— Не сработало?
— У него было старое автоматическое ружьё «Ремингтон-870». Просто застряла гильза. Когда такое случалось, ружьё не стреляло и его нужно было чистить. Мне кажется, ему следовало просто ударить прикладом о дверь, чтобы выбить гильзу.
— Он умер на месте?
— Нет. Он был сильным человеком. Ещё месяц продержался.
— Вы навещали его в больнице?
— Да.
— Расскажите, что вам больше всего запомнилось в больнице?
Кларис закрыла глаза.
— Как-то приходила соседка, старая одинокая женщина, и читала ему конец «Танагопсиса». Думаю, это единственное, что она могла ему сказать. Всё, доктор Лектер, я выполнила свою часть сделки.
— Да, выполнили. Вы были весьма откровенны, Кларис. Я всегда это чувствую. Было бы очень интересно побольше узнать о вашей личной жизни.
— Quid pro quo.
— Кстати, та девушка из Западной Вирджинии, она была красива, как на ваш взгляд?
— Очень ухоженная.
— Не теряйте времени.
— Она была довольно крупная.
— Большая?
— Да.
— И застрелена в грудь?
— Да.
— У неё были небольшие груди, верно?
— Для её комплекции, да.
— Но широкие бёдра.
— Да.
— Что ещё?
— В горло ей была аккуратно вставлена куколка насекомого. Газеты об этом ещё ничего не знают.
— Бабочка?
У Кларис перехватило дыхание. Она очень надеялась, что Лектер не заметит её волнение.
— Ночная бабочка, — как можно спокойнее поправила она. — Пожалуйста, скажите, как вы догадались?
— Кларис, я скажу вам, зачем Буйволу-Биллу понадобилась Кэтрин Мартин, и на этом всё, спокойной ночи. При данных обстоятельствах это моё последнее слово. Можете сказать сенатору, для чего ему нужна Кэтрин, и пусть она придёт ко мне сама с более интересным предложением… Либо она может подождать, пока тело всплывёт, и сама убедиться в правильности моих слов.
— Так зачем она ему нужна, доктор Лектер?
— Ему нужна её кожа с передней части тела вместе с грудью.
Глава 23
Кэтрин Бейкер Мартин лежит на глубине более пяти метров ниже уровня пола. Тьма наполнена звуками её дыхания, громкими ударами сердца. Время от времени к самому горлу подкатывает пульсирующий страх, как у попавшей в капкан лисицы. Иногда появляется способность думать. Она понимает, что похищена, но не знает кем. Кэтрин осознаёт, что это не сон, а жуткая реальность.
Сейчас она чувствует себя намного лучше, чем тогда, когда только пришла в сознание. Головокружение прошло. Воздуха вполне достаточно. Она в состоянии различить, где верх, а где низ, и определить своё положение в этом пространстве.
Плечо, бедро и колено затекли от долгого лежания на цементном полу. Эта сторона её тела внизу. А верх — это там, откуда иногда в глаза бьёт резкий, ослепляющий свет. В голове уже не шумит, болят только пальцы на левой руке. Безымянный наверняка сломан.
Она одета в стёганый комбинезон, пахнущий чистой тканью. Пол тоже чист, если не считать куриных костей и остатков овощей, которые сбросил вниз её тюремщик. Кроме этого есть ещё коврик да пластиковое ведро с привязанной к ручке бельевой верёвкой, уходящей вверх.
Кэтрин Мартин может свободно передвигаться, но идти некуда. Пол, на котором она лежит, овальной формы, примерно два с половиной на три метра. В центре — небольшое отверстие для стока воды. Кэтрин уже поняла, что лежит на дне глубокой, закрытой сверху ямы. Бетонированные стены чуть сужаются кверху.
Что это? Какой-то шум наверху или стук её собственного сердца? Нет, всё же какие-то звуки наверху. Прямо над головой. Похоже, её тюрьма находится в подвале как раз под кухней. Слышатся шаги по полу кухни, шум бегущей из крана воды. Царапанье собачьих лап по линолиуму. Потом — снова тишина, пока в отверстии наверху не вспыхивает тусклое пятно жёлтого цвета: кто-то включил лампочку в подвале. И вдруг — снова яркий свет в самой яме. Кэтрин садится и пытается оглядеться, прикрыв глаза ладонью. Яркая лампа спускается на шнуре вниз. Пластиковое ведро вдруг дёргается и ползёт вверх, покачиваясь на тонкой верёвке. Кэтрин вздрагивает от неожиданности и страха, набирает побольше воздуха и пытается кричать:
— Моя семья заплатит. Наличными. Моя мать сразу же рассчитается с вами без лишних вопросов. Вот её личный… Ой! — Сверху прямо на неё летит какая-то чёрная тень. Нет, всего лишь полотенце. — Вот её личный телефон: двести два…
— Помойся.
Тот же странный голос. Она уже слышала, как он разговаривал с собакой.
На верёвке спускается другое ведро, наполненное тёплой мыльной водой.
— Разденься и вымойся вся, иначе я обдам тебя из шланга, — и чуть тише, очевидно обращаясь к собаке: — Да, моя прелесть, обдадим её из шланга, правда?
Снова над головой слышатся шаги. Глаза уже привыкли к яркому свету. Теперь Кэтрин видит всё более отчётливо. Интересно, сколько метров до люка? Прочна ли верёвка, на которой висит лампа? Можно ли зацепить её полотенцем или комбинезоном? Чёрт возьми, нужно же что-то делать. А проклятые стены гладкие, как стекло.
Небольшая трещина в метре над головой — вот единственная видимая зацепка. Да и то не достать. Кэтрин плотно сворачивает коврик и перевязывает его полотенцем. Затем встаёт на него, и цепляясь ногтями за стену, пытается дотянуться до трещины. Чуть выше первой, примерно на высоте поднятой руки, кажется, есть ещё одна. Но он уже идёт, он возвращается, Кэтрин спрыгивает на пол, поднимает голову и видит опускающийся вниз конец чёрного шланга. На лицо падает несколько ледяных капель. Предупреждение.
— Помойся. Вся.
В ведре плавает мочалка и тюбик с дорогим кремом для смягчения кожи.
Кэтрин раздевается. Всё тело тут же покрывается гусиной кожей, соски становятся маленькими и твёрдыми. Она садится на корточки у самой стены и моется.
— Хорошо. А теперь насухо вытрись полотенцем и вотри в кожу крем. Везде, по всему телу.
От тёплой воды тюбик нагрелся. Кэтрин мажется кремом и надевает комбинезон.
— А сейчас подними свою подстилку и помой пол.
Она повинуется, собирает куриные кости и овощи в ведро и поливает пол водой. Возле стены что-то блестит. Какая-то выпавшая из трещины чешуйка. Кэтрин наклоняется, чтобы рассмотреть поближе. Человеческий ноготь, покрытый блестящим лаком.
Ведро поползло наверх.
— Моя мать заплатит вам, — снова обращается Кэтрин к своему тюремщику. — Не задаст ни единого вопроса. Заплатит достаточно, чтобы сделать вас богатым. Если вы иранец или палестинец, или из Движения за свободу чернокожего населения — она даст деньги для вашей организации. Вам надо только…
Свет гаснет. Внезапная непроницаемая темнота. Глухо стукнуло об пол спущенное на тонкой верёвке ведро. Кэтрин садится на коврик, пытаясь собраться с мыслями. Что она знает о своём тюремщике? Он живёт один. Американец, наверняка белый. Она уже пыталась дать ему понять, что не имеет ни малейшего понятия о том, кто он, какого цвета у него кожа и вообще, как он выглядит. Пыталась делать вид, что после удара по голове на автостоянке абсолютно ничего не помнит. Надеялась, он поймёт, что может безо всякого риска отпустить её.
Мозг отчаянно работает, она напрягается изо всех сил, и наконец, приходит к неизбежному вопросу:
— Этот ноготь, кто-то уже был здесь. Какая-то женщина или девушка. Где она сейчас? Что он с ней сделал?
Несмотря на весь шок и потерю ориентации, голова соображает чётко. Крем. Смягчающий крем для кожи. Кожа! Так вот, значит, к кому она попала! Догадка обжигает огнём, она не может подавить рвущегося наружу отчаянного крика и кричит, кричит, кричит, вскакивает на ноги, не помня себя от ужаса бросается на бетонную стену, снова кричит, пока горло не сводит кашлем, и в конце концов, обессилев, падает на коврик, вытягивается во весь рост и беззвучно рыдает, закрыв лицо изодранными в кровь руками.
Глава 24
Оказавшись в комнате санитаров, Кларис Старлинг тут же бросилась к телефону и набрала номер фургона.
— Кроуфорд слушает.
— Я звоню из служебного помещения сразу за зоной повышенной охраны, — быстро проговорила Кларис. — Доктор Лектер спросил у меня, не было ли то насекомое, которое нашли в Западной Вирджинии, бабочкой. Но больше ничего уточнять не стал. Он сказал, зачем Буйволу-Биллу нужна Кэтрин Мартин. Цитирую: «Ему нужна её кожа с передней части тела вместе с грудью.» Доктор Лектер готов поторговаться. Сказал, что хотел бы получить «более интересное предложение» от сенатора.
— Он сам прекратил разговор?
— Да.
— Как скоро он заговорит снова?
— Думаю, через несколько дней. Но я могла бы попробовать прямо сейчас, если бы смогла передать ему какое-нибудь срочное предложение от сенатора.
— Да, Старлинг, спешка вполне оправдана. Мы идентифицировали девушку из Западной Вирджинии. Полчаса назад пришло сообщение из Детройта. Это Кимберли Джейн Эмберг, двадцати двух лет, пропала в Детройте седьмого февраля. Сейчас прочёсываем там все окрестности в поисках свидетелей. Медэксперт из Шарлоттсвилля считает, что она умерла не позже одиннадцатого февраля, а может, и днём раньше, то есть десятого.
— Значит, он держал её у себя всего три дня, — прикинула Кларис.
— Да, эти периоды становятся у него всё короче и короче. Не могу сказать, что это меня удивляет. — Голос Кроуфорда был ровный и спокойный. — Кэтрин Мартин находится у него уже двадцать шесть часов. Так что если Лектер может что-то сообщить, то лучше бы ему сделать это при вашем следующем разговоре. Я сейчас в балтиморском отделе, здесь же и фургон. Он в вашем распоряжении. В «Ходжо» для вас забронирован номер. Это в двух кварталах от клиники. На случай, если позже захотите передохнуть.
— Он очень осторожен, мистер Кроуфорд, и уверен, что от вас он никогда не дождётся ничего хорошего. Всю информацию о Буйволе-Билле он выторговал у меня в обмен на рассказ о моей личной жизни. Я, конечно, не думаю, что между моим рассказом и нашим делом была хоть какая-то связь… Хотите, чтобы я рассказала, что он у меня спрашивал?