— Моя крошка, ты у меня воспитана лучше, чем она, — прошептал мистер Гамб, уткнувшись лицом в шёрстку собаки.
Комната с колодцем была слева от лестницы. Он даже не взглянул в её сторону, не обращая внимания на отчаянные крики из подземной темницы — насколько он мог слышать, они даже отдалённо не напоминали нормальный английский язык.
Мистер Гамб свернул направо, вошёл в мастерскую и, спустив пуделя на пол, включил свет. Несколько бабочек вспорхнули вверх и беззаботно уселись на электропроводку.
К работе он всегда относился очень тщательно, готовя свежие растворы только в сосудах из нержавеющей стали и никогда из алюминия.
За многие годы он научился делать всё точно и правильно. Работая, он постоянно твердил себе: «Ты должен выполнять всё методично и аккуратно, без всяких отклонений, потому что дело твоё очень и очень тонкое».
Человеческая кожа довольно тяжела — шестнадцать-восемнадцать процентов от веса всего тела — и очень скользкая. С целым куском обращаться невероятно трудно: можно запросто уронить, пока она ещё мокрая. Время тоже имеет огромное значение. Едва отделённая от мяса, кожа тут же начинает морщиться. Особенно кожа молодых девушек, работать с которой труднее всего.
Добавьте к этому ещё и то, что даже у молодых девушек кожа не очень эластична. Стоит только чуть-чуть потянуть — и она уже никогда не примет первоначальные пропорции. Ты делаешь точную выкройку, а потом только чуть-чуть натягиваешь — и она тут же начинает морщиться и идти складками. Только на секунду ослабишь внимание за машинкой — и тоже не избежишь морщин. Есть места, где кожа расслаивается, и нужно хорошо знать их. В разных направлениях кожа тянется совершенно по-разному, потянешь не туда — и опять получишь складку.
А с сырым материалом вообще невозможно работать. Мистер Гамб хорошо знает это, прейдя к своему мастерству через многие эксперименты и долгие ночи волнений и переживаний.
В конце концов он пришёл к выводу, что самым надёжным является старый, проверенный способ. Весь процесс обработки должен проходить следующим образом: вначале кожа замачивается в специальных аквариумах, наполненных растительным экстрактом, разработанным ещё коренными жителями Америки — только натуральные компоненты и никаких минеральных солей. Потом применяется метод, которым пользовались жители Нового Света, изготавливая себе великолепные кожаные ковбойские штаны — классический способ дубления кожи с помощью мозгов. Индейцы свято верили в то, что у каждого животного достаточно мозгов, чтобы продубить собственную кожу. Мистер Гамб на собственном опыте убедился в ложности такого заключения и сейчас всегда держал в холодильнике большой запас говяжьих мозгов, чтобы в случае необходимости не попасть впросак.
Он великолепно постиг весь процесс обработки. Практика довела его мастерство почти до совершенства.
Возникали, правда, кое-какие чисто структурные проблемы, но он был достаточно опытен, чтобы справляться с ними.
Мастерская выходила в коридор, ведущий в старую ванную, где мистер Гамб хранил своё оборудование для обработки кожи и хронометр, и дальше, в студию, за которой начинался тёмный лабиринт переходов и комнат.
Он открыл дверь в студию и включил свет. Ярко вспыхнули прикреплённые к потолку лампы. На дубовом полу застыли манекены, одетые в кожу или муслиновые платья с кожаными украшениями, все с накладными плечами и искусственным бюстом. Восемь манекенов удваивались в двух зеркальных стенах. На туалетном столике — множество косметики, несколько форм для париков и сами парики. Прекраснейшая студия, сверкающая светлым дубом.
Около третьей стены расположился большой рабочий стол, две промышленные швейные машины и бюст для примерки одежды — точная копия торса самого Джейма Гамба.
У четвёртой стены, доминируя над всей этой светлой комнатой, стоял огромный чёрный шкаф с рисунками по лаку в китайском стиле, возвышающийся почти до самого потолка. От времени рисунки почти стёрлись. Там, где когда-то летел по небу огромный дракон, осталось лишь несколько чешуек краски да чудом сохранившийся огромный белый глаз. От другого дракона уцелел только ярко-красный язык. Но растрескавшийся лак под остатками рисунков до сих пор не обсыпался.
Огромный шкаф не имел ничего общего с теми вещами, которые красовались на манекенах. На специальных вешалках и формах в нём висели так называемые «особые вещи», и поэтому дверцы его всегда были плотно закрыты.
Пудель попил из стоящей в углу миски и улёгся между ног одного из манекенов, не спуская глаз с мистера Гамба.
Хозяин уже несколько дней работал над кожаной курткой. Нужно было бы закончить её — но сегодня он намеревался выбросить из головы все посторонние мысли и думать о самом важном.
Много лет назад, когда он был ещё мальчишкой, Управление исправительных учреждений Калифорнии научило его азам швейного дела. Сейчас он поднялся в своём мастерстве неизмеримо выше того детского уровня, но эта работа требовала поистине дьявольского умения. Даже привычка обращаться с тонкой перчаточной кожей не может подготовить тебя к настоящему делу.
У него уже было два муслиновых одеяния для примерки, напоминающих белые жилеты. Один он сшил по своим собственным меркам, другой — по меркам Кэтрин Бейкер Мартин, снятым ещё тогда, когда она была без сознания. Надев маленький жилет Кэтрин на свой бюст, Гамб ещё раз убедился в нечеловеческой сложности своей завтрашней задачи. Конечно, у девушки пышные формы и отличные пропорции, но всё же она оказалась намного мельче мистера Гамба, особенно уступая ему в ширине спины.
Несомненно, самым идеальным вариантом было бы платье без шва, сделанное из цельного куска. Но с кожей Кэтрин это наверняка не представится возможным. Тем не менее, он надеялся, что лиф будет цельным, хотя бы спереди. А это означало, что все швы и вытачки придётся делать только на спине. Невероятно сложно. Но он уже продумал весь фасон. Умело натянув кожу, можно будет сделать две вертикальные вытачки под мышками. Ещё две — на спине, чуть выше талии. Он уже привык работать с очень узкими припусками на швы.
Но ведь нужно ещё сделать всё так, чтобы платье не только хорошо смотрелось. Вполне вероятно, что привлекательного, вернее привлекательную обладательницу этого наряда захотят и обнять.
Мистер Гамб посыпал ладони тальком и нежно обнял свой бюст.
— Ну поцелуй же меня, — шепнул он, игриво глядя на то место, где должна быть голова. — Да не ты, глупышка, — улыбнулся он навострившему уши пуделю.
Хорошенько обняв бюст, он развернул его спиной, чтобы рассмотреть, в каких местах остались следы талька. Никому не понравится обнять красавицу и нащупать швы. Но после его объятий следы талька остались только ближе к середине спины. Всё правильно, обычно никто и не обнимает за бока. Плечи тоже выпадают. Вот и ответ: плечевая вытачка чуть выше линии плеча. Этим же швом можно подшить и кокетку. По бокам — вставки из другого материала, а под ними — застёжка.
Вытачка на спине будет скрыта волосами — его собственными, или теми, которые у него скоро будут.
Мистер Гамб стащил с бюста жилет и приступил к работе.
Швейная машинка была старой и надёжной, с педальным приводом, лет сорок назад подключённым к электромотору. На ручке выгравирована золотая витиеватая надпись: «Я никогда не устаю, я рождена, чтобы служить». Ножная педаль тоже работала, и, начиная строчить очередной шов, мистер Гамб всегда вначале нажимал на неё. Для того, чтобы лучше чувствовать машинку, он работал босиком, плавно давя на педаль голой ступнёй с покрытыми лаком ногтями. Некоторое время в подвале было слышно лишь стрекотание машинки да тихий храп пуделя.
Наконец, настрочив на примерочном жилете все необходимые вытачки, Гамб встал перед зеркалом и надел его. Пудель поднял голову, словно оценивая его творение.
Нужно слегка опустить пройму. А всё остальное в самый раз. Удобный, мягкий, эластичный наряд.
Для большего эффекта мистер Гамб примерил несколько париков, попробовал различное освещение и надел на шею ожерелье. Великолепно. Просто потрясающе.
Ему хотелось продолжить работу, заняться настоящим делом, но глаза сильно устали. Нужно, чтобы и руки остались ловкими и быстрыми. К тому же, он очень разнервничался от криков.
— Завтра, Красотка, — улыбнулся он собаке, вынув размораживаться говяжьи мозги. — Завтра мы займёмся этим в пе-е-ервую очередь. Твоя мамочка станет настоящей красавицей!
Глава 47
Кларис крепко проспала пять часов, но на исходе ночи пробудилась от ужасного кошмара. Она сжала зубами угол простыни и закрыла ладонями уши, стараясь понять, проснулась ли на самом деле. Жуткое видение исчезло. Тишина — и никаких криков ягнят. Когда сон окончательно прошёл, сердце немного успокоилось, но ноги под одеялом всё ещё продолжали дрожать. Казалось, ещё одно мгновенье — и она сойдёт с ума от этого невыносимого страха.
Когда страх вдруг сменился горячей волной злости, Кларис почувствовала облегчение.
— Сволочи, — прошептала она и вытащила ногу из-под одеяла.
В течение всего этого бесконечного дня, за время которого ей нагрубил Чилтон, оскорбила сенатор Мартин, наговорил упрёков Крендлер, посмеялся и довёл до исступления своим кровавым побегом доктор Лектер, и наконец, отстранил от работы Джек Кроуфорд, был один момент, который оказался самым страшным: её обозвали воровкой.
Конечно, сенатор Мартин — прежде всего просто доведённая до отчаяния мать, которая не в состоянии смотреть, как полицейские копаются в вещах её дочери. Без сомнения, она не хотела обидеть Кларис.
И тем не менее, обвинение пронзило девушку, подобно острой игле.
Ещё в детстве отец учил Кларис, что воровство — это одно из самых грязных, самых мерзких преступлений, стоящее в одном ряду с изнасилованием и убийством ради денег. Даже некоторые непреднамеренные убийства можно поставить выше воровства.
Живя в бедности, она научилась ненавидеть воров и воровство.
Но сейчас, лёжа в темноте, она увидела и другую причину того, почему слова сенатора Мартин так оскорбили её.