Тоненьким длинным пинцетом он извлек из банки коричневый предмет и поместил его на белый лист бумаги под лампой. Придвинул увеличительное стекло, укрепленное на гибком штативе. Насекомое имело удлиненную форму и было похоже на мумию. Мумию окутывала полупрозрачная оболочка, четко, словно саркофаг, повторяющая ее очертания. Конечности и крылья были плотно спаяны с телом: казалось, они лишь чуть намечены резцом. Личико насекомого казалось преисполненным мудрости.
– Прежде всего, в нормальных природных условиях такие насекомые не могут внедряться в тело человека и помимо того, не могут оказаться в воде, кроме как в результате непредвиденной случайности, – заявил Пилчер. – Не знаю, насколько хорошо вы знакомы с жизнью насекомых и что именно хотите от меня услышать.
– Ну, скажем, ни черта о них не знаю. Выкладывайте все подряд.
– Идет. Так вот, это – куколка, незрелое насекомое, заключенное в кокон, в котором оно и будет оставаться, пока проходит стадии трансформации от личинки к взрослой особи, – пояснил Пилчер.
– Куколка в хитиновой оболочке, Пилч? – Роден смешно сморщил нос, поправляя очки.
– Думаю, да. Не в службу, а в дружбу, достань с полки справочник Чжу по незрелым насекомым. Ну ладно, значит, это – крупное насекомое в стадии куколки. Насекомые более совершенного типа проходят эту стадию. Очень многие переживают зиму именно в этом виде.
– Будешь с определителем работать или с микроскопом? – спросил Роден.
– С микроскопом.
Пилчер поместил кокон под линзу микроскопа и склонился над ним с зубоврачебным зондом в руке.
– Ну, поехали. Нет выраженных респираторных органов в дорсоцефальной области, дыхальца на мезотораксе и еще несколько абдоминальных; давай начнем отсюда.
– М-м-м-гм, – произнес Роден, листая небольшой справочник. – Как насчет функциональных жвал?
– Не-а.
– А парные желобовидные лопасти челюстей в вентральной части?
– Во-во!
– А усики как расположены?
– Наравне с внутренним краем крыльев. Две пары крыльев, задние полностью скрыты, видны только три последних брюшных сегмента… Задний конец маленький, заостренный. Так… по-моему… лепидоптера.
– Именно это здесь и сказано, – подтвердил Роден.
– Это семейство включает и дневных и ночных бабочек. Распространены на огромной территории, – сказал Пилчер.
– Если крылья намокли, трудновато будет. Пойду за справочником, – сказал Роден. – Думаю, вы тут мне косточки хорошо перемоете, пока меня нет.
– Обязательно, – ответил Пилчер. – Роден ничего парень, – проговорил он, как только тот вышел за дверь.
– Не сомневаюсь.
– Ну да? – Пилчера что-то явно забавляло. – Мы университет вместе кончали, работали и выбивали себе стипендии где только могли. Ну, он получил одну работку – пришлось сидеть в угольной шахте, ожидая, пока там протон распадется. Просто он слишком долго просидел в темной шахте. Он ничего, только не надо о протонах с ним говорить.
– Так и быть, я попытаюсь обойти эту тему.
Пилчер отодвинулся так, чтобы свет не падал ему на лицо:
– Лепидоптера – очень большое семейство. Примерно тридцать тысяч дневных и около ста тридцати тысяч ночных бабочек. Мне хотелось бы вынуть ее из кокона. Это необходимо, если мы хотим ее точно определить.
– Ну, что ж. А вы сможете вытащить ее целиком?
– Думаю, да. Смотрите, как раз перед смертью она начала выбираться оттуда собственными усилиями. В коконе образовалось неправильной формы отверстие. Вот тут, видите? Тут придется повозиться.
Пилчер удлинил естественное отверстие в коконе и осторожно извлек насекомое. Тесно сложенные крылья промокли насквозь. Расправлять их было все равно что растягивать влажную, набухшую от воды бумажную салфетку. Рисунка на крыльях было не различить.
Явился Роден с пачкой книг.
– Готов? – спросил Пилчер. – Переднегрудные конечности не просматриваются.
– А щетинки?
– Нет щетинок, – ответил Пилчер. – Офицер Старлинг, вы не погасите свет?
Она ждала у стены рядом с выключателем, пока Пилчер зажжет электрический фонарик. Отойдя от стола, он осветил фонариком насекомое. Глаза куколки засветились в темноте, отражая яркий, тонкий, четко направленный луч.
– Совка, – сказал Роден.
– Возможно. Только какая? – ответил Пилчер. – Дайте свет, пожалуйста. Это – ночница, офицер Старлинг, ночная бабочка. Сколько там ночниц, Роден?
– Две тысячи шестьсот… Описано две тысячи шестьсот.
– Но таких крупных не так уж много. Давай, твоя очередь воссиять, друг мой.
Жесткие рыжие патлы Родена полностью скрыли микроскоп.
– Нам теперь надо исследовать кожный покров насекомого, чтобы определить, к какому именно виду оно относится. Роден в этом разбирается гораздо лучше.
Клэрис вдруг ощутила, как в комнате повеяло добротой.
Роден немедля отреагировал, затеяв яростный спор с Пилчером по поводу расположения наростов на теле личинки. Спор бушевал и дальше, когда дело дошло до расположения волосков на брюшке.
Наконец вердикт был вынесен.
– Erebus odora, – заявил Роден.
– Пошли посмотрим, – сказал Пилчер.
Они взяли насекомое и спустились на лифте на один этаж. Огромное квадратное помещение, расположенное прямо над чучелом слона было целиком заполнено бледно-зелеными ящиками. Когда-то это был огромный, высоченный зал. Теперь здесь были сооружены «палубы», делившие его на два уровня, чтобы насекомым Смитсоновского института было где разместиться. Подошли к секции неотропиков и проследовали дальше – к ночницам. Пилчер заглянул в свои записи и остановился перед ящиком, расположенным на уровне груди в стене таких же бледно-зеленых контейнеров.
– Тут надо соблюдать осторожность, – сказал он, выдвинув тяжелую металлическую дверцу ящика и опустив ее на пол. – Урони такую на ногу, месяц хромать будешь.
Пилчер провел пальцем сверху вниз по стоявшим внутри выдвижным лоткам, выбрал один и вынул его из ящика.
И Старлинг увидела в лотке крохотные высушенные яйца насекомого; гусеницу в пробирке со спиртом; кокон, снятый с куколки, очень похожей на ту, что привезла она и взрослую особь: крупную коричнево-черную бабочку с размахом крыльев сантиметров пятнадцать, мохнатым тельцем и тонкими длинными усиками.
– Erebus odora, – сказал Пилчер, – ночница «Черная ведьма».
Роден уже торопливо перелистывал страницы.
– Вид тропический. Изредка появляется в Канаде. Осенью, – процитировал он. – Личинки питаются листьями акации и тому подобных растений. Распространение: Вест-Индия, юг Соединенных Штатов, на Гавайях считается сельскохозяйственным вредителем.
«П…дец», – подумала Старлинг. Вслух она сказала:
– Черт-те что. Значит, они повсюду встречаются.
– Но не везде в одно и то же время. – Пилчер задумался, опустив голову и обхватив пальцами подбородок. – Слушай, Роден, а яйца они дважды в год откладывают?
– Секундочку… ага, на самом юге Флориды и в Южном Техасе.
– Когда?
– В мае и августе.
– Я вот что подумал, – сказал Пилчер. – Ваша особь несколько более развита, чем та, что у нас. И она не засохшая. Она начала проделывать отверстие в коконе. В Вест-Индии или на Гавайях это было бы понятно. Но у нас ведь – зима. Здесь, у нас, она подождала бы еще три месяца, прежде чем вылезти. Если только она случайно не попала в теплицу. А может, кто-то ее специально вывел.
– Как – вывел?
– Ну, в особой клетке, в теплом помещении, кормил гусениц листьями акации, пока они не стали готовы закутаться в кокон. Не так уж это трудно.
– Это что, хобби такое? Оно популярно? Если не говорить о профессионалах, многие этим увлекаются?
– Да нет, прежде всего – энтомологи, стремящиеся получить идеальный образец. Может быть, некоторые коллекционеры. Еще есть ведь производители шелка, они разводят шелкопряда, но это совсем другой вид.
– У энтомологов должна быть своя периодика, профессиональные журналы, есть продавцы оборудования, – сказала Старлинг.
– Точно. Большинство публикаций приходят к нам сюда.
– Я вам сделаю подборку, – сказал Роден. – Тут кое-кто подписывается в одиночку на некоторые бюллетени и требует с человека четверть доллара только за «поглядеть». К утру будет вам целая пачка.
– Я скажу, чтобы их завтра забрали, спасибо, мистер Роден.
Пилчер сделал фотокопии статей об Erebus odora и передал ей вместе с насекомым.
– Я провожу вас вниз, – сказал он. Они ждали лифта.
– Большинство людей любят бабочек, только дневных, – сказал Пилчер. – А ночные гораздо интереснее… Занятнее.
– Они ведь разрушители.
– Некоторые. Даже многие. Но они живут совсем по-разному. Как мы все равно.
Помолчали один пролет.
– Есть, например, моли, которые живут исключительно слезами, – продолжал он. – Больше ничего не едят и не пьют.
– То есть как это – слезами? Чьими слезами?
– Слезами крупных наземных млекопитающих, размером примерно с человека. Старое определение моли – «все, что постепенно и беззвучно ест, потребляет или истощает что-либо». И был соответствующий глагол, означавший – нести разрушение… А вы что, только тем и занимаетесь, что ловите Буффало Билла?
– Всякий раз, как удается выкроить время.
Пилчер провел языком по зубам, не раскрывая рта. Язык двигался за губами, словно котенок, забравшийся под одеяло.
– А вы когда-нибудь выходите, чтобы съесть рубленый бифштекс с сыром и выпить пива или какого-нибудь смешного недорогого вина?
– В последнее время нет.
– Может, взять да и пойти сейчас вместе, а? Тут рядом.
– Нет, но я сама приглашу вас, когда покончим с этим делом. И мистер Роден, естественно, может присоединиться.
– Ничего естественного я в этом не вижу, – ответил Пилчер. И у самых дверей сказал: – Надеюсь, вы покончите с этим делом поскорее, офицер Старлинг.
Она поспешила к ожидавшей ее машине.
Арделия Мэпп оставила Клэрис на кровати половину шоколадного батончика и почту. Сама Арделия уже спала.