай господу лучшее, что у тебя есть», а лучше этого у него ничего не было. Спасибо, Сэмми, — прокричал он в коридор. — Всё нормально. Смотри телевизор.
Сэмми снова уселся на пол и прислонил голову к решётке. В зрачках, как и раньше, отразилось изображение экрана. Только теперь по лицу его текла не только слюна, но и слёзы.
— Ну что, Кларис, давайте посмотрим, насколько вы сможете проникнуться его проблемами, а потом, быть может, я проникнусь вашими. Quid pro quo. Он не слушает.
Кларис нервно сглотнула.
— В стихотворении варьируются понятия, от «идти к Иисусу» до «идти с Христом», — проговорила она. — Чувствуется вполне осмысленный последовательный ряд: идти к кому-то, приходить куда-то, идти с кем-то.
— Верно. Линейная прогрессия. Мне определённо нравится, что он видит в «Иисусе» и «Христе» одно и то же. Это прогресс. Понятие Бога как триединого начала очень трудно осознать, особенно для Сэмми, который не уверен даже в том, сколько личностей живёт в нём самом. Элдридж Кливер даёт нам параболу модели «Трое в одном», довольно полезная вещь, применительно к данному случаю.
— Он видит причинную связь между своим поведением и целями, а это уже структурное мышление, — продолжала Кларис. — Что до организации самого ритма стиха, то он не притуплённый, а, скорее, плачущий. По-вашему, Сэмми кататонический шизофреник?
— Да. Чувствуете, как пахнет его пот? Специфический козлиный запах. Запомните его, Кларис, это запах шизофрении.
— И вы считаете, его можно вылечить?
— Именно сейчас, когда он начинает выходить из фазы ступора. Смотрите, как у него пылают щёки!
— Доктор Лектер, а почему вы говорите, что Буйвол-Билл не садист?
— Потому что в газетах писали, что следы от верёвок обнаружены только на запястьях, но не на лодыжках. Вы видели следы на лодыжках у жертвы из Западной Вирджинии?
— Нет.
— Видите ли, Кларис, когда кожу снимают для развлечения, жертву всегда подвешивают за ноги, чтобы обеспечить приток крови к голове и к груди, и чтобы объект подольше оставался в сознании. Вы не знали этого?
— Нет.
— Когда вернётесь в Вашингтон, загляните в Национальную галерею и посмотрите тициановскую «Наказание Марсия», пока её не отправили обратно в Чехословакию. Очень детально и наглядно.
— Доктор Лектер, у нас возникли чрезвычайные обстоятельства, а в связи с ними — довольно необычные предложения.
— К кому?
— К вам, если вы спасёте эту последнюю девушку. Вы видели выступление сенатора Мартин по телевизору?
— Да, в новостях.
— Что вы думаете о её обращении?
— Бестолковое, но, в общем-то, и безвредное. Её плохо проинструктировали.
— Сенатор Мартин — очень влиятельный человек. И весьма решительный.
— Предположим.
— По-моему, у вас незаурядная интуиция. Сенатор Мартин дала понять, что если вы поможете вернуть её дочь живой и невредимой, она приложит все усилия, чтобы вас перевели в федеральное ведомство. И вы получите камеру с видом на природу, если таковая имеется. Вам также будет предложено делать письменные оценки психического состояния поступающих пациентов — одним словом, работа. Правда, без ограничения мер предосторожности.
— Я не верю этому, Кларис.
— Должны поверить.
— Я верю вам. Но вы ещё очень многого не знаете о человеческом поведении, так же как не знаете, как правильно снимать с человека кожу. Вам не кажется, что вы весьма странный посланник для сенатора Соединённых Штатов?
— Я ваш посланник, доктор Лектер. Вы сами избрали меня для разговоров с вами. Или вы уже хотите кого-то другого? А может, просто не в состоянии помочь?
— Это одновременно и дерзко, и неправильно, Кларис. Я не верю, что Джек Кроуфорд пойдёт по отношению ко мне на какую-то компенсацию… Возможно, я скажу вам одну вещь, которую вы можете передать сенатору. Но только, как говорится, наложным платежом. За кое-какую информацию о вас. Да или нет?
— Смотря что вы спросите?
— Да или нет? Кэтрин ждёт, не так ли? Прислушивается к звукам точильного камня. Как бы она попросила вас поступить?
— Спрашивайте.
— Какое ваше самое страшное воспоминание детства?
Кларис глубоко вздохнула.
— Только учтите, меня интересует не самая страшная ваша выдумка.
— Смерть отца, — проговорила Кларис.
— Расскажите.
— Он был начальником полицейского участка. Однажды вечером он увидел двух грабителей, наркоманов, те выходили из задней двери магазина. Он выбрался из своего «пикапа», попытался выстрелить, но оружие не сработало, и они убили его.