. Он больше не слушает.
Старлинг пришлось довольно туго.
– Содержание стиха меняется от «уйти к Иисусу» до «пойти с Христом», – сказала она – Это осмысленная последовательность: уйти к, прибыть, пойти с.
– Да, это линейная прогрессия. Мне особенно по душе то, что он знает, что «Иссусс» и «Хрест» – одно и то же лицо. Это значительный прогресс. Идея единого Бога, одновременно единого в трех лицах, трудна для восприятия, особенно для Сэмми, который вряд ли может разобраться, сколько лиц у него самого.
– Он видит причинную связь между своим поведением и целями, а это говорит о структурированном мышлении, – продолжала Старлинг. – О том же свидетельствует и способность справиться с рифмой. Его чувства не притуплены – он плачет. Вы полагаете, он шизофреник с признаками кататонии?[39]
– Да. Вы чувствуете, как от него пахнет? Специфический запах пота, напоминающий козлиный, – это транс-3-метил-2 гексеновая кислота. Запомните: это запах, характерный для шизофрении.
– И вы убеждены, что это поддается лечению?
– Особенно сейчас, когда он выходит из фазы ступора. Как блестят его щеки!
– Доктор Лектер, почему вы считаете, что Буффало Билл не садист?
– Потому что в газетах пишут, что следы веревок обнаружены на кистях рук, а не на щиколотках. Вы заметили такие следы на щиколотках женщины, которую видели в Западной Вирджинии?
– Нет.
– Клэрис, если кожу сдирают для развлечения, жертву подвешивают вверх ногами, чтобы кровяное давление в голове и груди поддерживалось как можно дольше и сознание сохранялось. Вам это неизвестно?
– Нет.
– Когда вернетесь в Вашингтон, пойдите в Национальную галерею и взгляните на Тицианово «Наказание Марсия»[40], пока картину не отослали назад в Чехословакию. Замечательная вещь, особенно хороши у Тициана детали: посмотрите на Пана – как стремится помочь… и водичку в ведре подносит.
– Доктор Лектер, у нас возникли чрезвычайные обстоятельства и в то же время необычно благоприятные возможности.
– Для кого?
– Для вас – если нам удастся спасти эту девушку. Вы видели сенатора Мартин по телевидению?
– Да, я смотрел вечерние новости.
– Что вы думаете о ее заявлении?
– Неправильно построено, но безвредно. У нее дурные советчики.
– Она очень влиятельный человек, доктор Лектер. И очень решительный.
– Выкладывайте.
– Я считаю, что ваша проницательность необычайна. Сенатор Мартин дала понять, что, если вы поможете нам вызволить Кэтрин живой и невредимой, она в свою очередь, поможет вам получить перевод в федеральную больницу, и если там есть помещение с окном, вы его получите. Вас могут, кроме того, попросить анализировать письменные психиатрические заключения по профилю личности поступающих пациентов, короче говоря, вы получите работу. Но ослабления мер безопасности не обещают.
– Не верю, Клэрис.
– Напрасно.
– О, вам-то я верю. Но существует масса вещей, весьма характерных для человеческого поведения, о которых вы знаете нисколько не более того, как надо правильно сдирать с людей кожу. Вам не кажется, что, с точки зрения сенатора Соединенных Штатов, вы не совсем тот человек, которого следовало выбрать для подобного поручения?
– Меня выбрали вы, доктор Лектер. Вы сочли возможным говорить со мной. Вам хотелось бы поговорить с кем-нибудь другим? Или вы просто полагаете, что не способны помочь?
– Это звучит оскорбительно и неправдоподобно, Клэрис. Я не верю, что Джек Крофорд допустит, чтобы какая бы то ни было реальная компенсация добралась до этой камеры и ее обитателя… Возможно, я и соглашусь сообщить одну вещь, которую вы сможете передать сенатору. Но я действую строго по принципу «оплата при доставке». Может, я соглашусь в обмен на информацию о вас самой. Да или нет?
– Сначала послушаем ваш вопрос.
– Да или нет? Кэтрин ждет, не правда ли? Прислушивается к вжиканью ножа об оселок. Как вы думаете, что бы она вам порекомендовала сделать?
– Послушаем ваш вопрос.
– Ваше самое худшее воспоминание детства.
Клэрис набрала в легкие побольше воздуха.
– Быстрей, быстрей. Меня не интересует ваша самая худшая выдумка.
– Смерть отца.
– Расскажите.
– Он был полицейским, начальником отделения. Как-то ночью он застал на месте преступления двух домушников-наркоманов. Они выходили из аптеки-закусочной через черный ход. Когда он вылезал из своего пикапа, у него заело дробовик, и они его убили.
– Заело?
– Он затвор не задвинул до конца, а дробовик был очень старый, «Ремингтон-870», и у него патрон перекосило. Когда такое случается, дробовик не стреляет, приходится его разбирать. Я думаю, он задел бегунком затвора о дверь пикапа, когда вылезал.
– Он умер сразу?
– Нет. Он был очень здоровый. Он протянул целый месяц.
– Вы навещали его в больнице?
– Доктор Лектер… Да.
– Назовите какую-нибудь деталь из тех, что вам ярче всего запомнилась в той больнице.
Старлинг прикрыла глаза:
– Приходила женщина из соседней палаты. Пожилая. Одинокая. Читала ему наизусть последние строки «Танатопсиса»[41]. Думаю, она не знала, что еще ему сказать. Хватит. Теперь ваша очередь.
– Вы правы: обмен адекватный. Вы были откровенны, Клэрис, я всегда знаю, так ли это. Думаю, было бы замечательно узнать вас поближе в иных обстоятельствах, так сказать, в личной жизни.
– Quid pro quo.
– Кстати, о жизни. Как по-вашему, эта девушка в Западной Вирджинии физически была очень привлекательна?
– Она тщательно следила за своей внешностью.
– Не тратьте мое время на излишние увертки.
– Она была грузновата.
– Слишком крупна?
– Да.
– Убита выстрелом в грудь?
– Да.
– Вероятно, плоскогруда?
– Для ее роста и полноты – да.
– Но бедра широкие. Вместительные.
– Да.
– Еще что?
– В горле у нее обнаружили насекомое, специально помещенное туда. Об этом в прессе не сообщалось.
– Бабочка?
На мгновение у нее перехватило дыхание. Оставалось только надеяться, что он не заметил.
– Ночная, – сказала она – Пожалуйста, объясните мне, как вы могли это предвидеть.
– Клэрис, я намерен сказать вам, зачем Буффало Биллу нужна Кэтрин Мартин, а затем пожелать спокойной ночи. На данных условиях это будет моим последним словом. Вы можете сообщить сенатору Мартин, чего он хочет от ее дочери, и пусть она предложит мне что-нибудь поинтереснее… Или пусть ждет, пока Кэтрин всплывет где-нибудь в реке в один прекрасный день. Тогда сенатор убедится, что я был прав.
– Чего он от нее хочет, доктор Лектер?
– Он хочет сделать себе жилет с сиськами, – сказал доктор Лектер.
23
Кэтрин Бейкер Мартин находилась примерно шестью метрами ниже уровня подвала. Тьма вокруг, казалось, гремела от стука ее сердца, от ее громкого дыхания. Порой страх всей тяжестью давил ей на грудь – так охотник убивает попавшую в капкан лисицу, становясь ей на грудь ногами. Иногда Кэтрин могла заставить себя подумать. Она понимала, что ее похитили, но не знала кто. Она понимала – это не сон. В полной темноте ей был слышен едва уловимый звук смыкающихся век, когда моргала.
Сейчас она чувствовала себя лучше, чем придя в сознание в первый раз. Ужасное головокружение почти совсем прошло, воздуха хватало. Она могла сообразить, где низ, где верх, и у нее было довольно четкое представление о положении собственного тела.
Плечо, бедро и колено затекли от лежания на цементном полу. Значит, эта сторона была низ. Верх был там, где ее укрывал тонкий стеганый матрас из грубой ткани, под который она забилась, когда в глаза ей ударил резкий слепящий свет. Пульсирующая боль в голове прекратилась, и единственное, что сейчас по-настоящему болело, – это пальцы левой руки. Она была уверена, что безымянный сломан.
На ней был стеганый комбинезон на молнии – чужой. Комбинезон был чистый, от него пахло душистым стиральным порошком. Пол, на котором она лежала, тоже был чистый, если не считать куриных косточек и кусочков овощного гарнира, которые ее похититель сбросил вниз некоторое время назад. Здесь, внизу, больше ничего не было, только матрас и пластмассовое ведро для испражнений; к его ручке была привязана тонкая веревка. На ощупь она казалась обычной кухонной бечевкой и уходила в темноту высоко, выше, чем Кэтрин могла дотянуться.
Ничто здесь не мешало свободе передвижения, только вот двигаться было некуда. Пол, на котором Кэтрин лежала, был овальный, площадью метра два на три, в центре – небольшой сток. Пол явно представлял собою дно глубокой закрытой шахты, гладкие цементные стены которой плавно сужались, уходя вверх.
Какой-то шум наверху или это сердце так стучит? Шум наверху. Теперь шум слышался совсем ясно, прямо над головой. Темный тайник, в котором сидела Кэтрин, находился в той части подвала что прямо под кухней. Вот звук шагов по кухонному полу, вот льется вода. Вот явно собачьи коготки скребут линолеум. Потом ничего, до того момента пока бледный диск желтоватого света не возник над откинутой дверцей в крышке колодца – в подвале зажглось электричество. И вдруг ослепительный свет вспыхнул и в шахте, но на этот раз девушка поднялась и села в его яростных лучах, укрыв ноги матрасом, полная решимости осмотреться. Закрыв лицо руками, она пыталась глядеть сквозь пальцы, давая глазам привыкнуть к свету; тень ее плясала по стенам в лучах прожектора, опущенного на проводе в устье шахты высоко над головой.
Она отпрянула, когда пластиковое ведро дернулось, приподнялось и поехало вверх на тонкой веревке, медленно вращаясь и раскачиваясь, поднимаясь все выше к свету. Пытаясь проглотить страх, она поперхнулась – слишком много воздуха попало в легкие, но все же сумела выговорить:
– Мои родные заплатят. Наличными. Мама сразу заплатит, без вопросов. Вот ее личный… Ой! – Какая-то тень, трепеща, слетела сверху: всего лишь полотенце. – Вот ее домашний телефон: 202…