— Насчёт кредитной карточки — да. Мистер Биммел, скажите, а где все вещи Фредерики, они ещё у вас?
— Её комната наверху.
— Вы позволите мне взглянуть?
Он на минуту замолчал, потом положил молоток на полку и вздохнул:
— Ладно. Пойдёмте со мной.
Глава 51
Кабинет Кроуфорда в вашингтонском управлении ФБР был выкрашен в гнетущий серый цвет, но зато имел большие окна.
Стоя у одного из этих окон и поднеся к свету листок, Кроуфорд пытался прочитать текст, отпечатанный точечным принтером, от которого давным-давно приказал избавиться.
Он приехал сюда прямо из похоронного бюро и был занят всё утро — торопил норвежцев, чтобы те побыстрее разбирались с дентальными отпечатками пропавшего моряка по имени Клаус, звонил в Сан-Диего, прося ускорить проверку знакомых Распейла по консерватории, где тот преподавал, говорил с таможенниками, которые фиксируют нарушения, связанные с перевозкой живых насекомых.
Через пять минут после прихода Кроуфорда на работу, в дверь его кабинета заглянул заместитель директора ФБР Джон Голби:
— Джек, мы все переживаем и сочувствуем тебе. Спасибо, что пришёл на работу. Когда похороны?
— Поминки завтра вечером. А хоронят в субботу в одиннадцать утра.
Голби понимающе кивнул.
— Джек, мы тут составили некролог. Как лучше написать: Белла или Филлис? Как бы ты хотел?
— Белла, Джон. Пусть будет Белла.
— Могу я чем-то помочь, Джек?
— Нет, Джон, — покачал головой Кроуфорд. — Теперь я намерен только работать.
— Понятно. — Голби выдержал паузу приличия. — Кстати, Фредерик Чилтон попросил Бюро выделить ему личную охрану.
— Превосходно. Слушай, Джон, кто-нибудь из Балтимора беседовал с Эвереттом Йоу, адвокатом Распейла? Я тебе о нём говорил. Очень может быть, что он знает что-нибудь о друзьях Распейла.
— Да, как раз сегодня утром им начали заниматься. Я послал Барроуза проконтролировать. Директор объявил Лектера в самый экстренный розыск, как особо опасного… Джек, если тебе понадобится какая-то помощь… — Голби вскинул брови и исчез за дверью.
Если тебе понадобится какая-то помощь.
Кроуфорд повернулся к окну. Из его кабинета открывался великолепный вид. Прямо напротив возвышалось красивое старинное здание почтамта. Слева виднелась крыша старого управления ФБР. По окончании Академии он вместе с остальными выпускниками побывал в кабинете самого Дж. Эдгара Гувера. Старик стоял на небольшом возвышении и по очереди пожимал всем руки. Это был единственный раз, когда Кроуфорд своими глазами увидел этого великого человека. А на следующий день он женился на Бёлле.
Они познакомились в Италии, в Ливорно. Он служил в армии, а она работала машинисткой в штабе НАТО и ещё носила имя Филлис. Как-то они гуляли по набережной, и кто-то из плывущей по сверкающей глади воды лодки по ошибке крикнул ей «Белла». С тех пор она навсегда осталась для него Беллой, становясь Филлис лишь в короткие минуты ссор.
И вот теперь Беллы нет, но её смерть не изменила вид из этих окон. Разве справедливо, что этот вид так и остался прежним? Умерла. Господи, маленькая моя девочка. Я же знал, что это должно произойти, но никогда не думал, что будет так тяжело.
Что они там говорят об обязательной отставке в пятьдесят пять лет? Ты начинаешь всей душой любить Бюро, но оно никогда не полюбит тебя. Он уже убедился в этом.
Слава Богу, с Беллой всё было по-другому. Он искренне надеялся, что сейчас она наконец-то обрела мир и покой. Надеялся, что она видит сейчас всю боль, которой переполнена его душа.
На столе зазвонил телефон.
— Мистер Кроуфорд, — раздался в трубке голос секретарши. — С вами хочет поговорить доктор Дэниелсон из…
— Хорошо, соедините. — Короткий щелчок. — Джек Кроуфорд у телефона, доктор Дэниелсон. Слушаю вас.
— Мистер Кроуфорд, это линия не прослушивается?
— Нет, доктор. По крайней мере на этом конце.
— Магнитофон вы не включили?
— Нет. Говорите, что у вас, доктор Дэниелсон.
— Я хотел бы сразу подчеркнуть, что этот человек не имеет никакого отношения к пациентам клиники Джонса Хопкинса.
— Понятно.
— Если из этого что-то получится, вы должны объявить прессе, что он никогда не был транссексуалом и не имел никакой связи с нашим центром.
— Хорошо. Обещаю.
Ну, давай же, говори, не тяни кота за хвост, старый козёл.
— Он так орал на нашего доктора Пурваса.
— Кто «он», доктор Дэниелсон?
— Три года назад он обращался в клинику под именем Джона Гранта из Харрисберга, штат Пенсильвания.
— Опишите его.
— Белый мужчина, тогда ему был тридцать один год. Рост сто восемьдесят три сантиметра, вес восемьдесят пять килограммов. Он начал проходить тестирование, успешно справился с программой Вехслера, но психологический анализ и собеседование дали совершенно противоположные результаты. В общем, результаты теста «Дом-дерево-человек» в точности совпадают с теми признаками, что вы мне дали. Тогда вы ещё сказали, что это теория доктора Алана Блума, но на самом деле эти признаки вам дал Ганнибал Лектер, не так ли?
— Давайте дальше о Гранте, доктор.
— В общем, комиссия в любом случае отказала бы ему в операции. Но к тому моменту, когда мы должны были обсуждать его кандидатуру, вопрос отпал сам собой из-за его прошлого.
— То есть?
— Мы всегда связываемся с полицией того города, откуда родом наш пациент. Так вот оказалось, что в Хоррисберге его уже давно разыскивают за два нападения на гомосексуалистов. Последний просто чудом остался в живых. Он дал нам адрес, оказавшийся меблированными комнатами, в которых он время от времени останавливался. Полиция сняла там его отпечатки и нашла кредитку на бензин с номером водительских прав. И выяснилось, что его зовут вовсе не Джон Грант, он просто обманул нас. А через неделю он подловил у входа в клинику бедного доктора Пурвиса и чуть не разорвал его от злости.
— Так как его настоящее имя, доктор Дэниелсон?
— Я лучше продиктую по буквам, записывайте:
Д-Ж-Е-Й-М Г-А-М-Б.
Глава 52
Мрачный трёхэтажный дом Фредерики Биммел был покрыт рубероидом. Давным-давно забившиеся жестяные желоба и водосточные трубы проржавели. В одном из желобов проросли занесённые ветром семена дикого клёна. Окна с северной стороны были заколочены листами пластика.
В небольшой прихожей, очень тёплой от включённого обогревателя, прямо на ковре сидела женщина средних лет, вяло играя с крошечным малышом.
— Моя жена, — бросил мистер Биммел, проходя мимо. — Мы поженились на Рождество.
— Здравствуйте, — кивнула Кларис.
Женщина посмотрела в её сторону и растерянно улыбнулась.
В большом холле и других комнатах оказалось довольно холодно. Повсюду стояли упакованные коробки с одеждой, постельным бельём и посудой, валялись связки старых журналов, теннисные ракетки, мишени для игры в дротики, корзины с пластмассовыми тарелками и стаканами, сложенные и перевязанные верёвкой чехлы для автомобиля — всё насквозь провонявшее плесенью и мышами.
— Мы скоро переезжаем, — пояснил мистер Биммел.
Те коробки, которые стояли у окна, успели уже выгореть на солнце и раздуться от сырости и старости. В местах, где между стопками ящиков и коробок оставался проход, ковры облысели и протёрлись до дыр. Вечный переезд.
Следуя за отцом Фредерики, Кларис поднялась по лестнице. На перилах играли солнечные блики. В помещении одежда мистера Биммела пахла гнилью. Кларис подняла голову и увидела, что солнечные блики падают сквозь дырявую крышу над лестничной площадкой. Маленькая комната Фредерики находилась на третьем этаже, под самой крышей.
— Я вам ещё нужен?
— Позже я бы хотела немного побеседовать с вами, мистер Биммел. Скажите, а что случилось с матерью Фредерики?
В деле стояло только одно короткое слово «скончалась», но не было написано, когда.
— Что значит «что случилось»? Она умерла, когда Фредерике было двенадцать лет.
— Понятно.
— А вы подумали, что её мать — это та, что там, внизу? Я же сказал вам, мы поженились только на это Рождество. Она никогда даже не видела Фредерику.
— Мистер Биммел, в комнате вашей дочери всё осталось, как прежде?
— Да. Мы не заходим туда с того самого дня. Все вещи на месте, да и не многим они подойдут. Если хотите, можете включить обогреватель. Только не забудьте выключить, когда будете уходить.
Очевидно, он и сейчас не собирался заходить в комнату дочери, потому что тут же развернулся и пошёл вниз.
Несколько секунд Кларис стояла у двери, держась рукой за холодную фарфоровую ручку. Прежде чем проникнуть во внутренний мир Фредерики, нужно было немного настроиться.
Итак, Буйвол Билл разделался с ней первой, а потом привязал к телу груз и утопил в реке подальше от дома. Он упрятал её намного лучше всех остальных — к ней единственной был привязан груз — потому, что хотел, чтобы тех, остальных, обнаружили раньше. Хотел, чтобы ещё до того, как отыщется труп Фредерики, полиция уверилась в беспорядочности выбора жертв на территории всей страны. Ему было очень важно отвлечь внимание от Белведера. Почему? Потому что именно здесь или где-то поблизости он и живёт.
Он начал с Фредерики, потому что ему не давала покоя её кожа. Наши желания и мечты никогда не начинаются с чего-то абстрактного и воображаемого. Страсть есть самый конкретный человеческий грех — мы всегда начинаем желать чего-то реального, чего-то, что видим каждый день. Он тоже видел Фредерику постоянно. Он видел её постоянно.
Каким же образом он мог видеть её постоянно? Ладно, посмотрим…
Кларис открыла дверь. Вот она, эта тихая комната, холодная и слегка пахнущая плесенью. Прошлогодний календарь на стене показывает вечный апрель. Фредерика мертва уже десять месяцев.
В миске в углу комнаты — чёрствая, потемневшая от времени еда для кошки.
Кларис остановилась в центре комнаты и огляделась. Учитывая достаточно ограниченный выбор возможностей, Фредерика создала себе довольно милое и уютное жилище. Окна украшают шторы из цветастого ситца. Судя по закруглённым краям, она сшила их из старых кроватных накидок.