Внутренний мир доктора Лектера включал в себя неисчерпаемый спектр цветов и запахов, но с трудом воспринимал звуки. Ему пришлось даже немного напрячься, чтобы услышать доносящийся откуда-то издалека голос Бенджамина Распейла. Доктор Лектер с удовольствием представлял себе, как сдаёт Джейма Гамба Кларис Старлинг, и сейчас было полезно вспомнить Распейла. Вспомнить, как в последний день своей жизни толстый флейтист лежал на кушетке в кабинете Лектера и рассказывал ему о Джейме Гамбе.
— У Джейма была самая мерзкая комната из всех, которые только можно представить в бедных кварталах Сан-Франциско. Некий сарай с баклажанными стенами, потрескавшимися и заляпанными пятнами от наркотиков, оставшимися ещё со времён хиппи. Вообще-то «Джейм» — так кто-то по ошибке написал его имя в свидетельстве о рождении, но он очень сердился, когда его называли по-другому. Так и остался Джеймом. Я как сейчас вижу, как он сидит на кровати, положив голову на руки. Его снова выперли из антикварного магазина, снова он что-то натворил. Я сказал ему, что не могу мириться с таким его поведением. К тому времени в мою жизнь уже вошёл Клаус. Джейма нельзя назвать «голубым» от природы, он научился этому в тюрьме. У него ничего не было, кроме какой-то пустоты, которую он постоянно пытался заполнить, да ещё злости на весь мир. Когда он входил в комнату, вы всегда чувствовали, что в ней становится как-то пусто. Когда ему было двенадцать лет, он убил своих дедушку и бабушку, конечно, от него веяло пустотой. Вот он и сидит на кровати, без работы, только что опять совершил преступление. На почте получил посылку для своего начальника и вскрыл её, думал, что найдёт там что-нибудь, что можно продать. Это была посылка из Малайзии или откуда-то оттуда. А внутри оказались бабочки, полная посылка дохлых бабочек. Его шеф слал деньги на острова, а оттуда ему посылка за посылкой шли дохлые бабочки. Он клеил из них разные орнаменты и имел наглость называть это искусством. Ну, бабочки для Джейма не значили ровным счётом ничего, и он запустил в них руки по самые локти, надеялся, что может, там снизу спрятаны какие-нибудь драгоценности — иногда фирма получала браслеты из Бали — он весь перемазался этими бабочками по уши, но ничего не нашёл. Расстроился страшно. Сел на кровать, положил голову на руки и даже заплакал от досады. Он был на самом дне этой жизни, понимаете? Вдруг из посылки раздался шелест, он поднял глаза и увидел, что вместе с бабочками они сунули в посылку кокон, и вот из него выкарабкивается на свет божий живое насекомое. Он понаблюдал, как она вылезла, расправила крылья. Такая большая зелёная бабочка. Он открыл окно, она улетела, а он вдруг почувствовал такую лёгкость в голове и уже знал, что нужно делать.
Он разыскал домик на берегу, где мы с Клаусом проводили время, и вот однажды, когда я туда вернулся, он сидел там. Но Клауса не было. Я спросил, где он. Джейм ответил, что пошёл купаться. Но я сразу понял, что он обманывает. Клаус никогда не купался, всегда боялся Тихого океана. Потом я открыл холодильник и увидел там, что бы вы думали? Голову бедного Клауса, смотревшую на меня из-за банки с апельсиновым соком. Джейм уже сшил себе из кожи Клауса передник, и теперь надел его и так нагло спросил, как он мне нравится. Знаю, вы придёте в ужас, подумав, что после всего этого я ещё имел с Джеймом какие-то дела — когда вы с ним познакомились, он был в ещё более ужасном состоянии, по-моему, он даже удивился, что вы его не испугались.
А потом были самые последние слова в жизни Распейла:
— Удивляюсь, почему родители не убили меня ещё до того, как я стал взрослым и научился дурачить их.
Тонкое лезвие стилета слегка дёрнулось, когда проколотое сердце Распейла попыталось биться.
— Похоже на соломинку в бездонной пропасти, правда? — участливо спросил доктор Лектер, но Распейл уже не мог ему ответить.
Доктор Лектер помнил каждое слово и даже намного больше. Приятно развлечь себя такими воспоминаниями, пока убирают камеру.
Эта Кларис Старлинг довольно проницательна, получаешь удовольствие, когда общаешься с ней. Она, конечно, сможет выйти на Джейма Гамба уже с той информацией, которую он ей дал. Но для этого потребуется время. А чтобы ускорить дело, нужны более конкретные подробности. Ничего, когда он ознакомится с преступлениями, детали проявятся сами. Возможно, даже в связи с пребыванием Джейма в исправительно-трудовой колонии для малолетних преступников после того, как он убил своих деда и бабку. Завтра он назовёт ей имя Джейма Гамба и сделает всё, чтобы даже Джек Кроуфорд понял всё сразу. Завтра. Завтра он покончит с ним.
За спиной доктора Лектера послышались шаги. Кто-то выключил телевизор и тронул его за плечо. Сейчас его заведут в камеру, и начнётся долгая, нудная процедура раздевания. Всё всегда происходит одинаково. Вначале Барни вместе с помощниками кладут его на топчан лицом вниз. Потом Барни привязывает его лодыжки полотенцем к ножкам топчана, снимает с ног ремни и под прикрытием помощников, вооружённых дубинками, расстёгивает пряжки на смирительной рубашке, и все задом пятятся к выходу, навешивают сеть и оставляют его самого снимать все «доспехи». Потом доктор посылает их наружу в обмен на завтрак. Такой порядок установили сразу же после того, как он напал на медсестру, и до сих пор всё проходило спокойно. Но в этот день процедура раздевания была прервана.
Глава 27
Лёгкий удар — ручная тележка, на которой везли Лектера, переехала через порог камеры. Доктор Чилтон без пиджака и галстука сидел на топчане и просматривал письма Лектера. На его шее висел медальон в виде медали или монеты.
— Барни, поставьте его у стены, — бросил Чилтон, не поднимая головы. — И вместе с остальными подождите у себя.
Доктор Чилтон закончил читать последнее письмо, полученное Лектером из Государственного архива психиатрии, сложил всю почту на топчан и вышел из камеры. Сверкнув глазами, Лектер проводил его внимательным взглядом, хотя даже не повернул головы.
Чилтон подошёл к стоящему в коридоре школьному столу, вытащил из-под крышки маленький диктофон и показал Лектеру.
— Я думал, она будет говорить о чём-то, связанном со смертью Миггса, поэтому решил записать вашу беседу, — объяснил он. — Я уже несколько лет не слышал вашего голоса. Последний раз, кажется, тогда, когда вы дурачились, отвечая на мои вопросы, а потом выставили меня на посмешище в своей статье. Но трудно поверить, что среди профессионалов кто-то ещё считается с мнением заключённого-психопата, правда? Так что я до сих пор на своём месте. А вы на своём.
Доктор Лектер не проронил ни слова.
— Годы молчания — и вот Джек Кроуфорд посылает к вам свою девчонку, и вы вдруг таете, как весенний снег. Чем же это, интересно, она вас так пробрала, а, Ганнибал? Стройными ножками? Или, может быть, волосы у неё блестят как-то по-особенному? Она просто чудесная, правда? Чудесная и недосягаемая. Как зимний закат, да? Лично я именно так её себе представляю. Конечно, вы уже давно не видели зимнего заката, но поверьте моему слову. Правда, вы сможете увидеть её ещё только один раз. А потом за вас возьмётся балтиморский отдел по расследованию убийств. Они уже прикручивают для вас креслице в комнате шоковой терапии. Такое, знаете, с дырочкой типа унитаза, чтобы вам было удобнее, когда они начнут пропускать через вас ток. Вы что, разве ещё ничего не поняли? Они знают, Ганнибал. Знают, что вы можете точно сказать, кто такой Буйвол-Билл. Только они думают, что вы, должно быть, решили поберечь его. Так что, когда я услышал, как Кларис Старлинг спрашивала вас о Буйволе-Билле, я был просто-таки удивлён. И позвонил другу из балтиморского отдела убийств. Представляете, в горле у Клауса они тоже нашли куколку. И сразу же поняли, что его убил Буйвол-Билл. А что до Джека Кроуфорда, то он просто играет с вами, хочет, чтобы вы почувствовали себя крутым парнем. Не думаю, что вы знаете, как он ненавидит вас за то, что вы изуродовали его протеже. Но теперь вы у него в руках. Ну как, вы по-прежнему ещё чувствуете себя крутым парнем?
Доктор Лектер молча наблюдал, как глаза Чилтона скользят по металлическим прутьям намордника. Наверняка ему хотелось бы снять его и заглянуть в лицо Лектера. Интересно, сделает ли он это как положено, сзади? Если он попытается снять маску спереди, ему придётся приблизить свои белые предплечья с голубоватыми прожилками вен прямо к лицу Лектера. Ну что ж, давай, доктор. Давай, иди сюда. Но Чилтон остался на месте.
— Вы что, всё ещё надеетесь, что вас перевезут в камеру с окошком? Думаете, сможете бродить по пляжу и любоваться птичками? Сомневаюсь. Я уже звонил сенатору Рут Мартин и выяснил, что она понятия не имеет ни о каких предложениях для вас. Мне даже пришлось напомнить ей, кто вы такой вообще. И ни о какой Кларис Старлинг она тоже ни разу не слышала. Так что это ловушка, Ганнибал. Вас обвели вокруг пальца, как мальчишку. Конечно, женщины способны на всякие гадости, но такое… Да, дёшево она вас купила.
Когда они закончат выкачивать из вас информацию, Ганнибал, Кроуфорд привлечёт вас к суду за сокрытие преступления. Вы, конечно, будете жаловаться, но суд не обратит на это внимания. На вас висит уже целая куча покойников. Так что больше вы никого не уговорите позаботиться об условиях вашего существования. Никакого окошка не будет, Ганнибал. Остаток своей жизни вы проведёте на голом цементном полу какого-нибудь государственного заведения. Зубки выпадут, сила с годами исчезнет, и никто не будет вас больше бояться. Посадят вас в общую палату, где молодые сделают из вас «петушка» и будут драть во все дырки кому ни попадя. А читать будете только то, что сами нацарапаете на стене. Думаете, суд позаботится о вас? Бросьте, вам не раз приходилось видеть стариков-заключённых. Никому нет до них никакого дела. А что до Джека Кроуфорда и его молодой подружки… Когда умрёт его жена, они начнут жить в открытую. Он станет одеваться в модные костюмы, займётся каким-нибудь спортом, чтобы выглядеть помоложе. Они ведь начали крутить ещё с тех пор, как Белла только-только заболела, это ни для кого не секрет. Так что получат своё повышение и